– Вот! Зато когда пришла пора идти на Рейн и маршировать по улицам Берлина, они побежали к Варшаве. Оказывается, они лишь петь умеют, а умирать за Польшу не хотят. Только там, где мы, призванная из запаса шляхта, составляли большинство, Войско Польское сражалось со славой. Как на Вестерплятте и на Бзуре.
– Но… – попытался возразить Марек, но был прерван взмахом руки разошедшегося Жепы.
– Только мы, истинная соль польского народа, потомственная шляхта должны иметь права голоса и управлять государством. Об этом мы не раз разговаривали с паном директором еще до войны, – добавил он свой неотразимый аргумент, – и я нашел подтверждение правильности наших взглядов в журналах потомков. Там совершенно правильно написано, что только небольшая часть народа состоит из интеллигентных, имеющих правильные взгляды на жизнь, самостоятельно мыслящих людей. Остальные – хлопы, быдло уже по своей натуре. Они с удовольствием подчиняются любому начальству и поэтому должны слушать нас… – новые откровения Збигнева прервал вошедший подпоручик Гайос, объявивший, что обед уже готов. Сразу прекратив свою речь, Збигнев буквально побежал в столовую.
Черное море. Побережье Грузии.
Лиза Евсеева, гражданка РФ
Грести… Не спать… Правым… Левым… Еще… Не спать, Елизавета Андреевна, не спать… Нельзя спать. Дашуньке можно, а тебе нельзя! Эти, которые стреляли, они могут… через границу. Сейчас нас потеряли, но могут, и будут, искать. В прибрежных оврагах, спящих… А там пусто. Мы плывем. Гребем. Немного совсем осталось. Боже, как спать хочется… И руки болят. Плечи… Терпи, Лиза, терпи… Нельзя спать. Опусти руку в воду. Она морская, соленая, прогонит сон… А‑ув‑ва! Как больно! Мазохистка чертова!..
Правым… Левым… От пещеры до реки пятнадцать километров было. А там уже рядом… Сколько прошли? Три часа гребем. Должны были уже дойти. Где же эта река? Неужели пропустила? Нет, не могла. Я же не спала ни минутки! Нельзя спать. Заснешь – выбросит на берег. Или унесет обратно в Турцию. Нет, не спала… Наверное, медленнее идем. Сил нет… Надо… Не спать… Нет, теперь не засну. Руку так жжет! Бинты мокрые, солью прямо на мясо. Не заснешь. Это хорошо. Догребу. Совсем немного осталось… Главное – не уснуть. Нельзя. Никак нельзя…
Дашуньке можно. Спи, девочка моя, спи… Ты у меня молодец, гребла всю дорогу, и не заплакала ни разу. Папа будет тобой гордиться. Вот увидишь… Спи, маленькая… Нет, мама тоже не плачет. Это брызги… С весел летит… Мама не плачет… Водичка в глаза попала… И весло стало такое тяжелое… руки отнимаются… Как тогда, в Тольятти… Ничего… Ты спи, доча, мама справится… Мама обязательно справится… Тут совсем немного… Только глаза закрываются… Нельзя… руку в воду… И вторую… Не спать, Лиза, нельзя спать… Надо грести… Правым… Левым…
Почему море поворачивает? Море не должно поворачивать. Там, наверное, бухта. Очередная бухта. Может пристать? Вылезти на берег, поспать. Здесь уже далеко, не могут же за нами гнаться до самого Батуми. Сейчас выйдем напротив, посмотрим. Наверное, не стоит… Черт, сносит! Отлив, наверное. Грести… Грести… Правым… Левым… Правым… Левым… Еще левым… Заглянуть. Какая странная бухта. А где берег… Дашунька! Это река. Река! Мы дошли!!! Еще километр. Или два. Совсем мало…
Куда? Ближе к берегу, но куда?! Островок? Обойти. Справа, чтобы не было видно с моря. Хотя, здесь уже не рискнут… Дальше? Еще немного. Город виден. Или это деревня? Домики какие‑то маленькие… Неважно… Какая разница?.. Там Россия… То есть Грузия, но теперь это то же самое… Поворачиваем. Наискосок. Вон за те камни, там должен быть песчаный берег… Туда… Туда… Левым… Левым… Левым… Двумя…
Берег!.. Всё!.. Ой, как мокро! Черт с ними, со штанами, высохнут! Дашунька! Просыпайся, девочка!.. Мы приплыли! Слышишь, мы приплыли! Сейчас! Надо вытащить байдарку. Я знаю, что больно, доченька… Сейчас мама тебе ручки перебинтует. У нас еще есть сухой бинтик… Черт, последний! Ничего, Дашеньке хватит. Сама потерплю. Сейчас, я тебе ручки обмою, чтобы соль смыть. Потерпи…
Ребята, не поможете разобрать байдарку?.. Спасибо!.. Вот тут надо муфту сдвинуть. И тут. И вот здесь потянуть… Вот так… Не могу сама, сил не хватает… Спасибо… Сейчас… Вот, в упаковку… Нет, это я в рюкзак уберу… Донести поможете? Спасибо! Куда?.. Не знаю… А где здесь деньги меняют?.. У меня евро… И лиры турецкие… Русских рублей совсем мало… Байдарку могу продать. Она мне больше не нужна… Кто я?.. Человек. Лиза… Какой смешной парень… И форма на нем смешная… Старомодная такая… Еще один… Есть документы… Куда? В милицию? Конечно! Наверное, мне туда… Мне надо мужа найти… Нет, много не надо… Моего мужа… Егора… На машине? Как здорово! Только вместе с дочкой!.. Дашунька, ты где? А, да, поехали… Вы, это, везите, а я пока посплю, вот!
