Подходит ближе, вынимает наушник и смотрит на меня. Я уже впечатлен. Небывалое внимание к моей персоне. Но на этом мои невероятные приключения не закончились. Подошел ко мне вплотную и стрельнул сигарету, словно мы каждый вечер курим вместе, причём именно мои. Уселся рядом. Молчит. Ну и я молчу. А мне что, есть что сказать? Да, конечно, у меня ровно сто пятьдесят восемь вопросов к его загадочной личности, но мама меня учила вежливости. Я даже смотреть прямо на него не могу, хотя еще полминуты назад думал, что, говно-вопрос, изучу объект на максимальном приближении. Смотрю только на руки его. Красивые кисти, длинные пальцы, а сигарету держит как-то коряво. Он что, обычно не курит? Краем глаза вижу, выдыхает дым и вдруг говорит так обыденно, голосом усталым, но приятным, бархатистым. Хотя с моим-то фанатизмом, мог ли мне не понравиться его голос?

___________

- Ну, и долго?

- Что? – изумился Пашка, будто не понял о чем вообще его спрашивают.

- Долго будешь следить за мной?

- Я?! Следить?! Я вообще-то тут живу. Вот в этой парадной.

- Не прикидывайся. Я что, выгляжу таким идиотом?

- Нет. На самом деле ты выглядишь так, что это я сижу тут каждый вечер как идиот. - Пашка вдруг расслабился и посмотрел на своего визави, уже не стесняясь разглядывать каждую черточку на его лице. - Ты охренительный, от тебя глаз не оторвать.

- Ну надо же! Потрясающий комплимент! А я всю жизнь считал, что я мышь серая. Ты открыл мне глаза, - незнакомец устало ухмыльнулся. - Скучно, юноша, скучно и стереотипно.

Паша изо всех сил старался не отводить взгляда, придав выражению лица как можно более нахальный вид, и очень надеялся, что не выглядит так, будто он тужится. Внутри все нервически дрожало. Вероятно, он все же тужился, потому что ничего в ответ произнести так и не смог. Незнакомец поднялся со скамейки, посмотрел на Пашку сверху вниз и немного помедлив произнёс:

- А насчет твоих пламенных взоров: уясни себе – я не по вашей части. Я с девками сплю. Парни меня не интересуют, а если бы интересовали, поверь, у меня было бы из кого выбрать, - он выкинул едва докуренную до середины сигарету и собирался уже зашагать восвояси, но Пашка вдруг отмер:

- Что, высказался, умник? Я на личности не переходил. И не сказал тебе ничего ни обидного, ни оскорбительного. А стереотипно то, что каждый сноб с красивой мордой внутри либо пустой, либо гнилой. Не стоит и палочкой тыкать.

Пашка брезгливо стряхнул пепел с сигареты и отвернулся. На этот раз в сторону своего незнакомца он больше не посмотрел, а тот лишь хмыкнул, поправил сумку на плече и продолжил свой путь в прежнем направлении.

========== часть 2 ==========

Вот так. Все же моя романтическая вахта принесла неожиданный результат. Можно даже сказать – это почти победа. Мне предоставился шанс быть отвергнутым. Правда, отказ опередил все остальные стадии процесса. И знакомство и предложение. В конце концов, я что, теперь предам идеал чистоты чёрных лестниц и снова переползу курить на балкон? Ничего подобного. Скоро весна и я имею право сидеть на своей скамейке когда захочу. Пошёл он. Придурок, все-таки. В первый же день, еще тогда, ведь он закатил глаза так, словно вместо меня на его пути стоял говна кусок. Надо понимать! Не бывает по Чехову, когда все в человеке прекрасно. Должно быть, но не бывает!

Последней каплей в моём унижении стало то, что я увидел в зеркале: всю дорогу от Эльмиры по запаре ехал с заколочкой в волосах. С ней же и на скамейке поджидал своего кумира. Старался не выглядеть идиотом с розовой «Хэллоу Китти» на челке. Ну чо, возможно, он даже запомнит такой уникальный образ. Хотя, мне похрен.

