«Ну и скользкий тип… — подумал Власов, вспомнив Милочку и непонятный разговор с ней. — Чего этот детина тогда меня испугался?..»

Валерий Фомич вдруг обернулся, словно почувствовав, что за ним наблюдают, и Власов увидел испуг на его лице. Константин Николаевич отвел глаза, ему совсем не хотелось ни здороваться, ни разговаривать с Валерием Фомичом. Администратор оборвал себя на полуслове и бросил трубку на рычажок.

«Только бы не подошел», — едва успел Константин Николаевич подумать это, как услышал шаги, и Валерий Фомич грузно опустился в кресло напротив Власова. Лицо у него было какое-то потерянное, жалкое, совсем не гармонирующее с его импозантной внешностью любимца судьбы. Он сидел молча, пристально и зверовато глядя на Власова, и Константину Николаевичу показалось, что администратор пьян. Молчание затягивалось. Власов сказал хмуро, раздражаясь оттого, что придется все-таки разговаривать с этим человеком:

— Здравствуйте, Валерий Фомич!

— Что вы все время ходите за мной? — не ответив на приветствие, хрипло спросил Валерий Фомич. — Решили сажать — сажайте! А то все следите и следите… Затравить хотите?! — Последние слова он выкрикнул так громко, что сам испугался. Молодые американки с любопытством посмотрели в их сторону.

«Ну и ну, — подивился Власов, настораживаясь, — тут непростой какой-то узелок… Что он, меня за оперативного работника принимает? И Мила ведь сказала: „Сразу видно, что милиционер“». — Константин Николаевич растерялся и лихорадочно соображал, как же ему поступить. Сказать, что он не тот, за кого его принимают? Но ведь этот жох недаром психует! Видать, прилично нашкодил.

— Даже не скрываете свою слежку, — уже потише, но таким же хриплым голосом продолжал Валерий Фомич. — В открытую за мной ходите. И эта ревизия во дворце — ваших рук дело… Что же вы меня травите, что же травите? — вдруг всхлипнул он. — Брали бы сразу.

Власов наконец вспомнил, где он видел администратора впервые. Ну конечно же, при выходе из управления, от Корнилова. Когда Власов подошел к дверям, часовой проверял документы у большого красивого мужчины. Такая приметная фигура — и как он сразу не вспомнил! Так, значит, им уже занимается милиция… «Ну что ж, — внутренне усмехнулся Константин Николаевич. — Задал я вам, Валерий Фомич, задачку!»

— Что ж вы молчите? — почти шепотом спросил администратор. — Когда это все кончится? Я понял, что вы за меня взялись, еще у вашего Корнилова. И потом, когда вы шли за мной с Литейного…

— Валерий Фомич, «ходить бывает склизко по камешкам иным…» Вы, наверное, знаете, что чистосердечное признание суд может посчитать смягчающим вину обстоятельством? — спросил Власов.

Администратор как-то странно дернулся, словно его свело судорогой.

— Завтра утром приходите в управление, на Литейный, четыре. В четыреста двенадцатую комнату. Пропуск вам будет заказан…

Валерий Фомич обреченно вздохнул, вынул из кармана белоснежный платок и медленно вытер им лоб. Лицо у него перекосило от страха. Он только прошептал:

— Ну вот… — поднялся и пошел к выходу.

«Ну и дела! — усмехнулся Константин Николаевич. — Пуганая ворона и куста боится!» Он не стал звонить жене в Москву, а поднялся к себе в номер и позвонил Корнилову.

— Валерий Фомич Морозов? — переспросил тот, выслушав Власова. — По нему давно тюрьма плачет. Хоть и проходит он у нас пострадавшим…

— Пострадавшим? — удивился Константин Николаевич.

— Ну да! У него ведь тоже «Волгу» украли!

Власов рассмеялся.

— Бывают же совпадения! Решил, что я за ним слежу… А оказывается, мы с ним «коллеги»!

— С вашим коллегой мы завтра разберемся, — мрачно сказал Корнилов. — Сам не придет — попросим. Я почему на него внимание обратил — живет шикарно! Явно не по средствам. Между прочим, просил я и ребят из ОБХСС приглядеться к этому хлыщу…

Когда утром на следующий день Власов пришел в управление, около кабинета Корнилова уже расхаживал Валерий Фомич. Он подобострастно поклонился Власову, еле слышно прошептал: «Здравствуйте».

