— Это ужасно, — пробормотал Гаген. — Мои худшие опасения сбываются. Материнские черты сказываются в нем.

— Я отправился на медицинский факультет, чтобы навести какие-нибудь справки о Леоне, — продолжал Милош, — и там мне сказали, что приятелем его был некто де Фламаган, известный негодяй. Этого Фламагана я нашел, наконец, в Клозери де Лила танцующим канкан. Я заговорил с ним и, как мне кажется, понравился ему. Тогда я завел разговор о молодом Брассаре, и он вскричал полусердито, полупрезрительно: «О, вы тоже знаете этого мошенника?»

— Погоди, Милош, — перебил Гаген рассказ своего верного слуги. — Разузнал ли ты у него что-нибудь о Леоне?

— Нет, ваша светлость.

Наступило непродолжительное молчание. Гаген был заметно огорчен, но скоро взял себя в руки.

— Почему же этот Фламаган назвал своего бывшего приятеля мошенником? — спросил он.

— Потому что тот отбил у него возлюбленную, одну танцовщицу.

Снова наступило молчание.

— И что же, старый Брассар терпит теперь нужду? — спросил Гаген.

— По-видимому, да, ваша светлость.

— До него не доходило никаких известий о молодом Брассаре?

— Нет, никаких. Ни от него, ни от Фламагана мне не удалось узнать ровно ничего. Но в Лионе я встретил брошенную Брассаром танцовщицу Рейнету, ту самую, которую он отбил у своего приятеля, и она высказала предположение, что Леон отправился в Вену, чтобы продолжить свои занятия и в совершенстве изучить немецкий язык, хотя он и без того хорошо владеет им.

— Что она еще говорила?

— Ничего хорошего, ваша светлость. Леон бросил ее, обрек на нужду, а сам скрылся, и следы его затерялись. Рейнета утверждала, что он наверняка переменил имя и носит теперь немецкую фамилию.

— Так-так, — произнес Гаген, как видно, очень взволнованный. — Сведений немного, и все самого дурного свойства. Что ж, этого надо было ожидать…

— Я привез его векселя от парижских банкиров, ваша светлость, — продолжал Милош, вынимая из кармана кожаный бумажник и протягивая доктору.

Тот равнодушно принял его и, даже не взглянув, небрежно бросил на стол, хотя там была огромная сумма.

— Милош, — задумчиво спросил он, глядя на своего слугу, — могу я рассчитывать на твою преданность?

— Я готов пожертвовать жизнью ради вашей светлости, — искренне ответил Милош.

— Я знаю это, — сказал Гаген. — Ты не раз доказал мне свою верность на деле. Теперь у меня новое поручение. Оно потребует от тебя ловкости и хитрости, которых тебе также не занимать. Прежде всего, предстоит сделать вид, что ты меня не знаешь. Ты станешь писать мне, а приходить лично — только тогда, когда это можно будет сделать совершенно незаметно. Запомни, это очень важно.

— Слушаюсь, ваша светлость.

— Ты никогда, никому не должен упоминать моего имени и титула. Здесь все, даже моя экономка, знают меня только как доктора Гагена.

— Я не забуду этого, ваша светлость.

— Поручение мое заключается в следующем, — сказал Гаген, понижая голос. — Мне необходимо знать, что происходит в замке неподалеку отсюда. Хозяйка замка, графиня Варбург, нуждается в лесничем и егере, так как прежний арестован.

— Понимаю, ваша светлость.

— Ты отправишься туда завтра же и наверняка получишь это место, потому что ты молод, ловок и хорош собой. Но необходимо устроить так, чтобы жил ты не в домике лесничего, а в самом замке. И там объектом твоего самого пристального внимания должны стать две особы: графиня и ее управляющий фон Митнахт.

— Понимаю, ваша светлость.

— Ты должен только наблюдать за ними и время от времени доносить мне о том, что заметишь. О цели моего поручения ты узнаешь позже и поймешь, для чего это необходимо.

— А мое имя, ваша светлость? Мои бумаги?

— Назови себя Францем Милошем, тем более что это твое настоящее имя, которое здесь никому неизвестно. Точно так же и с бумагами — никто на них не обратит внимания. Тебе все-таки лучше остановиться в гостинице — отправляйся туда прямо сейчас. Ночь проведешь там, а завтра рано утром пойдешь в замок.

— Я все понял, ваша светлость. Разрешите идти?

— Подожди еще минуту.

Гаген подошел к письменному столу и, выписав чек на пятнадцать тысяч франков на одного из своих парижских банкиров, сопроводил его следующим письмом:

«Мой дорогой старина Брассар! Получите деньги по приложенному к письму чеку у банкира Фульда, это мой долг Вам. Не отказывайтесь, я хочу, чтобы Ваша старость была безбедной. Зайдите к моему знакомому, глазному врачу Мэндрину, передайте ему мой поклон и просьбу вылечить Ваши глаза. Надеюсь, что при встрече найду Вас в добром здравии.

Расположенный к Вам…»

Вместо подписи следовал знак, которого непосвященный не мог бы понять.

Гаген вложил чек и письмо в конверт и написал адрес:

«Г-ну Брассару, улица Гренель, дом 14. Париж».

Запечатав конверт, он протянул его Милошу, который снова завернулся в свой плащ.

— По пути в гостиницу ты встретишь почтовое отделение. Отправь оттуда это письмо.

Милош взял свою шляпу, чемодан и, поклонившись Гагену, поспешно вышел.

Оставшись один в кабинете, Гаген несколько мгновений пребывал в задумчивости.

«Какое горе! — размышлял он. — Боюсь, что этот юноша принесет мне еще больше горя и мучений, чем я терпел до сих пор. Но что бы там ни было, он — мой сын, плоть от плоти моей… Дай Бог, чтобы не случилось чего-нибудь похуже этого первого удара, который обрушился на меня так внезапно».

На следующее утро Гаген отправился проведать Бруно. Состояние здоровья молодого человека улучшалось с каждым днем. Скоро он мог оставить госпитальную палату.

Бруно уже знал обо всем, что случилось с Лили. Гаген недавно рассказал ему о бедственном положении девушки. Очень возможно, что горячее желание помочь ей и ускорило выздоровление.

Итак, Гаген нашел Бруно в отличном состоянии. Рана зарубцевалась. Прежде всего, молодой человек выразил горячее желание тотчас же, как только выйдет отсюда, отправиться в заведение Святой Марии, чтобы навестить Лили.

Конечно, следовало бы еще немного повременить с подобной поездкой, потому что малейшая простуда могла дать тяжелые последствия, но Гаген понимал, что удерживать юношу бесполезно. Не в состоянии освободить свою дорогую Лили, он хотел, по крайней мере, утешить ее своим посещением.

За время болезни он еще больше сдружился с Гагеном, неутомимые заботы которого ускорили его выздоровление, и всей душой привязался к этому загадочному человеку, несмотря на значительную разницу в возрасте. Со своей стороны Гаген отвечал ему полной взаимностью.