Методы и каналы русификации предусматривались многообразные. Главные из них суть:

В связи со школьными реформами 1958 г. был принят закон, согласно которому изучение национального языка и обучение на национальном языке в национальных школах считались делом добровольным. От родителей зависело, в какую школу русскую или национальную — отдать своих детей. Родители также решают, на каком языке в национальной школе должно вестись обучение — на русском или родном языке. Разумеется, родители, думая об успешной карьере своих детей и хорошо зная, что дорога «наверх» идет через русскую школу, отдают детей туда.

В словарный фонд национальных языков намеренно щедро вносятся русские слова и русская терминология, несмотря на наличие в этих языках соответствующих эквивалентов. Даже русское но вое словообразование с связи с развитием техники предлагается включить в национальный язык, хотя национальное словообразование сразу дало бы понять, о чем речь (например, «вертолет», «пылесос», «телевидение» и др.).

3. Массовая колонизация славянским населением Туркестана и Кавказа с установкой создания там славянского большинства в общем национальном составе республик.

Такая практика русификации нерусских языков началась еще при Сталине, но широко проводилась в эру Хрущева. Поэтому неудивительно, что, например, по данным специалистов, в тюрко-татарском словаре за 1958 г. в два раза больше русских слов, чем это было в словаре 1929 г., а в узбекском словаре зарегистрировано за тот же период около 20 процентов слов русского происхождения. С тех пор процесс русификации национальных языков развивается стремительно и в более широком масштабе. Энтузиазм русификаторов в области литературы порой принимает уродливые формы, граничащие с нелепостью. Москва, например, не разрешает литераторам национальных республик переводить на родной язык иностранных классиков с языка оригинала, т. е. они должны переводить их с русского перевода (совсем недавно азербайджанцы перевели Гете на свой язык с русского перевода).

Против такой практики переводов иностранных книг выступают даже сами русские авторы. Так, в Казахстане русский критик В. Лобин дал уничтожающую характеристику таким переводам, когда писал: «Переводить иностранных писателей, труды иностранных ученых с русских переводов на казахский язык — это все равно, что получать масло из молока, прошедшего через сепаратор». Правительственная газета «Известия» оказалась настолько задетой этим выступлением русского человека в защиту нерусских языков, что назвала его дерзкой «вылазкой против великого русского языка» («Известия», 28. 12. 1963).

Были случаи, когда и сами националы выступали в защиту чистоты своих языков (в том же Туркестане, см. «Партийная жизнь Казахстана», № 9, 1959). В Грузии даже создали в явочном порядке специальный «Комитет за чистоту национального языка». Те же «Известия» не замедлили подвергнуть грузинскую инициативу разгромной критике с чисто великорусских позиций, чтобы другим нерусским народам неповадно было подражать грузинам (см. «Известия», 24. 9. 1963). Сейчас, почти через четверть века, известный советский писатель, пишущий по-русски и по-киргизски, Чингиз Айтматов поведал внешнему миру, как развивается киргизская национальная культура. Он заявил: «Не надо изображать дело так, что в наших национальных сферах все решено и нет никаких проблем… Размышлять надо о том, насколько глубоко и демократично развивается национальная культура, национальное самосознание… Русский язык — великий, но это не означает, что не надо обращать внимание на внутренние закономерности другого национального языка и привносить в него, в частности, из русского то, что можно не привносить. Курьезным фактом в этом смысле являются названия двух областных газет, выходящих на киргизском языке — одна из них называется ''Исык Кол правда-си'', а другая ''Нарын правда-cи''... Меня это глубоко оскорбляет. Что же это за народ с тысячелетней историей, у которого в языке отсутствуют слова ''правда'', ''истина'', ''справедливость''. Кому нужно такое коверканье русского языка и унижение киргизского, в котором только синонимов понятия ''правда'' насчитывается около десяти». («Литературная газета», 31.8.1986).

То, чем возмущается здесь Айтматов, однако, было и остается «генеральной линией» партии в языковой политике. В эпоху Хрущева партийные философы выдвинули даже совершенно новую идею в отношении дальнейших перспектив развития национальных культур народов СССР. В основе новой идеи лежал тезис: нерусские народы могут создавать свою национальную культуру на русском языке. Так, журнал «Вопросы философии» утверждал, что потеря родного языка не означает для нерусских народов, что они лишаются тем самым возможности творить свою национальную культуру. Успехи языковой русификации среди малых народов СССР выдавались как предвосхищение перехода на русский язык культуры и литературы наций союзных республик. Журнал писал: «У нас в СССР имеются факты, когда многие племена, народности и небольшие нации используют русский язык для развития своей национальной культуры» («Вопросы философии» № 9, 1961). В этой связи журнал назвал народы, которые начали создавать национальную культуру и литературу на русском языке: карелы, удмурты, марийцы, коми, мордва и осетины.

Если в школах к литературе партия применят прямые и открытые методы русификации, то существуют сферы, где она прибегает к косвенным и скрытым методам для достижения той же цели:

массовая миграция славянского, преимущественно русского, населения в нерусские республики;

новостройки — заводы, фабрики, совхозы — в национальных республиках создаются со смешанным «интернациональным» контингентом рабочих из разных народов, чтобы они между собой вынуждены были говорить по-русски;

3) в армии нет национальных формирований не только из-за недоверия к националам, но еще и для того, чтобы смешивая национальных солдат с русскими, поставить их в условия необходимости изучить русский язык;

4) места заключения (тюрьмы, лагеря, ссылки) тоже являлись и являются «школой интернационального воспитания» наций на русском языке. В 1959 г. Хрущев захотел узнать, каких же успехов достигла политика «интернационализации» на русской основе за сорок с лишним лет существования советской империи. В том году была проведена, впервые после 1926 года, Всесоюзная перепись населения СССР, где специально был поставлен вопрос о том, как велик процент среди нерусских, считающих русский язык своим родным языком. Успехи языковой политики оказались скромными, если сравнить их с большими усилиями партии, с ее неограниченной властью. Так, если по переписи 1926 г., нерусских, признавших русский язык своим родным языком, было 6,6 миллиона человек, то в 1959 г. их стало 10,2 миллиона. Языковая ассимиляция чувствительно коснулась главным образом маленьких народов и народов, не имеющих своей территории. У более крупных народов ее успехи незначительны. Если брать союзные республики, то только среди славянских народов, живущих в городах со смешанным населением, число людей считающих русский язык своим родным языком, составило в 1959 г. от 10 до 15 процентов, среди балтийских народов и молдаван оно не доходило и до 5 процентов, в то время как во всех туркестанских республиках и Грузии этот процент ниже двух, а в Азербайджане выше двух. Среди армян, 44 процента которых живут вне Армении, считают русский родным языком 8 процентов. Разнообразной оказалась картина и в автономных республиках. В девяти из 17 автономных республик, где население живет компактной массой, процент националов, считающих русский язык родным языком, исчисляется от одного до пяти, а в республиках со смешанным населением он поднимается до восьми. Наибольший успех языковой ассимиляции отмечен среди народов, живущих в СССР без собственной территории, без собственных школ, без национальной литературы и искусства. Так, среди русских немцев 25 процентов признали своим родным язык русский, среди поляков 45 процентов, среди евреев — 78 процентов.