Со временем он добился для себя газет, возможности регулярно смотреть новости по телевизору. И даже не строил особых иллюзий, когда в конце две тысячи четвертого начальник оперчасти вызвал его для беседы и посулил похлопотать об уменьшении срока, если он, Саня Кондрат, организует голосование на выборах за того кандидата в президенты, которого ему назовут. Кондратенко тогда не согласился не потому, что имел какие-то специальные политические симпатии и был против опустить бюллетень за «донецкого парня». Ему было все равно, кто станет главой государства. На его биографию и дальнейшие жизненные планы это никак не влияло. К тому же был еще один, более существенный момент: послушать «кума» значило сыграть на поле «красных». А тюремную администрацию Кондрат не любил, определяя любые формы сотрудничества с ней емким понятием «западло». Все равно «кум» ничего ему не сделает. Позже срока не отпустит. И Кондрат на тех выборах вообще воздержался…

В результате, выйдя на свободу хоть и с чистой совестью, но, так и не решив стать на путь исправления, сорокалетний Саня Кондрат хорошо представлял себе, в какой мир попадет и что его здесь ожидает. Он догадывался, что его могут встречать совсем не те, кто рад его освобождению. Потому позаботился, чтобы к воротам колонии подъехали все те, кого он успел собрать под свои знамена на зоне и кто вышел раньше. И оказался прав в своих подозрениях: на солидном расстоянии, не особо прячась, за ними двинулся «бумер» неприметного тусклого цвета. Когда Кондрат приказал оторваться, погони не было, из чего он сделал вывод: ему напомнили о себе, однако всерьез не воспринимают.

А зря…

На кожаном пассажирском сиденье завибрировал мобильник.

Кондрату вручили этот телефон с безлимитным тарифом сразу же по выходу, но и на зоне несколько последних лет он имел доступ к мобильной связи – трубка к тому времени полагалась ему по тюремному статусу. Кондрат не быковал, звонил на волю нечасто, только если надо было дать указания пацанам, которые уже освободились и решали необходимые для него вопросы. Но в первые несколько месяцев собственной свободы Кондрат в полной мере оценил все возможности, которые давала мобильная связь для человека с его образом жизни. Его первая «труба» размером и весом с кирпичину таких возможностей, как помнил Александр, не обеспечивала.

Мазнув взглядом по циферблату часов, Кондрат отметил: Костя Докер отзванивает точно по плану, и такая точность по отношению ко времени радовала. Подбирая команду, Кондрат делал упор именно на это обстоятельство: каждый из парней должен работать как часы. Многих приходилось муштровать, и только Докер, получивший кличку благодаря своей профессии – какое-то время он трудился докером в мариупольском порту, – соблюдал установленные правила не потому, что того требовал старший, а из-за того, что относился ко времени точно так же, как и сам Кондрат: четко и правильно работает тот, кто «не думает о секундах свысока».

Протягивая руку к телефону, Кондрат увидел в зеркале заднего вида, что к его джипу с левой стороны направляется, как бы невзначай касаясь на ходу пистолетной кобуры на правом боку, сержант патрульно-постовой службы. Это задержало его на долю секунды, но рука уже сама взяла трубку, поднесла к уху.

– Что там, Костя? – отрывисто спросил Кондрат, не спуская глаз с сержанта, – тому до машины оставалось каких-то три шага.

– Нормально. Загрузились, сейчас поедут.

– Все на местах?

– Обижаешь, Кондрат!

– А ты не обижайся! Как сегодня сработаем, так и дальше пойдет. Я загадал.

Патрульный тем временем приблизился к джипу и, не наклоняясь, требовательно постучал в самую середину тонированного стекла костяшками пальцев.

Палец Кондрата нажал нужную кнопку – стекло медленно поехало вниз и опустилось ровно до половины.

– Какие дела, командир? – Он говорил нарочито громко. В нескольких кварталах отсюда заволновался Докер.

– Э-э, Саня, что у тебя там? Проблемы?

– Сержант Ковалев! – одновременно услышал Кондрат снаружи. – Выйдите из машины… пожалуйста.