Прибалтика. Один из портов СССР.
Алекс Лаго, капитан трампа «El Zorro Polar»[54]
В порту всё также продолжалась суматоха. Прибывающих судов стало поменьше, но они еще были. К тому же и ранее прибывшие никуда не делись. Часть, правда, уже отчаливала, но самые счастливые и самые упорные ждали своей очереди на погрузку. А кое‑кто уже и дождался. Алекс с завистью проследил за тем, как небольшой, по меркам будущего, портовый кран с натугой тащит контейнер из трюма с трудом поместившегося у причала контейнеровоза. «Хорошо, что маленький, всего то Handysize Class» – усмехнулся Лаго, представив стоящий в порту гигант Е‑класса[55]. Радовало то, что его судно на фоне всего этого безобразия совершенно не бросалось в глаза. А значит, никем не мог быть опознано, как корабль из системы «Полупериметр»[56], предназначенный для подачи сигнала на пуск подводным лодкам в чрезвычайных обстоятельствах. Следовательно – они могли продолжать свою службу.
Показав на проходной утомленному пограничнику документы, Алекс вышел на улицу, ведущую к центру городка. Вновь идя по улицам, он внимательно вглядывался в окружающее. Не для обнаружения слежки, пусть он и проверялся по усвоенной годами привычке, нет. Просто хотелось понять, что же за люди жили… вернее живут здесь, в этом небольшом, но важном порту. Почему сейчас они так вежливо здороваются со знакомыми и уступают дорогу военным патрулям, а тогда, в неслучившемся сейчас прошлом, по приходу немцев, убивали тех же соседей и стреляли в спину солдатам? Почему? Что заставило их переходить на сторону нацистов, воевать с властью, сидя в лесах. А позднее, после распада Союза еще и гордится этим, старательно подчеркивая «свою борьбу против коммунизма»? Обходя при этом то, что в СССР этим республикам шли огромные преференции, что здесь строили ранее не существовавшие предприятия, дороги и школы, что годы ненавидимой, как они уверяли, ими власти жили намного лучше тех же крестьян Нечерноземья или Сибири? Он рассматривал прохожих и ничего, кроме какого‑то затаенного напряжения, а у многих и страха, не замечал. Да и военных на улице что‑то прибавилось. Как и небольших, смешных фургончиков на базе «полуторки» с надписями «Овощи» и «Мясо». По ассоциации он припомнил книгу одного знаменитого писателя с говорящей фамилией, который любил вспоминать о сотнях миллионов репрессированных в довоенном Союзе. «Помнится, у него в книгах встречалось нечто похожее. Неужели кто‑то из „органов“ проявил склонность к черному юмору? Хотя, „товарищ Лапиньш“, если вспомнить мемуары, может, что да, то да». Словно по заказу, на углу улицы, на которую он должен был выйти, стояла оклеенная разнообразными афишами и газетами тумба. Алексей неторопливо, стараясь не спугнуть остановившихся у нее аборигенов, подошел и начал читать, одновременно прислушиваясь к завязавшемуся разговору. Первое же объявление объяснило ему многое. Отпечатанное большими, прямо‑таки бросающимися в глаза, буквами объявление по‑русски и на местном языке оповещало, что введенное в связи с провокационными действиями германских вооруженных сил военное положение сохраняется на неопределенное время в связи с произошедшими событиями. Беседа прохожих оказалась не менее интересной. Говорили они не по‑русски, но и этот язык Лаго знал отлично.