— Ну так что, допекли бедного администратора? — сказал, улыбаясь, Корнилов, когда Константин Николаевич вошел к нему в кабинет. — Он к нам спозаранку прибежал… Правда, без чемоданчика.

— Сам он себя допек… — ответил Власов. — Ушлый дядечка. Умелец. Девицу хотел мне подсунуть. Подловить. Не умер бы он с досады, когда узнает, что я не тот, за кого меня принял…

— Не умрет. Да мы ему пока и говорить не будем. Пусть себе думает что хочет. Ну что ж, побеседуем с Валерием Фомичом? — Корнилов вызвал секретаршу. — Пригласите гражданина Морозова.

Валерий Фомич вошел, щурясь от яркого солнечного света, и осторожно сел на предложенный Корниловым стул. С минуту все молчали, потом Валерий Фомич тихо спросил:

— Товарищ Корнилов, я ведь сам пришел… С повинной, — сказал и оглянулся на Власова.

— Ну что ж, гражданин Морозов, — ответил Игорь Васильевич и нажал клавиш магнитофона, — пришли, так рассказывайте. Лучше поздно, чем никогда…

— Но вы расцениваете мой приход как явку с повинной? — с надеждой спросил Морозов.

Власов понял: администратор очень боится, что ему скажут — какая же это явка с повинной, когда вас уже арестовать со дня на день собирались…

— Расцениваем, расцениваем, — сказал Корнилов. — Но учтите, многое зависит от того, насколько полно и чистосердечно вы расскажете о своем преступлении.

Валерий Фомич жалко улыбнулся.

— Повинную голову и меч не сечет…

— Вы что, торговаться к нам пришли? — рассердился Игорь Васильевич.

— Я, собственно, не знаю, с чего и начать… — тусклым голосом заговорил администратор. — В позапрошлом году на стадионе проводилось эстрадное представление «Живые шахматы», — решившись наконец, тихо начал он. — Меня попросили помочь… — Он поднял голову. Посмотрел на Корнилова.

— Рассказывайте, рассказывайте, — ободрил его Игорь Васильевич.

— Собственно, я взял очередной отпуск и оформился администратором на этом представлении. Его повторяли трижды. Времени на подготовку мало, театральные кассы отказались билеты распространять. Тогда я пригласил студентов. Из шахматной секции медицинского института. Сказал, что это дело важное. Пропаганда шахмат, и все пошло быстро…

— На общественных началах студенты билетики распространяли? — не то уточнил, не то спросил Корнилов.

Валерий Фомич потупился.

— Да, на общественных началах. Я только в ресторан их сводил. Заплатил по счету двести тридцать рублей. Это можно проверить. Они подтвердят. — Он вздохнул глубоко, словно перед прыжком в холодную воду. — Им причиталась зарплата. Пять процентов от общей выручки… За три представления больше десяти тысяч. Десять тысяч девятьсот. Ведомости на каждого я не составлял. Отчитывался расписками. Будто бы от имени председателя шахматной секции…

— Кому вы сдавали эти расписки? — быстро спросил Корнилов.

— В бухгалтерию городского шахматного клуба…

— И в прошлом году вы проводили эти игры?

— Да. Но только одно представление. Билеты распространяли студенты пединститута. Я заработал четыре тысячи. И еще на разнице в стоимости билетов четыре…

Власов сидел угрюмый и злой, слушая, как распинается о своих темных делишках Валерий Фомич. И признается, и одновременно страшится этих признаний, стараясь свалить все на обстоятельства, на случай. Наконец Константин Николаевич не выдержал:

— Что же у вас получается? Не помню, как родился, не видел, как состарился, не знаю, когда умру!

Валерий Фомич весь сжался, словно его ударили, а Корнилов посмотрел на Власова с укоризной.

В двенадцать часов он сказал:

— На сегодня хватит, Валерий Фомич. Продолжите рассказ завтра следователю. А мне еще вашу «Волгу» искать надо. На студенческие денежки ее приобрели?

Морозов кивнул, словно собирался заплакать.

— Вы подождите в приемной. Надеюсь, понимаете, что мы должны задержать вас?

Морозов опять кивнул и вышел сгорбившись.

— Вот шкура! — в сердцах сказал Игорь Васильевич, когда за ним закрылась дверь. — А ведь приходил ко мне сквалыжничать из-за пропавшей машины! Сейчас передам его в ОБХСС, пусть занимаются. Ревизию во Дворце культуры ведь по их просьбе делали…