Под вечер раздался пронзительный звонок в дверь. Я выбежал в кухню и сквозь жалюзи увидел, что к нашему дому подъехал зеленый «мерседес». Ларс, как вышколенный шофер, держал раскрытой заднюю дверь; из машины вышли две молодые женщины. В дверь звонил Саша.

Подруг близнецов мы раньше никогда не видели; очевидно, они были из хороших семей, как и водится. Криста чрезмерно восторженно поздоровалась с нежданными гостями, при этом она бесцеремонно смерила взглядом молодых женщин. Знакомясь, я узнал, что девушку с пепельными волосами зовут Сузанна, а черноволосую Нина. Обе были смущены; возможно, близнецы привезли их сюда против их воли — может быть, лишь для того, чтобы наконец представить Кристе.

Когда все четверо уселись в мягкие кресла в гостиной, нелепость ситуации стала очевидной: передо мной два молодых человека со своими красивыми подругами ждали, пока я начну их развлекать.

Девушки были в дорогих модных, но скромных одеждах; может быть, раньше им не приходилось бывать в доме рядовой застройки.

— Вам надо было предупредить меня заранее по телефону, — сказала Криста. — Я не рассчитывала на четырех дополнительных едоков.

— Мы пришли не ужинать, — возразил Ларс, который выглядел еще более юным, чем его брат. — Полчаса назад мы еще сами не знали, что окажемся здесь. Так что не беспокойся, мы не умираем с голода. Мы пришли, чтобы представить вам Нину и Сузанну, и не станем задерживаться. В последние дни у нас было много дел. Неожиданная смерть чревата неожиданными осложнениями.

Саша только кивнул головой в подтверждение слов своего брата, а я пытался представить, какие осложнения мог иметь в виду Ларс. Я хотел спросить его о судьбе завода, но он сам продолжал:

— Наша мать теперь окончательно переедет во Францию. Как говорится, снимается с якоря, но городскую квартиру для нас сохранит. Мать говорит, что задыхается здесь, что во Франции политический климат лучше. Она уедет, когда все будет улажено. Она мечтает уехать, очень мечтает, говорит только об Авиньоне.

Ирония в его голосе, да и тот факт, что отъезд легко осуществить, имея деньги, действовали мне на нервы.

— Виллу сдадут в аренду, а может, и продадут за бесценок, — добавил Саша и усмехнулся.

— А завод? — спросила Криста.

— Завод?

Ларс запнулся, обоим братьям этот вопрос был неприятен. Они переглянулись и кивнули друг другу.

— Решено, почти уже решено, тетя Криста, что мы его продадим, — ответил Ларс. — Наша мать в душе тоже с этим примирилась. Она заявила, что завод ее больше не интересует, что она хочет умереть в Авиньоне и там же быть похороненной. В ближайшие дни состоится оглашение завещания адвокатами и нотариусами, до того наша мать останется в городе. Мы не знаем в точности, как распорядился отец, но хаоса в делах он нам не оставит. Во всяком случае, завод работает сейчас так, будто отец с утра до вечера сидит за своим письменным столом.

— Небольшое для вас утешение, — сказал я.

— Смерть нашего отца была ошибкой, явной случайностью, — сказал Саша. — В этом мы все больше и больше убеждаемся.

— Случайностью? Ты имеешь в виду преступление против твоего отца? Разве может идти речь об ошибке? — возмутилась Криста.

— Смерть нашего отца бессмысленна, абсолютно бессмысленна. У нас была долгая беседа с компетентным лицом, начальником уголовной полиции, для него это тоже загадка. Полиция всегда в тупике, если не находит мотива для преступления. Знаете, господин Вольф, — сказал Саша, посмотрев мне прямо в глаза, — просто нет никакого мотива, и поэтому, как считают следственные органы, смерть нашего отца была случайностью, недоразумением. Отца если и не любили, то все-таки глубоко уважали. Он был удачлив и справедлив.

— Удачливым завидуют, — заметил я.

— Нашим отцом восхищались, ведь успех — единственное, что убеждает людей. Таков был девиз отца.

Меня удивляло, насколько холодно и по-деловому эти молодые люди говорили о своем отце, так, будто убийства и не было.

