Авторы: П. Нерлер при участии Д. Зубарева и Н. Поболя

Редактор: С. Василенко

© Идея, композиция, текст: П. Нерлер

© Фрагменты текста: Д. Зубарев, Н. Поболь

© Обложка: А. Грошев, Е. Прокофьева.

Осип Эмильевич Мандельштам был в достаточно напряженных отношениях с властями. Еще до революции за ним присматривала полиция, подозревая в нем возможное революционное бунтарство. Революционное бунтарство хотя и имело место, но никогда не носило административно-кадрового характера. Тем не менее дважды – в июле 1918 и в начале 1919 года – его устойчивые связи с левыми эсерами и их изданиями вполне могли привести его в большевистский застенок.

Этого не произошло, но тюрьма – и даже две – поджидали его в 1920 году. Первый раз в августе – в Феодосии, а второй – в сентябре, в Батуме. По иронии судьбы, его заподозрили в службе у большевиков.

В 1933 году О.М. написал стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…» и еще несколько, значительно повышавших его шансы быть арестованным. ОГПУ не упустило этой возможности, и арест воспоследовал – в мае 1934 года: но то, чем отделался О.М. в этом случае – всего-навсего тремя годами ссылки – было воспринято всеми как чудо, автором которого был лично Сталин, а адресной аудиторией – творческая интеллигенция.

В 1938 году О.М. арестовали во второй раз и вроде бы за пустяки – за нарушение паспортно-административного режима, но времена решительно переменились.

За время, прошедшее между первым и вторым арестами О.М., численность заключенных в ГУЛАГе выросла вдвое – с 510,3 тысячи человек в 1934 и до 996,4 в 1938 году. Особенно разителен зазор между этими двумя годами по статистике осуждений по политическим мотивам: в 1934 году их было всего лишь 78.899 – самый низкий уровень после 1929 года и почти вчетверо меньше, чем в 1933 году (239.664). В 1938 году число осужденных по 58-й статье превысило полмиллиона (554.258) и уступало по этому показателю только 1937 году (790.665). На 1937–1938 годы приходятся и максимальное число (более 680 тысяч за два года!), и максимальная доля расстрельных приговоров (42,3% в 1937 и 59,3% в 1938 году – против, скажем, 2,6% в 1934 году). Наиболее массовой мерой наказания была именно жизнь в ГУЛАГе, то есть содержание в тюрьмах, лагерях и колониях. Только в 1937–1938, а также в 1924 и 1926 годах она была «на вторых ролях», уступив в первом случае – смертной казни, а во втором – ссылке и высылке.

Из 78.899 репрессированных в 1934 году 2.056 человек было расстреляно, 59.451 направлено в ГУЛАГ, а к ссылке и высылке приговорено было 5.994 человека – едва ли не самый «гуманный» год из всего десятилетия. Одним из этих 5.994 сосланных оказался и Осип Эмильевич, так что с годом первого ареста ему, можно сказать, повезло.

Формально «повезло» ему и в 1938 году, когда число осужденных по 58-й составляло 554.258 человек, притом что каждых трех из пяти расстреляли. Оказавшись в числе прошедших сквозь это «сито» судьбы, но будучи приговоренным не к ссылке или высылке (таких в 1938 году было всего 16.842 человека, или 3%), а к отправке в ГУЛАГ (а таких было 205.509 человек, или 37,1%), он – со своим стариковским здоровьем и «пятью годами лагерей» на Колыме – также получил фактически смертный приговор, но с переносом места и с отсрочкой времени его исполнения.

С момента ареста и до дня смерти пройдет всего шесть с половиной месяцев: большего О.М. вынести не смог и 27 декабря 1938 года, в пересыльном лагере под Владивостоком, – умер.

В 1931–1940 годах в системе ГУЛАГ (без учета погибших при побегах[2]) умерло 376.154 заключенных.

Осип Мандельштам был одним из них.

Взгляд на поэта и на его «слово» через его «дело» – довольно неожиданный ракурс. Особенно если посмотреть из-за плеча палачей: даже элементарное знакомство с кем-то предстает тогда антисоветским проступком, а написанное стихотворение – гнусным пасквилем и контрреволюционным деликтом. В «Разговоре о Данте» находим у О.М. страницы, посвященные спайке свободы и заточения, повальной зараженности воли миазмами тюрьмы. Во Флоренции, конечно, но О.М. это чувствовал кожей и в Москве. Иначе бы не написал в ноябре 33-го свои роковые строки – «Мы живем, под собою не чуя страны…».

Несколько неожиданно, но иногда «дело» может иметь и текстологическое значение для «слова», коль скоро иных беловых автографов, кроме записанных в кабинете следователя, у некоторых стихотворений не существует. Тут мы «обязаны» чекистам, кроме только что процитированного, еще и стихотворением «Холодная весна. Бесхлебный, робкий Крым…» (оно сохранилось, правда, только в записи под диктовку О.М. рукой следователя).

Менее аутентичен протокол допроса. Как жанр он просто немыслим без следовательского нажима и невольного «соавторства», а вот жанровой особенностью собственноручных показаний (нечастая, впрочем, штука) являлось отсутствие цензуры, на что немного ехидно указывал в своих признаниях 15 февраля 1933 года Иванов-Разумник[3].

Первой собирать материал об арестах и последних днях О.М. начала его вдова Надежда Яковлевна. Она же автор (или адресат) многих из документов, вошедших в книгу, особенно в связи с процессом реабилитации. Свое первое «интервью» у очевидца она взяла еще в 1940-е годы, когда в Ташкенте, где она жила, вдруг объявился Юрий Казарновский. В 1960-е годы ряд таких свидетельств зафиксировали Илья Эренбург, Моисей Лесман, Александр Морозов и Игорь Поступальский. В конце 1980-х – начале 1990-х Виталий Шенталинский первым ознакомился со следственными делами О.М. (август 1990 года), Эдуард Поляновский записал ценнейшие свидетельства Юрия Моисеенко, Светлана Неретина – Дмитрия Маторина[4], а пишущий эти строки, первым получивший доступ к тюремно-лагерным делу О.М.[5], записал и ввел в оборот свидетельства того же Е. Крепса, Д. Маторина, Ю. Моисеенко и ряда других. Нельзя не упомянуть и Валерия Маркова, сумевшего идентифицировать место предполагаемого захоронения поэта и собравшего сведения о пересыльном лагере, где погиб О.М.

В январе–июне 1991 года ксерокопии документов из всех трех «дел» О.М. экспонировались в Государственном литературном музее СССР на выставке, посвященной юбилею поэта, а в мае 2008 года сканированные изображения фрагментов этих дел появились в интернете в рамках «Воссоединенного цифрового архива Осипа Мандельштама»[6] по адресу: www.mandelstam-world.org.

П. Нерлеру, Э. Поляновскому и В. Шенталинскому принадлежат и первые книги, целиком или частично, но специально посвященные гибели О.М. Естественно, что мимо этих вопросов не прошли и авторы имеющихся биографий поэта – К. Браун, Н. Струве, О. Лекманов и Р. Дутли.

Настоящая книга выстроена хронологически – в порядке развертывания репрессий или усилий по их преодолению (в частности, по реабилитации). Каждая глава имеет организационную привязку – к конкретному карательному или иному органу, осуществлявшему ту или иную репрессию (или, наоборот, реабилитацию). Каждая содержит в себе текстовую и документальную части, причем большинство документов впервые публикуется полностью.