__________

День за днём Пашка продолжал нести свою упрямую и бессмысленную вахту. День ото дня погоды становились все приветливее, и зависать на скамейке можно было уже вполне оправдано. При этом возросла и конкуренция. Бабки и местные алкоголики с успехом делили первенство, гоняя друг друга и не беря в расчет Пашкино увлечение. Ему пришлось переместиться ближе к тротуару на низенький железный заборчик, выкрашенный лохматой грязно-черной краской. Заборчик этот ограждал плешивый после зимы газон, и теперь в те дни, когда Пашкин экзотический цветок все же появлялся, он был вынужден проходить в непосредственной близости от наблюдателя. Он вышагивал мимо все также не глядя на Пашку, а тот все также разглядывал прохожего, но уже не пряча взгляд и с видом вполне нахальным.

Павел сам уже не раз думал о том, что бессмысленное увлечение пора сворачивать, что, в конце концов, он выглядит глупо и ничего кроме раздражения добиться в ответ не сможет. Спрашивал себя, а хочет ли добиться чего-то в действительности - ответ оказывался вполне ожидаем: на самом деле никакого развития этих “отношений” Пашка и не ждал. Ему ясно дали понять, что к чему, так что даже места для фантазий не осталось, а в чудеса верить охота была отбита давно, задолго до появления прекрасного видения. После состоявшейся перепалки Пашка быстро перестал вздыхать о неизвестном прохожем в романтическо-платоническом ключе, остались только легкая горечь разочарования и удовольствие от созерцания картинки.

Соскочить сразу после того, как его отшили, не хотелось, словно признать, что единственной причиной было желание познакомиться, а потом Пашка снова втянулся, как будто и не было неприятного объяснения. За несколько дней царапающие обидно душу слова подстёрлись, первая злость прошла, все встало на свои места, да и незнакомец продолжал фланировать мимо как ни в чём не бывало. Пару раз Пашка сам опаздывал к месту дежурства, и в душе его разливалась жгучая досада на себя, на клиентку, задержавшую его, на транспорт и пробки - все это говорило, что бросить в одночасье он не сможет. Убедив себя, что причина продолжающихся наблюдений - это лишь спортивный интерес и врожденная тяга к прекрасному, Пашка продолжал вечерние бдения, и продолжал бы их, наверное, еще долго, если бы не обстоятельства, которые от него зависели лишь отчасти.

__________

22 апреля.

15.00 Мария Викторовна,

18.30 Леночка, с Петроградской.

20.00 Надежда Степановна - все по полной программе, как всегда запустила все, утром улетает в очередной Парижопль, нужно делать голову, умоляла, чуть не плакала, двойной тариф. Согласился. Дело не в тарифе, мне эта пятерка погоды не сделает, но больно уж клиентка хорошая. Кто, если не я? Предупредил Глеба, что раньше полуночи не появлюсь.

Что ж за блядство такое! Все ведь было. Плавали, знаем, да что ж так больно-то каждый раз?! Так тупо, пошло, опереточно. За все эти дни, недели уже, выскочил курить на улицу не потому, что ждал его, а потому, что нужно было курить, нужно на улицу, нужно вон, вон оттуда. Курил, боялся разреветься… Как назло: идёт. Заметил его издалека и сразу понял: не хочу. Не хочу видеть его. И не хочу, чтобы он заметил меня, моё состояние, мои дрожащие руки… Конечно, он не следит за мной так, как я за ним, и мне, по сути, все равно, что он может подумать, это никак его не касается, просто не хотел пачкать свою колибри воробьиным дерьмом. Знал, что больше не вернусь сюда, вот только поднимусь последний раз собрать вещи, и все. Эта страница закрыта.

__________

Поздно ночью Павел вернулся в свою однушку на другом конце города. Квартира досталась ему от бабки, и ремонта в ней не было ровно с тех времен, когда внучек еще и в проекте не стоял. Последние жильцы съехали пару месяцев назад, и он просто не успел найти новых желающих на эту берлогу, ставшую за несколько лет сдачи внаём еще более обшарпанной. Теперь это было скорее удачей, в противном случае переться на ночь глядя было бы вообще некуда. Ужас положения заключался в том, что в этот приют убогого чухонца нельзя было пригласить даже самых непритязательных клиенток. А платить за выездное обслуживание готовы далеко не все. Это означало, что придется потерять часть курочек, регулярно несущих золотые яйца. Работать для них мальчиком по вызову по домашним тарифам не хватило бы ни сил, ни времени.