Вы знаете, что проводили время в пустых туннелях, потому что время от времени по воле случая вы почувствуете немного сыра: свободу, радость, оживление, так сильно отличающиеся от обычного течения вашей жизни, что вы начинаете задаваться вопросом, не подсыпал ли кто-нибудь ЛСД в ваш утренний апельсиновый сок. И вы говорите себе: «Вау! Это чудесно, я теперь буду за это держаться». Вы протянете руку, чтобы лучше ухватиться и ХЛОП! Оно исчезает. И чем сильнее вы стараетесь получить это обратно, тем хуже вы себя чувствуете.

Вы придурки, вы никогда не получите это, пытаясь получить это там, где оно только что было. Великий Бог Жизни в белом костюмчике постоянно перемещает сыр. Вы никогда не будете счастливы, пытаясь быть счастливыми, потому что ваши попытки полностью направляются вашими верованиями о правильном местоположении для сыра...

Вы не смотрите на реальность и потом делаете заключения, нет. Вы, придурки, двигаетесь по жизни, словно роботы со своими заключениями, и со своими заключениями, сделанными десятилетия назад вы конструируете реальность. Не удивительно, что вы растеряли всю свою живость. Неудивительно, что ваши жизни не работают».

В приведённом примере обращает на себя внимание, с каким презрением тренер (несомненно, с подачи Вернера Эрхарда) говорит о тенденции людей цепляться за свои убеждения, «верования», даже тогда, когда те не соответствуют действительности. Отсутствие же эмоциональной вовлечённости в собственные взгляды характерно для психопатов, которые в случае чего просто хладнокровно и без сожалений переходят туда, где «сыр», т.е. материальные ценности.

Показательно также, как с самого начала тренер взваливает на участника всю полноту ответственности за продуктивность мероприятия для него лично:

«На протяжении предстоящих десяти дней этого тренинга вы будете испытывать всё, что вы обычно так сильно стараетесь не испытывать. Вы будете испытывать гнев. Страх. Тошноту. Рвоту. Слёзы. Затаённые чувства, с которыми вы потеряли контакт десятилетия назад. Они поднимутся на поверхность. Конечно, вы будете очень стараться их избежать. О, как вы, придурки, будете стараться убежать от своих настоящих чувств! Вы пройдёте через скуку, бессознательное состояние, сон. Вы испытаете невероятную озлобленность, даже ярость, на меня, на других участников, на соглашения. Вы будете засыпать. Вам захочется обоссаться. Вам будет казаться, что если вы прямо сейчас не выкурите сигарету или не съедите конфету, которую вы тайком протащили на тренинг, вам захочется заорать. Вы будете чувствовать, что этот тренинг – самый большой развод на деньги с тех пор, как вы последний раз купили Бруклинский мост. Вы захотите уйти. О, как вы захотите уйти! Всё, что угодно, только бы не быть ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС со своими настоящими ощущениями. Всё, чтобы избежать отказа от своих теорий, отказа от прекрасного структурированного разумного неработающего дерьма, которое вы сотворили из своих жизней. Вы будете испытывать всю гамму отрицательных эмоций, пока не начнёте понимать, что вы сделаете всё, что угодно, лишь бы не прекращать свои спектакли и не испытывать происходящее здесь и сейчас».

Тренер терроризирует участников, ставя их перед необходимостью в случае чего совершать неприглядные физиологические отправления на глазах у других:

«- Эй! Куда ты собралась, а?» Молодая женщина встала с переднего ряда и торопливым шагом направилась по направлению к выходу в задней части зала. Её, бледно выглядящую и зажимающую рукой рот, ведут обратно к её месту в переднем ряду, где она стоит, пошатываясь. «Меня сейчас вырвет! Меня сейчас вырвет!»- говорит она.

-Держи микрофон, Мария.

-Я хочу выйти в туалет! Меня сейчас вырвет!

-Ассистент только что выдал тебе пакет. Если тебе нужно блевать, делай это в пакет. Подержи ей микрофон, Ричард.

-Я не знаю, как его использовать,- говорит Мария, ковыряясь с пакетом.

-Ты берёшь пакет в руки,-говорит тренер,- и держишь его вблизи от своего лица. Ты не можешь промахнуться. Давай, делай это.

-Я не могу!

-ДЕЛАЙ!

