В отличие от своего литературного альтер эго Геббельс весьма долгое время мог с полным правом считать себя оппозиционером по отношению к национал-социалистическому движению в том виде, в каком его замыслил Адольф Гитлер. Выступая на совещаниях и митингах, он высказывал прямо противоположные Гитлеру суждения, касающиеся большевизма, России и будущего партии; вместе со Штрассерами планировал изменения в партийном уставе, подразумевая, что Гитлеру вот-вот придется отойти от дел: «Мы будем навещать его раз в году и будем с ним очень любезны»[16]. Впоследствии, именно Геббельс станет инициатором того, чтобы «мелкого буржуа Адольфа Гитлера» вообще исключили из партии. Раскол в отношениях между Мюнхеном и северогерманской группировкой Штрассера становился все глубже с каждым месяцем. 14 февраля 1926 года Гитлер и другие партийные деятели, в том числе Геббельс, приняли участие в конференции в Бамберге, где Штрассер и его сторонники очутились почти в полной изоляции. Тем не менее они вступили в полемику с Гитлером и оказались буквально смяты, правда, не доводами, а эмоциями и напором.

Состояние Геббельса на тот момент можно было бы охарактеризовать одним словом – смятение. Ему, привыкшему к аналитическому подходу, было понятно, что Гитлер обходит многие вопросы стороной и говорит вещи, кажущиеся нелепыми. Но как говорит! Наивно было бы предполагать, что человек, привыкший агитировать других, сам сразу и безоговорочно поддался чужой пропаганде. Скорее, он интуитивно почувствовал, за кем сила. Дальнейшие события наглядно продемонстрировали, за кем деньги и за кем, наконец, власть. Уже 5 марта Грегор Штрассер, оказавшийся в меньшинстве, вынужден будет «покаяться», заявив о своем отказе от изменения программы НСДАП. А 10 июня Геббельс напишет в своем дневнике с оттенком снисходительности: «Штрассер подозревает, что я пойду на компромисс с Мюнхеном. Я разубеждаю его в этих глупых выдумках… Д-р Штрассер эмоциональный, симпатичный человек. Пока еще наполовину марксист. Но фанатик. Это уже кое-что… Добродушный, нуждающийся в поддержке… Я его порой очень люблю»[17]. Любви хватило ненадолго. Через два дня в дневнике появится еще одна запись: «Я хотел бы уже, чтобы Гитлер призвал меня в Мюнхен… Все канальи, включая меня…»

В конце марта 1926 года Геббельс был приглашен в Мюнхен для участия в партийном митинге. Его противоречивая натура наконец-то оказалась полностью удовлетворена. Геббельс – расчетливый циник мгновенно учуял запах денег и усмотрел возможности для неограниченного карьерного роста. Геббельс – творческая личность осознал, что вряд ли какая еще обстановка позволит ему найти более полную возможность для самовыражения. Геббельс – неуверенный в себе мечтатель наконец-то нашел то, чего ему всегда не хватало: веру. Ведь в Гитлере харизмы и веры с избытком хватало на всю Германию. Какая именно из этих ипостасей захватила над ним власть в данный конкретный период, сложно сказать. Скорее всего, он наконец-то пришел к гармонии. Оставалось лишь отречься от старых убеждений, даже не отречься, а лишь подкорректировать их. Это было проделано очень быстро и без колебаний. Время критического отношения к вождю НСДАП ушло в прошлое безвозвратно.

«Гитлер говорит о политике, идее и организации. Глубоко и мистично. Почти как Евангелие… Грудь полна верой. Германия пробуждается»[18].

Гитлер, со своей стороны, углядел в Геббельсе огромный потенциал. Чем еще можно объяснить назначение его на пост гауляйтера Берлина, последовавшее в конце октября?

