– Элла, где Ляля? – спросил он, глядя на нее в упор. Андрей не мог видеть себя со стороны, а если бы вдруг увидел, то испугался бы. Его глаза стали черными как угли.

– Ляля, Ляля! У меня собака голодная, а тебя только одно волнует – куда подевалась твоя прекрасная Ляля. Вернется, никуда не денется!

– Слушай, а может, ты мне дашь номер ее телефона? – постарался как можно небрежнее произнести Железнов.

– Ты что! Хочешь, чтобы меня убили? Вернее, чтобы она меня убила? Скажет, подруга, а раздаешь телефон кому ни попадя.

– Понятно, – вздохнул Андрей.

– Извини, – опомнилась Элла. – Видишь, как все получается. Мне ехать нужно, а то я к своему выходу опоздаю. А тут с собакой такая история – есть не хочет. А я прямо сама не своя, когда мой Ричик голодный. Ему ж в машине еще до утра сидеть. Ричик, дорогой, песик мой хороший, покушай, прошу тебя.

Она присела рядом с собакой и стала гладить ее, запуская пальцы с длинными ногтями в глубь мохнатой шерсти, словно хотела одновременно сделать собаке массаж. Рич блаженно зажмурил глаза и растекся по асфальту всем своим сильным, мускулистым телом. Кажется, он даже начал пускать слюни от удовольствия.

– Ну все, все, вставай, – приказала Элла спустя несколько минут. – Или ешь, или поехали. Я больше ждать не могу. Если опоздаю, мне такой штраф впаяют, что я еще сама должна буду доплачивать за свои танцы у шеста.

Собака как будто все поняла и тут же опустила черную лохматую морду в красную пластиковую миску.

– Кобель, он и есть кобель, – вздохнула Элла. – Пока не приласкаешь, а потом не припугнешь, даже есть не станет. Так и подохнет с голоду, если ты ему не расскажешь, какой он замечательный, да еще и спинку не почешешь.

Рич ел, громко чавкая, но при этом умудрялся еще коситься на хозяйку блестящим глазом. Мол, не забывает ли она, кто тут главный для нее!

– Эл, а зачем ты его возишь с собой? – спросил Андрей, размышляя, успеет он покурить или нет, пока собака расправляется с остатками ресторанного бифштекса.

Судя по тому, с какой скоростью она это делала, у него времени было в обрез – буквально на несколько затяжек. Нет, он не любил курить. И вообще, делал это крайне редко – только когда слишком много выпивал или был зверски голоден. Как сейчас.

– Да ты что! Это же охранник мой. Ты не смотри, что Рич такой ласковый, он за меня кому хочешь горло перегрызет. Знаешь, сколько желающих продолжить со мной знакомство, так сказать, в неформальной обстановке? Они ж уверены, что если я вокруг шеста кручусь на повышенных скоростях, так я и вокруг них буду вертеться, как заведенная.

Собака начисто вылизала миску. Элла поцеловала Рича в нос и дала команду: «Сидеть». Собака живо забралась на место справа от водителя.

– Андрюш, ты сзади поедешь, хорошо? А то Ричик привык быть со мной рядом.

Пока ехали до метро, молчали. Только сопела собака и, кажется, даже пару раз сыто икнула.

– Ой, – заволновалась Элла. – Я же забыла ему водички дать. Потерпи, мой хороший. Сейчас до клуба доедем – мама тебя напоит. Андрюш, я приторможу возле поворота, а то мне потом неудобно будет выруливать.

– Конечно, конечно, – попытался скрыть раздражение Железнов.

Его бесило все. Особенно то, что он как-то незаметно утратил самостоятельность и теперь зависит от всех на свете – даже от Эллы и ее собаки. А главное, от Ляли, о которой ему так и не удалось ничего узнать. Ему хотелось поскорее добраться до дома, выпить хорошенько и провалиться в сон, как в спасительное забытье. Но Андрей Железнов знал, что все будет совсем не так. Да, он придет домой. Вернее, в ту убогую квартиру, которая на неопределенный срок стала его пристанищем. Потом выпьет что-нибудь, например водки. А затем на него навалится тоска, вслед за которой придет бессонница. И средство для борьбы с этой парочкой Андрей выберет самое надежное и проверенное – он сядет за стол и начнет записывать слова и ноты, которые будут звучать в его голове. Только в те минуты, когда на него обрушивались потоки музыки и поэзии, отступала тоска, исчезал вопрос: «Где ты, Ляля?» Но вот что удивительно. Без того, чтобы сначала не рухнуть на самое дно отчаяния, писать песни никак не получалось. Только когда его самооценка падала до рекордно низкой отметки, Железнов мог творить. А сейчас Андрей был так сам себе отвратителен, что легко смог задать вопрос, на который готов был получить утвердительный ответ:

– Элка, скажи честно, она меня бросила?

– Дурак, ты, Андрюха! Нет, конечно. Просто Ляля сейчас очень занята. А так бы точно тебе позвонила. Но ты не грусти. Она вернется. Точно-точно. Ты только подожди еще немного. Хорошо?

– Хорошо… – рассеянно кивнул Железнов. – Элка, как тебе название песни «Ты только подожди еще немного»?

– А что, хорошее название, – уверенно ответила Элла и снова потрепала собаку по мощному загривку. – Тот, кто сильнее, всегда должен уметь ждать. Название, конечно, немного банальное. Но тут уже ничего не поделать. В любви, Андрюха, что бы ты знал, все слова банальны. Вот только дождаться их – трудно. Уже сил никаких нет, ждешь их, ждешь, крутишься вокруг шеста, крутишься, прямо мозоли себе натрешь. А не ждет тебя никто, хоть тресни. Одна надежда только вот на собаку эту.

Рич смотрел на Эллу преданно и даже нежно. По крайней мере, в том, что это лохматое чудище, защищая хозяйку, готово порвать на части любого обидчика, сомневаться не приходилось.

– Эл, а тебе не трудно все время вокруг шеста крутиться? – вдруг поинтересовался Андрей.

– Дурачок! – засмеялась Элла. – Он же сам крутится. Главное, вовремя разгон взять, а дальше шест уже сам все за тебя делать будет. А ты знай себе только пируэты различные выделывай – и так ноги задирай, и эдак. Только знаешь, что главное? Держаться за шест надо очень крепко, потому что, если хоть на мгновение хватку ослабишь, тут же сорвешься и улетишь черт знает куда. Ты же физику в школе изучал? Как такое движение называется? Центробежное или центростремительное?

– Да откуда же я помню. У меня в школе по физике тройка была.

– А у меня, что бы ты знал, пятерка. Но я все равно забыла, как такое движение называется. В любом случае, если тебя раскрутило, а ты не удержался и улетел, то костей потом точно не соберешь. Убьешься, как миленький. Ладно, выходи, а то сзади какой-то гад уже сигналит. Вот люди какие нервные!

– Пока, Элка, пока, Рич, хорошей вам ночи. – Андрей вышел из машины и вдохнул поглубже сырой воздух, который как будто испуганно дрожал в тусклом свете ночной Москвы.

– Спокойной ночи, Андрюша. Она вернется. Ты только не торопись.

– Да, да, конечно. Пока. Спасибо. – Он быстро попрощался и пошел в сторону станции метро.

Андрей чувствовал, что еще немного, и его глаза наполнятся слезами. Поэтому нужно было поторопиться, чтобы не расплескать их, донести до дома, а там превратить в самое ценное – в музыку.

Андрей сел в угол полупустого вагона, закрыл глаза и сделал вид, как будто спит. Он прекрасно знал, в такое позднее время это опасно – бандиты могут подумать, что пассажир пьян, и попытаются очистить его карманы. А при сопротивлении даже убить. Но Железнов не думал об этом, потому что очень внимательно прислушивался и пытался запомнить мелодию, которая звучала в его голове. Неожиданно на перегоне поезд очень сильно тряхнуло, и ноты тут же исчезли без следа, как будто испугались, вылетели на шпалы, где были безжалостно раздавлены колесами. Андрею стало жарко. Он вспомнил прощальный взгляд собаки, в котором так явно читалось: «Как хорошо, что мне не надо ни с кем делить любовь моей хозяйки». «Ляля, неужели я с кем-то делю тебя?» – почти застонал от внезапного удара в солнечное сплетение Железнов. И эта догадка была во много раз страшнее, чем бандиты, которые буквально оккупировали ночное метро Москвы образца 1995 года.

Андрей открыл глаза. Над ним нависали двое. Железнов молча достал из кармана смятые купюры. Парни тут же испарились. Андрей снова закрыл глаза. Ему было плевать на деньги. А вот погибшую музыку было жалко до слез.