Поглощаю резво завтрак, а на закуску, на дижестив, пялюсь в белый затылок, уныло склонившийся над тарелкой. Дождался, когда они встали и пошли наверх. Фил умоляюще смотрит мне в глаза. О чём просит? Ясно-понятно, не раскрывать его, не подходить, не заговаривать. Мучится парниша! Я тоже.

Потом опять горячий день с испанскими партнёрами. Все документы выправили, раз двадцать звонили в головняк, в Питер. Я, умница, сумел избавить фирму от дополнительных пошлин. Шеф меня хвалит по телефону. Испанцы недовольны, хотя и улыбаются, но сверкают глазами, ох, как недобро! Предлагают съездить в Ла Карунью, заявляю — после Барселоны! Лживые андалусы, и особенно Пепе, сразу сникли. В Барсе покажут класс, как всегда, в Тарагону свозят и про карунские делишки мне, милому другу, всё расскажут как на духу! У них вражда! А нам на руку! Злятся, но улыбаются. Сижу за документами, слышу, как горластая ослепительно красивая секретарша с кем-то по телефону болтает, русский красавец у неё козлом настоящим изображается, она думает, что я глухой? Или, что я по-испански не понимаю? Дура! Ну, я нарою сейчас! В общем тружусь, аки пчела! Задерживаю их на сиесту, аж до трёх часов веду расспросы и сверяю бумаги. А потом ещё лично провожаю наше застрявшее судно. В четыре меня с радостью увозят в отель. Но очевидно, что боевое настроение не испарилось…

На ресепшен мне тут же доверительно сообщают, что мальчик из 302 номера пошёл в бассейн. Ма-лад-цы! Следили, что ли, за нами? Мучаюсь, идти или нет? Иду, загадал, что если он ещё там, то опять — знак! В смысле, можно продолжать.

Там. Стоит под душем, видимо, только что купался. Один на весь бассейн. Бёдра облепили полосатенькие плавки-шорты. Молодой бог в шортах. Длинная спина, длинные ноги, волос не видно, они блёклые. Крутится под душем, задрав голову лицом к струе воды. Фырчит, гладит грудь и живот. Запускает воду под шорты. Выключает душ. Берёт полотенце, вытирается похлопывающими движениями. Идёт к шезлонгу за жёлтым флаконом, очевидно, с кремом-защитой от солнца. Начинает втирать себе в грудь, в плечи, потом, вывернув руки, пытается достать до спины… И я уже близко. Выхватываю флакон.

— Ай! — воскликнул Фил и чуть не упал на мокром полу, развернулся и выпучил на меня глаза. Опять испуган! Что-то пьяным ты посмелее был! Издал какой-то утробный звук, густо покраснел и захлопал ресницами! Я разворачиваю финика спиной и выдавливаю крем на руку. Мажу. Левой рукой держу его за плечо, а правая балдеет. Всей ладонью, медленно, с нажимом, от шеи до копчика, от одной подмышки к другой, по диагонали и по кругу. Не могу терпеть! Тру ладонь о ладонь. Обеими руками по плечам, по шее, по лопаткам, по бокам, ниже… Фил схватился за трусы. Хорошо, пропускаем трусы! Сажусь на корточки, выдавливаю ещё крема и обеими руками по ногам, вниз, вверх, снаружи, и… и… и по внутренней стороне. Фил уже не в трусы вцепился, а в кожу свою, всхлипывает. Я встаю и делаю ещё мазки по спине, ладони едут к животу через талию, двигаясь по резинке трусов, как по рельсам. Упираюсь губами в белый, мокрый затылок. Фил дёргается, рычит и хватается за мои руки, рвётся от меня, получается не сразу. Я ведь тоже уже заведён, меня не так просто остановить! Но Фил рвётся сильнее и прыгает от меня в бассейн. Плывёт к противоположному бортику, цепляется за него, смотрит из воды страшными глазищами. Протестует, трясёт головой, типа — не-е-ет! Видит, что мой бугор под плавками уже не просто бугор, уже рог! Трясёт ещё агрессивнее! Испуган! Но я ведь тоже не могу просто так со стояком загорать лечь! Прыгаю в прохладную воду. Когда выныриваю, финик уже на бортике, обтекает и чешет к шезлонгу. Он бежит от меня! Он бежит и от себя тоже! Не убежишь, у меня есть ещё время! Пять дней.

Совесть преспокойно спит. У неё сиеста.