(Тишина)

Я не могу дышать,- объявляет Мария приглушённым голосом, с пакетом, натянутым на лицо.

- Держи грёбаный пакет в нескольких дюймах от своего лица.

- Я не смогу попасть!

- Меня не волнует, какой из тебя стрелок, просто придвинь пакет к своему лицу

- Тогда я не смогу дышать!

- Послушай,- говорит тренер, откидываясь на спинку своего кресла. Если хочешь дышать, дыши. Если ты хочешь блевать, держи пакет ближе к своему лицу и блюй.

-Пожалуйста, позвольте мне выйти в туалет.

-Садись. Поиграйся со своим рвотным пакетом и не пытайся выяснять, какой ты стрелок. Спасибо».

Когда Мария садится, слышатся нервные аплодисменты.

Девушке плохо!- раздаётся крик с задних рядов.

ЗАТКНИСЬ!- откликается тренер. -Если ты хочешь говорить в этом помещении, подними руку. И ты не начнёшь говорить, пока я тебя не вызову и пока ассистент не принесёт тебе микрофон. Тогда ты можешь встать и говорить всё что угодно. Поняли это, придурки?

Вопрос отвечен полной тишиной. Затем тянется рука в заднем ряду. Хорошо,- говорит тренер. -Джон, встань. Возьми микрофон.

Вставший мужчина – тот же самый, который кричал раньше. Это пожилой человек с редеющими седыми волосами, в очках и с немного сгорбленной осанкой.

- Я расстроен,- говорит он эмоциональным тоном. – Я не вижу каких-либо оснований для Вашей грубости. Вы могли бы рассказать этой девушке, как использовать пакет, не оскорбляя её и не поднимая её на смех на каждом шагу.

- Я понимаю, Джон. Но смотри, что происходит. Мария хочет блевать. Мы ей даём пакет. Мы даём ей бесплатные инструкции, как его использовать. А тебе хочется встать и защищать разгневанных женщин. Мария же чувствует, что у неё такое чувство, что её сейчас вырвет. У нас к вам обоим одинаковый подход. Ты получаешь микрофон. Она получает бумажный пакет.

- Меня не тошнит,- сказал Джон.

- Отлично! Джону рвотный пакет не выдаём.

- Вы могли бы проявить вежливость. Вы могли бы помочь ей.

- Конечно. Это, вероятно, та игра, в которую, как Мария привыкла, люди играют, когда она создаёт болезнь: «Бедная Мария! Ей нужно срыгнуть. Бедная деточка!» На эст когда кто-то хочет срыгнуть, мы говорим: «Отлично! Вот пакет. Развлекайся!» Изумительно, как мало людей в итоге выбирают им воспользоваться.

Примечательно также побуждение участников рассказывать о самых неприятных, мучительно неловких ситуациях в их жизни. Такой (травмирующий для многих) душевный эксгибиционизм, выставление себя на посмешище неизменно презрительно-глумливому тренеру, а также другим участникам, назывался на тренингах эст «процессом истины»:

Джон, пожилой человек на шестом десятке, с седыми волосами и в очках, один из немногих собравшихся носящий галстук, встаёт в дальней левой части зала. Когда я был мальчишкой,- говорит он с чувством достоинства в голосе,- это было много лет назад,– я перенёс необычную социальную травму. Кажется...

СТОЙ! СТОЙ!- громко прерывает тренер. Ты никогда не испытывал социальную травму за всю свою грёбаную жизнь!

- Нет, я испытывал,- твёрдо настаивает Джон. Когда мне было шесть...

- СТОЙ!- снова кричит Дон, спускаясь с платформы по направлению к Джону. – Социальная травма – это понятие, идея, обобщение. Это не настоящее ощущение. Что случилось, Джон?

- Я действительно не могу описать случившееся,- говорит Джон нервно. – Я хочу сказать, мне было очень неловко... Социальная травма имела место на самом деле, и это не что-то такое, о чём я хотел бы явно говорить в этот раз...

- О чём ты вообще говоришь, мать твою?!

- Прошу прощения?

- Послушай, Джон, почему ты стоишь?

- Я хотел бы прояснить свой пункт.

- Отлично. Я понял. В чём заключается твой пункт?

- Мой пункт – необычная социальная травма, которая беспокоила меня долгие годы, и...

- СТОЙ! Джон... Послушай, Джон... Расскажи мне, что случилось, когда тебе было шесть лет.