Прямой доход приносила и внешняя торговля — продажа за рубеж мехов, воска, льна.

Косвенные налоги шли в виде разного рода пошлин: судебных — от всех уголовных и гражданских дел, торговых, брачных. Пошлины эти поступали многочисленным слугам управления и суда. Все они служили одному делу — выжимали дани и налоги, штрафы и поборы из крестьян и городского люда.

Александр со вниманием отнесся к горожанам столицы. Он признал их особые права по местной «Правде». С ними приходилось ладить: ремесленники и купцы кровно заинтересованы в мире и единстве земли, а князь — в городских полках и военном снаряжении.

Во Владимиро-Суздальской Руси свыше 30 городов. Крупнейшие города, такие, как Владимир, Ростов, Рязань, как и Новгород, и Смоленск, и Полоцк, имели до нашествия не менее 40 тысяч жителей каждый.

Город — центр ремесла, торговли, культуры, населен главным образом ремесленниками. Гончары и литейщики, ювелиры и «городовики»-архитекторы, иконописцы и кровельщики — свыше 60 ремесел знали на Руси. Недаром старший современник Александра Даниил Заточник нередко использовал образы ремесленного труда: «Как олово гибнет, часто разливаемо, тако и человек от многия беды худеет», «Железо уваришь, а злы жены не научишь».

Купцы, гости тоже жители города; они повсюду желанны. Прежде во Владимир-на-Клязьме «гость приходил из Царьгорода (Константинополя) и от иных стран». После татарского нашествия размах торговли был уже не тот. Но пути на Север и к Балтике все же открыты. Князя, защитника этих путей, купцы всегда поддержат.

Как и в Псковской земле, Александр твердо и умело правил в Суздалыцине: «По пленении же Невруеве князь великый Олександр церкви воздвигну; грады испольни, люди распуженыа собра в домы своя». Разбежавшихся крестьян и горожан он привлекал хотя бы временными податными льготами, а строительство храмов — признак внимания князя к городу и занятие для бедноты. Чем больше храмов, тем известней и богаче город. Тем праведнее и признаннее князь.

...Слухи, доходившие с юга, заставляли Александра задуматься. Шестидесятитысячному войску Куремсы, которое двинулось на Русь одновременно с Неврюевой ратью, Батый поручил не только удержать Киевскую землю, но и разорить и запугать Галичину и Волынь. С Куремсой заодно действовала смоленская рать, а Смоленск уже давно был связан с суздальцами. Александр пони мал, что Даниил не простит ему сделанного. Но ведь не Александр, а Батый вершил дела!

Татары ворвались в галицкое Понизье. Смоленская рать пробилась в Галич. Но в отличие от братьев Александра, князь Даниил отбил татарский приступ. Освободив Галич, он вступил в Киевскую землю. По соглашению с Миндовгом Даниил даже получил литовскую рать для киевского похода. Но языческая Литва — плохой союзник, полагал Александр. Ему было трудно думать иначе — его родной брат Михаил пал от рук литовцев. И верно, галичане рассорились с союзниками из-за добычи, и поход на Киев сорвался.

Волынский летописец тогда не без гордости писал, что князь Даниил воевал с Куремсой «и николи же не бояся» его, что он укреплял противотатарскую оборону п «грады зиждай противу» татар. Но ведь Куремса был «самый младший среди других вождей татарских», и дело притом в недалеком будущем должна решить не храбрость.

...Столкновение Александра с братьями не миновало Новгорода и Пскова. Это стало ясно, когда тверской князь Ярослав Ярославич предпринял отчаянную попытку поднять против власти Александра обе боярские республики. Это ему удалось без труда. Боярство и прежде скрепя сердце ладило с Александром и не ожидало лучшего теперь, когда он явится в Новгород в качестве великого князя.

Сперва Новгород пытался официально пересмотреть условия своего договора с Александром. Князь был в трауре в связи со смертью еще одного, уже третьего, брата Константина, когда к нему направили посольство с владыкой Далматом «с грамотами, словно о мире». Но князь не спешил их признавать: «он же помедлил».

