Когда, почувствовав себя крепче в седле власти, большевики перешли от своей «мусульманской» тактики к осуществлению стратегических целей коммунизма в мусульманских странах советской империи, то вновь прокатилась мощная волна повстанческого движения — на Кавказе, в Татарии, Туркестане; особенно широко развернулось новое басмаческое движение в Бухаре и Хорезме. В апреле 1922 г. в Самарканде повстанцы созывают объединенный Мусульманский Туркестанский Конгресс, который торжественно провозгласил создание Туркестано-тюркской независимой республики с полным восстановлением законов шариата (А. А. Росляков. Средазбюро ЦК РКП (б) /Вопросы стратегии и тактики/, Ашхабад, 1975, стр. 23–24). Почувствовав здесь реальную угрозу существованию своей власти, большевики быстро пошли на новые уступки. Решением ЦК от 18 мая и Среднеазиатского бюро ЦК РКП (б) от 20 мая 1922 г. были восстановлены ликвидированные накануне восстания шариатские суды и возвращены мечетям и медресе их только что конфискованное имущество (там же, стр. 25). При Наркомпросе было создано Главное вакуфное управление с отделами на местах. Во главе их были поставлены оплачиваемые государством духовные лица с правом дальнейшего содержания, расширения и даже учреждения новых вакуфов.
Советский историк пишет: «В этот период в Ташкенте впервые в истории края было создано Духовное управление («Махкам-и-шария»), которое возглавляли известные деятели ислама. Оно имело секретариат, отделы, решавшие вопросы связанные с наследством и бракоразводными делами, подготовкой, обучением и назначением служителей культа, религиозными учебными заведениями и т. д. Создание Духовного управления привело к объединению имамов, ввело в определенную систему их назначение и смещение, чего раньше не наблюдалось. Традиционно имамами избирались авторитетные лица квартала и прямо никому не подчинялись» (Саидбаев, «Ислам и общество», М., 1978, стр. 146–147). Советское правительство пошло на то, что в советских мусульманских республиках праздничным днем объявили вместо воскресенья пятницу. Секретарь ЦК компартии Узбекистана, впоследствии расстрелянный по процессу Бухарина и Рыкова Акмаль Икрамов откровенно признал в одном из своих докладов: «Меры, принятые советским государством по отношению к исламу и его организациям, были не уступкой, а тактикой партии» (А. Икрамов, «Избранные труды», Ташкент, 1972–1974, т. 3, стр. 301). Как будто это еще надо было доказывать! Эта макиавеллевская тактика несомненно оторвала от повстанческого движения определенную часть духовенства и большую часть народа. Причем оторвавшуюся часть духовенства большевики поставили на службу своих целей — 23 декабря 1923 г. большевики проводят т. н. «Вселокайское совещание» с участием всех мулл под лозунгом «Советская власть не противоречит исламу», потом такие совещания проводятся и в других районах Средней Азии (Саидбаев, стр. 148). «Братание коммунизма» с исламом кончилось к концу двадцатых годов. Началась эпоха методического и систематического искоренения ислама, физическое истребление мусульманского духовенства, национальной интеллигенции и даже тотального уничтожения национальных коммунистических кадров, как «обманно пролезших в партию» и «открыто якшавшихся с мусульманским духовенством». Отныне само словоупотребление «мусульманские народы» было признано криминальным. Величественные памятники мусульманского зодчества XIII–XIV вв. (Самарканд, Бухара) превращались в антиисламские музеи, сельские мечети превращались в склады или сносились. Но ислам живет и процветает. Даже больше. В мусульманских регионах Советского Союза происходит небывалое возрождение наиболее воинственно-аскетического, по существу религиозно-политического «братства» в исламе — суфистского движения, идеологией которого в виде тариката цементировались мюридизм на Кавказе и басмачество в Туркестане. Социальная база суфистского движения теперь шире — в нем участвуют не только крестьяне, но также индустриальные рабочие и интеллигенция. Этим, вероятно, объясняется и неожиданно резкое выступление Горбачева против ислама в Ташкенте. (Феномен суфизма и связь между исламом и национальным движением основательно исследованы в наше время в книгах: «Mystics and commissars», «Muslims of the Soviet Empire» by A. Bennigsen and S. E. Wimbush, London 1985.).