Судя по всему, последнее, «волшебное» слово далось патрульному нелегко и произнес он его скорее из уважения к автомобилю, которым заинтересовался, а не к водителю.

– Проблемы? – спросил в свою очередь Александр, эхом переадресовывая сержанту вопрос начальника своего штаба.

– Из машины выходим. Требование патрульного звучало теперь резче – видимо, он привык, что даже здешние владельцы джипов не спорят с ним, представителем власти на этом квадратном километре города.

– Я слушаю тебя, говори.

Тон Кондрата, нарочито спокойный и даже в чем-то слегка ироничный, должен был успокоить и одновременно подбодрить Докера: мол, все идет пучком, главное – дело, а тут он сам разберется.

– Саня, у тебя там точно все нормально? – Судя по всему, тот забеспокоился всерьез.

– Не отвлекайся.

Открыв дверь, Кондрат высунул левую ногу из машины, стараясь не обращать внимания на патрульного. Причем так, чтобы тот понял: на него действительно не обращают внимания. Боковым зрением отметил: молоденькому и наглому сержанту его поведение уже не нравится. Значит, начнет психовать первым, и тогда несколько нервная реакция на его действия со стороны водителя джипа не вызовет особых подозрений.

Выбравшись из прохладного салона в липкую мариупольскую жару, Кондрат чуть отодвинул трубку от уха, вопросительно взглянул на патрульного.

– Я что-то нарушил?

– Саня, блин, дай ему сотню, пускай отваливает! – Докер уже начинал нервничать не на шутку.

– Я сейчас разберусь, Костя. – Тон Кондрата по-прежнему оставался спокойно-отстраненным. – Лучше скажи, двинулись уже?

– Двинулись. Пацаны их повели.

– Пускай не особо рвут пупы, – проговорил Кондрат в трубку, а патрульному пояснил: – Извини, командир, там ребята грузятся, переезд у меня. Офис купил новый, вот фаршируем после ремонта. Дело ответственное.

– Что? – Сержант не заметил, как из отдающего приказы блюстителя порядка превратился в обычного собеседника.

– Ну как? – Кондрат улыбнулся уголками губ. – Офис – лицо фирмы. Ну, как лицо бизнеса. Или не так?

– Саня, не резвись! – Докер все не успокаивался, даже на таком расстоянии Кондрат почувствовал его напряжение. – Не заводи придурка, дай денег, пускай гуляет дальше, слышь меня?

– Я нарушил? – поинтересовался Кондрат.

Он по-прежнему держался расслабленно, всем своим видом показывая сержанту готовность и желание получить замечание, исправить ошибку, словом, максимально эффективно сотрудничать с властью и поддерживать порядок. При этом он демонстрировал детское непонимание своей провинности, в чем бы она ни заключалась. Потому продолжал, не отвлекаясь от основного дела, давать указания своим подчиненным, представ перед сержантом донельзя занятым человеком.

– Тут нельзя парковаться, – выдавил из себя сержант, все еще пытаясь переключить основное внимание водителя джипа на себя.

– И все? – переспросил Кондрат.

– А мало? – парировал патрульный.

– Вон же машины стоят! – Кондрат кивнул перед собой.

– У них номера местные. Они тут работают.

– Кто – машины работают? Где они работают? Командир, ты определись. Хочешь, я отъеду, без вопросов! – И сразу же переключился на Докера: – Как там дела?

– Они повернули. Саня, решай наконец уже проблему!

– Ладно, повиси еще чуть-чуть. – Кондрат опустил руку с трубкой, вопросительно взглянул на патрульного, всем своим видом показывая – он весь внимание. – Ну, так я отъеду?

Или штраф заплатить? Сколько у тебя нарушение правил парковки стоит?

Сержант Ковалев принял наиболее правильное решение в той ситуации, в которую его своим непосредственным поведением и даже некоторым дружелюбием поставил водитель джипа с луганскими номерами. Бросив руку к козырьку, патрульный распорядился:

– Вон там машину припаркуйте. – И показал на другой край улицы.

– Ну, так сейчас переставим. – Кондрат деловито кивнул. – Тебе документы показать?