— Хорошо, пусть так, пусть это была ошибка. Но кто же тогда совершил эту ошибку? — спросил я.

Прежде чем Саша смог ответить, Нина и Сузанна встали и подошли к двери на террасу.

— Какой у вас прекрасный сад, просто загляденье, — сказала Нина. — Я в полном восторге.

— Буря его здорово потрепала, — заметил я.

— И вообще здесь все как в деревне, — сказала Сузанна. — Только вот куча навоза у вашего соседа дурно пахнет.

— Бывает, но не всегда. Во всяком случае, мы знаем: куча воняет к перемене погоды.

Обе женщины снова сели, растерянно глядя по сторонам. Может быть, они чувствовали себя неловко в непривычной для них обстановке, может быть, им хотелось уйти, но они не знали, как это сделать.

— Теперь мы долго не увидимся, — сказал Ларс Кристе. — Завод, университет, нам надо продумать, во всем разобраться, но в любом случае мы дадим о себе знать.

Я украдкой рассматривал всех четверых: с близнецами я был знаком уже немало лет, считал их честными и славными ребятами. Они и сами знали себе цену, благодаря своему отцу они имели вес в обществе; их спутницы производили впечатление статисток. А их мать, гранд-дама, как все ее называли, сбежит во Францию, где и собирается умереть. Господа сыновья больше всего боятся своего наследства, как лавины, которая погребет под собой все. Возможно, я просто завидовал их невозмутимости, а может быть, и их деньгам, которые позволяли им быть столь невозмутимыми.

— А что с заводом? — еще раз спросила Криста.

— Мы не станем из-за него портить себе будущее, — ответил Саша.

Я облегченно вздохнул, когда они наконец ушли. Женщины попрощались кивком головы, близнецы подали нам руки.

Потом я помог Кристе приготовить на кухне ужин. Она была целиком поглощена этим занятием и упорно молчала, поэтому я спросил:

— Ты поняла, зачем они приходили?

— Старая привязанность, не более того, — ответила она. — Я так понимаю: оба они теперь остались одни, эти их подруги просто эрзац. Близнецы одиноки, я думаю, что их мать поступит жестоко, оставив их здесь одних. В конце концов, они еще дети, хотя ростом и больше ста восьмидесяти.

— Но ведь они обычно живут врозь — один в Мюнстере, другой в Бонне.

— Это дело другое. К тому же с адвокатами и нотариусами они не могут разговаривать так, как со мной. Адвокаты хотят только подзаработать. Будут уговаривать ребят продать завод, ведь на продаже они сейчас заработают больше всего.

— Собственно говоря, их дела тебя не касаются, — сказал я. — И я только боюсь, что нас могут впутать во что-то такое, что не имеет к нам никакого отношения. Ты была няней, не больше и не меньше. Пойми же это наконец.

— Я была няней, да, и горжусь этим, ведь это я их воспитала, а не кто-то другой, не гранд-дама. Это сближает сильнее, чем ты можешь себе представить. Молодые мужчины привязаны к своим няням, так было всегда. У их матери никогда не было времени, она не пропускала ни одной вечеринки и так была занята своими воображаемыми болезнями, что вокруг ничего не замечала. А если что и замечала, то бежала на несколько недель на Юг Франции. Было бы у нее побольше времени для своих детей, и я была бы не нужна.

У Кристы пылало лицо, да, сейчас она чувствовала себя матерью.

Что мог я на это возразить? Я стал накрывать на стол.

Я поехал на Борзигплатц, чтобы сфотографировать несколько отреставрированных старинных зданий на самой площади и на разбегавшихся от нее звездными лучами улицах: детали орнамента, лепнина, оконные арки и карнизы, входные двери и задние дворы, все это для фотоальбома, на который я несколько недель назад подписал договор. Я был весь поглощен работой. Стоял ясный, но не слишком солнечный день — лучшего освещения для художников и фотографов не найдешь; я не жалел времени для определенных мотивов, используя разные объективы, фокусировку и диафрагмы. Я делал также снимки, которые не имели прямого отношения к полученному заказу, но которые, как я знал по многолетнему опыту, могли пригодиться для других целей. Случайные снимки всегда находили спрос.