Тогда сидевший в Пскове Ярослав был приглашен и новгородцами, которые его княжить «посадиша», а князя Василия, сына Александра, «выгнаша». Что боярам братоубийственная война? Но у него, Александра, из шести братьев осталось трое, из которых один при дворе Биргера, другой — заодно с боярскими крамольниками.

На миниатюре Лицевого свода при описании этих событий изображена опустевшая подушка княжеского сиденья и сам княжич Василий, упавший на пол, подняв руки. Ниже — он же выезжает верхом из новгородских ворот. Один из горожан замахивается на него палкой. Тут же и отец его Александр. Скупой рисунок позволяет догадываться, что великому князю пришлось в Новгороде нелегко.

Александру не оставалось ничего другого, как с оружием в руках принудить новгородских и псковских бояр следовать за собой по новому пути к сотрудничеству с Ордой. Это означало и шаг к установлению боярскими республиками определенных отношений с ханом.

Александр Ярославич, как всегда делали в таких случаях его отец и дед, занял Торжок. В сопровождении бояр «со многыми полкы», двинулся он на Новгород. Ярослав Ярославич хорошо знал своего брата и потому сразу бежал. Но дело было уже не в нем: распря князей, как это не раз бывало, привела к взрыву народного недовольства. Отстаивая городские вольности, поднялась беднота: «меньшие» решили, говорит летописец, «стати всем либо живот, либо смерть за Правду новгородьскую, за свою отчину». Они и выступали обособленно от бояр и собирали свое вече на Торговой стороне, у церкви Николы, на Ярославовом дворе. «Меньшие» — это мелкий феодальный люд, рядовое купечество, горожане и шедшие за ними черные люди. По требованию восставших были смещены и посадник, участник Невской битвы, ставленник Александра, — Сбыслав Якунович, и тысяцкий.

Оставалось одно: действовать как учил отец. Решительно и с запросом. Краткое, но выразительное требование Александра в первой, переданной Новгороду грамоте: «Выдайте мои ворогы», вызывало бурю гнева. Кому-кому, а Александру было известно, что новгородская «Правда» подобную выдачу всегда отвергала. Здесь, как и в других вольных городах Руси, судить человека могли только местные власти. С согласия веча посадником стал Ананий; сменили и тысяцкого. Столкновение знатных бояр с «меньшими» грозило вылиться в кровопролитие: вооруженные силы «вятших» во главе с сыном посадника Михалком Степановичем готовили нападение на Торговую сторону от Юрьева монастыря; «меньшие» поставили свой полк у церкви рождества на поле и у церкви Ильи против Городища.

Александр решил выждать. Он знал, что бояре духом слабее. И верно, городская знать — «вятшие» люди — напуганная движением бедноты, заколебалась. Она устроила «совет зол, како победити меншии, а князя ввести на своей воли». На передний план вновь выступили бояре — сторонники Александра, они и стали готовить его возвращение в город. Это были люди, дружба которых проверена временем: старые купеческие семьи, что добрую сотню лет торговали в Суздалыцине заморскими товарами; те сильные бояре, чьи усадьбы горели уже не раз, подпаленные врагами суздальских князей. Из их предков ни один был сброшен с Великого моста в Волхов. И среди «меньших» немало таких, что облагодетельствованы князем за счет земель и имуществ владыки и Новгорода.

Княжеские войска подступали к Новгороду. Его посол передал вечу вторую грамоту. Александр требовал в ней выдачи нового посадника. «Выдайте ми Онанью посадника; или не выдадите, яз вам не князь, иду на город ратью», — писал Александр.

Бояре решили поторговаться — не хотелось им расплачиваться за тех своих собратьев, которые изгнали Василия Александровича. От имени владыки они послали ответ веча: «Приходи, княже, на свой стол, а злодеев (так именовали они восставших) не слушай, Анания помилуй и всех мужей новгородских». Но «не послуша князь» ни владыки, ни веча, надеясь на своих сторонников. Так что грех на душу взял митрополит Кирилл, когда писал, что Александр чтил епископов как самого Христа. Когда было надобно, чтил, а когда и нет.

Враждебные бояре пытались поднять вече на Александра. И три дня весь полк новгородский стоял, ожидая битвы. Но и князь не спешил. Ведь вече осудило его сторонников, но не его самого, решив: «Им судьи бог и святая Софья, а князь без греха».