— Я достану книжку для чтения, — сказала она. — Сбегаю к мистеру Рэндолфу и что-нибудь выберу.
Она боялась, что ее остановят, заставят читать вслух Библию, но они оба, кажется, были довольны и сразу же отпустили ее.
Входная дверь в доме мистера Рэндолфа была не заперта. Здесь царила кромешная темнота и пахло затхлым еще похуже, чем у Троттер. Гилли попыталась включить свет. Бесполезно. Ну, конечно. Не все ли равно мистеру Рэндолфу, перегорела у него лампочка или нет? Спотыкаясь, она прошла по коридору туда, где, ей казалось, должна находиться гостиная, пошарила пальцем по стене, пока не наткнулась на выключатель. К счастью, лампочка загорелась — тусклая, ватт сорок, не больше, но хоть какой-то свет.
Вдоль стен тесной маленькой комнаты до самого потолка возвышались старинные книжные шкафы. А в них книги, сотни книг, в полнейшем беспорядке: сваленные стопками, перевернутые, наваленные одна на другую и даже втиснутые на полки корешками внутрь. Старые пропыленные книги. Трудно было поверить, что смешной маленький мистер Рэндолф действительно читал их. Интересно, давно ли он ослеп. Вот бы узнать, о чем он думает. Хорошо бы заглянуть за пустые белые глаза и понять, что за птица этот мистер Рэндолф, что он находит в этих книгах.
Она подошла к большой полке справа от двери, но почему-то было неловко прикасаться к этим книгам. Это все равно, что лезть в чужую душу. Постой-ка. А может, книги выставлены здесь напоказ? Может, мистер Рэндолф собирает их для того, чтобы казаться гением, а сам не может прочесть ни строчки. И проверить этого нельзя. Думают, он не читает, потому что ослеп. Так вот оно что. У нее отлегло от сердца. Теперь можно спокойно рассмотреть книги.
Читая названия, Гилли непроизвольно стала приводить полки в порядок. Попалось несколько томов энциклопедии. Сначала на букву "А" — «Аризона — Аяччо», потом на букву "М" — «Медузы — Многоножки». А где же другие тома? Беспорядок раздражал ее. На верхней полке она увидела том энциклопедии на букву "К" — «Кабаре — Кирка». Гилли подтащила старое кресло, поставила его к полкам и забралась на спинку. Приподнявшись на цыпочки, она оперлась о неустойчивые книжные полки, чтобы не упасть. С трудом дотянулась до толстого тома. Кончиками пальцев потянула его вниз и поймала на лету. Что-то зашелестело в воздухе и упало на пол.
Деньги. Гилли спрыгнула с кресла, едва удержалась на ногах и схватила с пола две бумажные купюры по пять долларов, упавшие с верхней полки из-за тома энциклопедии. Отложив книгу в сторону, она стала разглядывать старые измятые купюры. Именно теперь, когда деньги были ей так нужны. Слетели сверху, прямо ей в руки. Просто чудо. Правда, на десять долларов далеко не уедешь, но там, где они лежали, может быть, есть и еще. Она снова забралась на спинку кресла и, едва удерживаясь на ногах, встала на цыпочки. Безуспешно. Ей почти удалось достать до верхней полки кончиками пальцев, но опора была ненадежной — нижние полки так качались, что опираться на них — опасно.
На крыльце раздались тяжелые шаги. Открылась входная дверь. — У тебя все в порядке, детка?
Гилли чуть не свалилась с кресла. Она спрыгнула на сиденье, схватила том энциклопедии на букву "К" и с трудом засунула его на прежнее место, и как раз вовремя. Когда в дверях появилась Троттер, она уже успела спуститься на сиденье.
— Ты так задержалась, — сказала толстуха. — А тут мистер Рэндолф говорит, может, все лампочки перегорели. Ему от них все равно никакого толку, вот он и забывает.
— Здесь есть свет, — выпалила Гилли. — Не было бы, я бы давным-давно вернулась. У меня котелок еще варит.
— Я уже это слыхала, — сухо заметила Троттер. — Ну, нашла что-нибудь интересное для мистера Рэндолфа?
— Здесь одно барахло.