Саидбаев пишет: «Ислам выступает в качестве силы, объединяющей верующих и неверующих внутри одной нации и создающей чувство общности между представителями народов, в прошлом исповедовавших ислам… Нельзя не замечать этого, тем более, что оно проявляется в повседневной жизни» (Саидбаев, там же, стр. 193). Автор приводит дополнительные доказательства в пользу этого своего несомненно правильного, но для советского ученого весьма рискованного вывода: «Сохранению представлений об общности народов, исповедовавших ислам в прошлом, способствует и в наши дни ряд факторов. Все народы, в прошлом исповедовавшие ислам, говорят на родственных языках… (тюркская языковая семья)… Общность исторических судеб, социально-экономических условий существования выработала у всех этих народов сходные черты характера, психологии, обычаев и традиций. А этническая общность зачастую выступает под видом общности мусульман. Это чувство материализуется в распространенности национально-смешанных браков. В Средней Азии среди таких браков преобладают браки между представителями коренных национальностей региона и повсеместно редки браки женщин коренных национальностей с представителями немусульманских народов… В наши дни ислам не только объединяет верующих одной нации, но интегрирует ее верующую и неверующую части» (там же, стр. 193–194). Повсеместное соблюдение верующими и «официально» неверующими мусульманами обрядов, предписанных исламом, свидетельствует о полном фиаско атеистической пропаганды среди мусульманских народов. Так даже преуменьшенные данные советских социологических исследований в ряде районов Узбекистана показали, что число людей, совершающих мусульманские обряды в четыре раза превышает численность «официально» верующих. (А. Хасанов, «Роль общественных и прогрессивных традиций…», Ташкент, 1976, стр. 129). Обряд обрезания, который считается символом принадлежности к исламу, поддерживают в трех опрошенных районах Узбекистана -81,9 % населения («Модернизация ислама», М., 1968, стр. 74).
Беспрецедентным фактом во всей истории ислама надо признать появление женщины-мусульманки в мечети. Суннизм запрещает женщине быть имамом или даже посещать мечеть (как указывалось выше, этого запрета нет в Коране и женщины при Магомете с открытыми лицами посещали мечеть). Мусульманские женщины в Татарии выступили инициаторами открытия ранее закрытых мечетей. Они посещают мечети не только в Татарии, но и в Башкирии, в Астраханской, Ульяновской и других областях, а также в Москве и Ленинграде. Советский автор пишет: «За последние годы география эта значительно расширилась. Наряду с мужчинами женщины участвуют в богослужениях в мечетях Азербайджана… ряда областей и автономных республик РСФСР… в некоторых мечетях до одной трети общины составляют женщины… В Чечено-Ингушетии во главе мюридистских (сектантских) групп часто стоят также женщины, исполняющие роль тамады (шейха), чего раньше в исламе никогда не было… В настоящее время в Средней Азии и Казахстане женщины посещают мечети в дни религиозных праздников (Саидбаев, стр. 215–216).
В чем же секрет столь упорной, неистребимой живучести ислама? Саидбаев отвечает: «Благодаря простоте, устойчивости многие обряды и предписания ислама превращаются в привычки. Неоднократно повторяясь, они приобретают характер твердых жизненных потребностей, динамического стереотипа» (Саидбаев, там же, стр. 226). Но «динамический стереотип» сам объясняется социальным динамизмом ислама. Ислам возник в эпоху рабства и начавшегося раздела земель и образования латифундий. Ислам выступил как против рабства, так и против превращения земли в частную собственность феодалов. Другой видный советский правовед, посвятивший «реакционной сущности» шариата целую книгу, вынужден все-таки признать: «Общественно-политические, правовые и морально-этические нормы ислама осуждают рабство. Неслучайно в качестве одного из видов искупления греха шариат предлагает освобождение рабов» (Г. М. Керимов, «Шариат и его социальная сущность», М., 1978, стр. 213–214). Вынужден он констатировать и то, что шариат стоит за общественное владение землею и отрицает частную собственность на землю: «Шариат фиксирует отсутствие юридического закрепления частной собственности на землю… Мы находим в нем утверждение «Земля и небеса принадлежат Богу», «Блага земли не могут быть частной собственностью, они принадлежат всем»» (там же, стр. 214). Этой социальной концепции шариата коммунизм противопоставил «национализацию», при которой не только земля, но и все народное хозяйство в целом сделались собственностью не народа, не даже собственностью государства, а собственностью партии. Шариат с этим не мирился и не может мириться. В этом партия и видит «реакционность» шариата.