Задача перед новым гауляйтером была поставлена необыкновенно сложная: формирование крепкой нацистской ячейки в практически красном Берлине. На тот момент на весь город с трудом можно было набрать 1000 членов партии, зато высокую активность проявляли социалисты и коммунисты. Геббельс взялся за дело с таким пылом, что и без того немногочисленная нацистская партия потеряла еще 200 человек. Казалось бы, полный провал. На деле вышло иначе. С самого начала гауляйтер понял, что необходима прочная основа, на базе которой возможно дальнейшее развитие. Пускай потеряно какое-то количество народа, зато оставшиеся члены НСДАП будут организованы так, что потери не почувствуются. Намного позже в своей речи он сформулирует свое видение того, что есть правильная организация:

«В жизни людей организация играет решающую роль. В ее задачу входит формирование человеческих групп в сообщества, с тем чтобы целеустремленно и успешно вывести их на стартовую позицию. Таким образом, организация является средством и, как говорится, неизбежным злом. Правильно осуществленная, она способствует сокращению и упрощению пути к успеху, будучи временами единственным путем к нему. Вместе с тем она способна ограничивать и удерживать в необходимых рамках естественное развитие событий, особенно если они отклоняются от необходимого направления и становятся самоцелью»[19].

«Правильное осуществление» новоиспеченный гауляйтер начал с того, что упорядочил поступление партийных средств. Вторым шагом стало проведение массовых собраний, имевших большой идеологический эффект. Третьим стало то, что он заручился согласием Гитлера на активное использование подразделений СА для организации уличных боев с коммунистами, справедливо полагая, что мощь организации лишь возрастет, если направить силы не на внутренние разборки, а на борьбу с внешним врагом.

Начиналась совсем другая жизнь. Штрассерам и их сторонникам не было места в ней. Однако Грегор, несмотря на то что его позиция была отвергнута большинством партии, пока еще оставался крупнейшим партийным деятелем[20]. Его отношения с Геббельсом, и так далекие от идеальных, после отступничества последнего обострились до крайности. Растущая личная неприязнь подпитывала обоих в идеологическом противостоянии. Дошло до того, что в штрассеровской газете появилась сугубо «научная» статья: «Результаты смешения рас». Автор статьи со всей определенностью доказывал, что «люди с изуродованными ногами – подозрительные субъекты». В качестве примеров вспоминались горбатый и хромой Ричард III, калека-шут Людовика XIII, а также Талейран с его больными ногами. «Довольно примеров, – говорилось дальше в указанной статье. – Все они показывают нам, к каким ужасающим результатам приводит смешение рас, дегенерация рас. Лица с физическими и духовными недостатками, обусловленными их расовым происхождением, правда, нередко обладают качествами и способностями, которые вначале подкупают в их пользу; но эти достоинства подобны вспыхиванию электрической лампочки перед коротким замыканием тока и наступлением постоянной темноты. Это – всегда смышленые, но безмерно честолюбивые, бесчувственные эгоисты, приносившие до сих пор народу только вред»[21].

Подобные прозрачные намеки, казалось бы, требовали хоть какого-то вмешательства партийных высших инстанций. Однако Гитлер уже в то время был верен своему принципу формирования структуры власти с учетом поощрения борьбы компетенций. Он хранил возвышенное молчание, в то время как усиливался конфликт между недавними союзниками. Конфликт, выразившийся, в частности, в том, что Геббельс стал выпускать газету Der Angriff, старательно игнорируя имевшуюся Berliner Arbeiter Zeitung, под редакцией О. Штрассера. Да и зачем было вмешиваться: Геббельс по мере сил осторожно ослаблял позиции Штрассера, при этом отлично выполняя свои обязанности гауляйтера.

Может показаться странным, что в рамках партии не проводилось первоначально каких-то более решительных мероприятий, направленных на ликвидацию штрассеровских сторонников. На самом деле ничего странного и нелогичного в этом не было. Представая в красных городах социалистом, Гитлер добивался тем самым роста популярности в среде рабочих. Достаточно интересное тому подтверждение можно найти в воспоминаниях Альберта Шпеера[22], в частности, в его высказываниях по поводу выборов в рейхстаг, проходивших в 1930 году: