Обескураженный Галиным недомоганием, Адольф, конечно, очень переживал, и, выясняя отношения, они с Цфасманом даже чуть не подрались, но по своей натуре Адольф был очень отходчивый и все Гале простил, и не совсем благородная Галя даже после выписки из больницы все продолжала вести свой разгульный образ жизни, но, невзирая на все Галины закидоны, Адольф все равно ее любил, и по его настоянию (у Адольфа была отдельная квартира) они с Галей в конце концов зарегистрировались. А потом Адольф в чем-то проштрафился, и в качестве профилактической меры его куда-то посылают на перековку, тогда ведь еще не совсем сажали, а отправляли в глухую провинцию поднимать производство, и Адольф иногда к Гале из глубинки приезжал и чуть ли не каждую неделю присылал ей продукты питания, хотя она тогда практически ни в чем не нуждалась, так как была уже таким же специалистом по прочности, как и мама. Но «сколько волка ни корми, он все равно смотрит в лес» – и, возобновив свои «пагубные привычки», Галя, в отсутствие Адольфа, стала от него снова погуливать.4

Наступает 37-й год, и побывки Адольфа неожиданно сходят на нет, а в свою очередь Галя, как под копирку с мамы, получает точно такую же директиву, и теперь она должна от своего Адика письменно отказаться; для достижения этой цели ее все в том же скоростном лифте увозят в подземный кабинет, где, аннулировав паспорт, выдают ей, как и в случае с мамой, очередной следующий, и она точно так же (во время дружественной беседы) в поддержку своему суженому передает ему в камеру предварительного заключения всю их историю любви, запечатленную в письмах и фотографиях.

Отвлекаясь от экрана, папа настораживается и, поднимаясь из шезлонга, прежде чем идти готовить маме лекарство, успевает заметить, что уже и тогда, в «старые добрые времена», Галя была «настоящая тварь» – и для убедительности повторяет эту свою оценку еще раз.

– Да. Это была тварь. Самая настоящая тварь. Да и сейчас, – все с той же настойчивостью невесело добавляет папа, – да и сейчас «эта нечистоплотная потаскуха» еще нам с тобой, Верка, покажет!5

Ну, а потом, со скорбной гримасой, чуть изменив тон повествования, продолжает свой рассказ мама (расстроенная даже не репликой папы, а не совсем красивым поведением своей подруги), наступает черед и самой Гали, и ее тоже отправляют в ссылку, точнее даже, не в ссылку, а без отрыва от коллектива ЦАГИ (как тогда говорили, в составе «шараги») дислоцируют на «вольное поселение», и задним числом теперь принято «навешивать всех собак» на знаменитого тогда Гришку Кутепова, но мама считает, что Гришка был вообще-то парень неплохой, по крайней мере, в «шараге» многие сослуживцы его уважали и, наверно, не зря в свое время его даже выбрали комсоргом, но папа тут же встрял и возразил, что этот Гришка был на самом деле «настоящая сволочь», «ведь ты же, Вера, сама, помнишь, рассказывала». И уже на поселении Галя снюхивается с молодым военпредом и живет с ним, как «обычная вольнонаемная», и только ходит отмечаться в комендатуру, и этот военпред в Галю «по уши втюхался», и когда мама в лице Климента Ефремовича пустила в ход тяжелую кавалерию и в конце концов все-таки выхлопотала Галино возвращение в Москву, то «этот мальчишка» чуть не сошел с ума и, по свидетельству очевидцев, не пережив разлуки, прямо в своем кабинете выстрелил себе в висок.6

А еще перед самой ссылкой Галя влюбилась в цаговского светилу Остославского (которого за организаторские способности в свое время ценил сам товарищ Орджоникидзе), и в производственных интересах, оставив на переподготовку в Москве, его даже не отправили вместе с «шарагой» на поселение, и уже в министерстве, как и ожидалось, он пошел на повышение, и, вернувшись в Москву, Галя его вдруг застукивает со своей родной сестрой, и чтобы Галя не переживала, мама знакомит ее с Сенечкой Вигдорчиком – уже имеющим опыт работы пионервожатым и проверенным в деле еще до маминой работы в ЦАГИ, но Остославский потом Галину сестру бросает, нет, кажется, наоборот, она его бросает сама и отбивает от жены знаменитого хирурга из военного госпиталя в Серебряном переулке на Арбате, сейчас мама, правда, уже не помнит его фамилию, а Галина сестра хоть и считалась «форменная дура», но была очень красивая, даже красивее самой Гали, и еще у Гали был брат, и тоже очень красивый и в качестве полпреда уже дослужился до чина подполковника, но потом оказался троцкистом и, когда вышел инвалидом из заключения, то, будучи еще совсем молодым, спился и умер.7