Фил

Трясётся всё внутри. Боже мой! Боже! Алекс чуть не трахнул меня у бассейна. Я не могу и не хочу! Я заигрался с ним! Нехрен было ему губёшки подставлять, танцы вытанцовывать, в глазки заглядывать. Сам виноват! Даю ему повод, а он со своим южным темпераментом изобретает разные сцены! Ещё немного, и я буду там, у него на чистеньких простынях, придавленный испанской страстью, орать. И я буду орать! Потому что Жека мне всё правильно объяснил, показал на доступном примере… А у Жеки член по сравнению с тем, что в чёрных плавках сейчас красовался, скромненький. Так что заткни свои кокетливые ужимки и сопротивляйся!

Алекс, конечно, красавец, но пусть свою красоту прикладывает к другим бёдрам. Он даже не поздоровался сегодня утром! Как по подиуму, прошёл мимо нас с Ларой, даже не повернулся! А я, как идиот, смотрю на него, умоляю: узнай меня! Прости, я подвёл тебя вчера! Улыбнись мне! Конечно, на хрен я ему на завтраке! Народу много вокруг — ни зажать, ни засосать! А тут, в бассейне, красота! Никого рядом, я почти голый, доступен, вновь в сети… вернее, в сетях. Буду сидеть в номере, не выйду больше! Тем более что завтра на свадьбу с утра укатимся!

Ларисы в номере нет: ушла в интернет-зону с любимым по скайпу разговаривать, это надолго. Валерка выслушает сейчас не только прогноз погоды на неделю, но и меню на день, с кем здоровалась, какие испанские слова выучила, как в туалет ходила, что снилось, про брата-гуляку, от которого перегаром тащит… Ну и много других весьма важных тем! Я выглядываю в окно — вид на бассейн. Где там этот смазыватель? Вижу его. Он вылез уже из бассейна, стоит ко мне спиной, что-то рассматривает. Вдруг разворачивается, поднимает лицо, ищет взглядом что-то на здании отеля, останавливает глаза прямо на нашем окне! Я прячусь за штору. Алекс нагло улыбается и поднимает руку, в которой жёлтый флакон. Блин, я средство от загара оставил впопыхах! Испанец постоял так немного, призывно помахивая рукой. Потом накинул свой халат, обтёр полотенцем лицо, голову, взлохматив чёрные мокрые волосы, взял мой крем, ещё раз посмотрел в наше окно и, улыбаясь, отправился в здание. Он идёт ко мне! Блин, и Лариски нет! При ней-то он не стал бы настраивать свои чудо-органы на меня!

Я подхожу к двери номера, прислоняюсь всем телом, и главное, ухом. Слушаю. Точно! Открывается лифт, мягкие шаги по ковру, он очень близко. Откашливается, шелест одежды, тишина. Что он стоит? Почему не рвётся? Вдавливаюсь в дверь ещё сильнее, почему не стучит? Жду, но стука нет. Слышу какое-то шуршание по двери, как будто он просто рукой по поверхности водит. Как хочется посмотреть, что он там делает. И вдруг неожиданно слышу дыхание. Он тоже к двери прислонился? Лёг на меня с другой стороны? Гладит меня сквозь дверь! Почему просто не постучать? Он понимает, что я не открою? Он знает, что в номере нет Ларисы, а я распластался по двери номера? Что он там дышит? Не дрочит случайно? Хотя нет, дыхание ровное, не судорожное… А вдруг он тоже моё дыхание слышит? Или ещё лучше — стук моего сердца! Не, не должен…

Стоим. Я от двери не отхожу, объясняю себе: чтобы не шуметь! Нет меня туточки! Алекс возит руками по двери, дышит. Гад! Даже через деревяшку пытается меня соблазнить! Не открою! Вали давай отсюда! Хотя мне приятно, что он тут, что он тут ради меня, а не ради крема от загара. В животе сжалось от его деревянных прикосновений, от его близости. Поворачиваю голову и упираюсь в дверь губами, облизываю морёное дерево, целую его. Уходи, не открою всё равно! Прикладываюсь щекой. Уходи, фига ли ты стоишь? Опять прижимаюсь губами, блин, издаю какой-то звук, какой-то стон! Он же услышит меня! Замираю. Алекс завозился, потом отчётливо слышу — чмокает дверь! Царапается, шуршит. Мы с ним целуемся через стенку! Совсем охренели! Вариант наиболее безопасного секса! Отталкиваюсь, сажусь перед дверью на задницу, по-турецки. Пусть слышит, что я тут! Скрывать уже бессмысленно! Но не открою! Возня за дверью тоже прекратилась, тишина.

Сижу на полу в отупении, как будто меня только что отымели до бессознательного состояния. Тупо уставился на дверь, смотрю в одну точку. Зареветь, что ли? Пожалеть себя? Получается, я извращенец, хочу его. А эта сцена с изнасилованием двери с обеих сторон! Мы оба извращенцы — деревофилы! Чёрт! Шумит в голове. Раскачиваюсь влево-вправо. Зову силу и мужество, медитирую, можно сказать…