— Для одного — барахло, а для другого — сокровище, — сказала Троттер до отвращения спокойным голосом и подошла к книжной полке. Она сняла небольшую толстую книгу в кожаном переплете и сдула с нее пыль.
— Мистер Рэндолф, он стихи любит. — Она протянула книгу Гилли, которая все еще стояла на сиденье кресла. — Прошлый год я вот эту стала ему читать, да ты, наверно, сама понимаешь, — в ее голосе прозвучало смущение. — Не больно я мастерица читать.
Гилли слезла с кресла. Она все еще злилась на Троттер — какого черта она ворвалась сюда, — но хотелось узнать, какие же стихи любит мистер Рэндолф? Это была «Оксфордская антология английской поэзии». Гилли рывком раскрыла ее, но в полутьме не могла разглядеть ни слова.
— Пошли?
— Иду, иду… — раздраженно сказала Гилли. Она напряженно вытянула шею, — только бы ненароком не глянуть на том энциклопедии «Кабаре — Кирка», — и пошла следом за толстухой Троттер к ее дому.
— Что вы принесли? — У мистера Рэндолфа лицо было точно у ребенка, когда перед ним кладут завернутый подарок. Он сидел на самом краешке большого коричневого кресла.
— «Оксфордскую антологию английской поэзии», — пробормотала Гилли.
Мистер Рэндолф слегка повернул голову.
— Простите…
— Стихи, какие мы прошлый год читали. — Как всегда, Троттер говорила со стариком чуть громче обычного.
— Прекрасно-прекрасно, — сказал мистер Рэндолф, поглубже усаживаясь в кресло, его короткие ноги оторвались от потертого ковра.
Гилли открыла книгу. Перелистнула несколько страниц, пропустила всю эту муть вначале. Вот оно, первое стихотворение.
— «Песнь кукушки», — громко прочла она. Приятно хорошо делать то, чего не может ни один из них. Она посмотрела на стихотворение.
Веет летень теплотвор,
Кукуша кукует,
Зеленится луг и бор,
Всяка тварь ликует,
Кукуша кукует…
Стих был «с приветом».
— Минутку, — пробормотала Гилли, переворачивая страницу. «С мартиуса на аверель…» Пробежала глазами следующую… Потом следующую… «В тенетах пава бьется, а злой ловец смеется».
Гилли захлопнула книгу. Дуру из нее хотят сделать. Вон, мистер Рэндолф уже хихикает про себя.
— Это не по-английски! — закричала она. — Вы что, дуру из меня хотите сделать?
— Нет, нет, мисс Гилли. Ничего подобного. В начале антологии стихи напечатаны на староанглийском языке. Переверните еще несколько страниц.
— Хотите Вордсворта послушать, мистер Рэндолф, или наизусть скажете? — спросила Троттер.
— И то и другое, — сказал он со счастливой улыбкой.
Троттер подошла к Гилли, сидящей на табурете возле пианино, наклонилась над книгой.
— Я сама найду, — сказала Гилли, отдергивая книгу. — Дайте название.
— Уильям Вордсворт, — сказал мистер Рэндолф. — «Когда-то все ручьи, луга, леса…» — он сложил на груди маленькие руки, теперь его голос был не сдавленным и вежливым, а мягким и теплым.
Гилли нашла нужную страницу и стала читать:
…Когда-то все ручьи, луга, леса
Великим дивом представлялись мне;
Вода, земля и небеса
Сияли, как в прекрасном сне,
И всюду мне являлись чудеса.
Она остановилась, словно прислушиваясь к собственному эху.
— «Теперь не то…» — подсказал ей бархатный голос мистера Рандолфа.
…Теперь не то — куда ни погляжу
Ни в ясный полдень,
Ни в полночной мгле,
Ни на воде, ни на земле…
Откинувшись на спинку кресла, мистер Рэндолф стал вторить ей; их голоса слились:
Чудес, что видел встарь, не нахожу.
Так они и дальше читали. Он то благоговейно внимал, то вторил, и тогда голоса их сливались воедино.
Рожденье наше — только лишь забвенье.
Душа, что нам дана на срок земной,
До своего на свете пробужденья
Живет в обители иной…
Но не в бессильной немоте,
Не в первозданной наготе… —