И с помощью Климента Ефремовича мама выхлопатывает для Гали возврат ее квартиры, полученной Адольфом еще до знакомства с Сенечкой, и Гале даже возвращают всю ее мебель, включая и знаменитый рояль, и в память о своем возлюбленном Галя рояль все-таки оставляет себе, а стулья решает продать маме, те самые, что теперь стоят у нас на веранде, – всего шесть штук – и все с черными коленкоровыми спинками и точно такими же сиденьями, а сами – темно-фисташкового оттенка, сейчас они, правда, уже давно обтрепались – ведь шутка ли – прошло уже почти полвека; хотя тогда и гляделись как с иголочки, но Гале они были совсем не нужны: ну, зачем ей эти стулья, когда с ней уже нет ее любимого Адика, а маме, наоборот, позарез понадобились: Наташеньке исполнилось пять лет, и мама тогда с Башкировым уже развелась, но с папой они еще не встретились, и значит, был (задумывается) как раз 37-й и стулья маме понадобились в квартиру Ивана Петровича, и еще спасибо, что бабушка успела их потом с первого захода вывезти из Ленинграда в Москву.8

И мама до сих пор не может Гале простить, что за эти «несчастные стулья» ей пришлось еще и платить. А ведь могла бы и подарить – за все, что мама ей тогда сделала: и вылечила от гонореи, и вызволила из ссылки, и выхлопотала уже совсем было уплывшую квартиру; да плюс ко всему еще и познакомила с Сенечкой.

Да и вдобавок еще сорвала с мамы какую-то «баснословную сумму», по крайней мере, по тем временам, а ведь самой Гале эти стулья достались фактически бесплатно да еще и по маминой протекции.

Но мама зла не помнит (ведь и сама она, чего греха таить, тоже не сахар!), и даже «эту вопиющую низость» своей лучшей подруги готова теперь «безвозмездно проглотить».9

А с Сенечкой у Гали тоже как-то не заладилось, потому что Сенечка оказался импотент, и у него ничего с Галей не получалось. Да и вообще он был «такой развратный, что ему всегда нужно было сразу много баб».

И я опять удивляюсь:

– Импотент и нужно много баб?

(И, отвлекаясь от экрана, папа опять настороженно хмурится, а мама как-то беспомощно улыбается.)

По правде сказать, она и сама не может этого понять, но ей все-таки кажется, что Галя от нее что-то утаивает. Но мама твердо уверена, что в этих делах Сенечка был не совсем порядочный, и по этому поводу Галя очень страдала.10

А потом неожиданно в Галину квартиру возвращается Адольф – в отличие от расстрелянного Ивана Петровича, Адольфа чекистская пуля не берет. И возвращается не один, а со своей новоиспеченной невестой – ведь Галя же сама от него отказалась – и вот Адольф нашел себе молодую подругу. И это Галю сначала просто взбесило, и она поставила перед собой цель – вернуть себе Адольфа во что бы то ни стало. И, вспомнив все ее прелести, Адольф на эту приманку клюнул. И Гале Адольф показался ужасно жалким, а над его новой подругой она откровенно поиздевалась. Адольф к ней приехал на грузовике за своим роялем, и Галя его, оставив у себя, сначала соблазнила и, добившись своего, потом вероломно выгнала. А его молодуху спустила с лестницы. И просто убитый таким поворотом событий Адольф, конечно, очень переживал и все ей звонил и звонил, и Галя иногда его до себя опять допускала, но, неожиданно приблизив, тут же его снова прогоняла. И это ей (она маме не раз признавалась) даже нравилось, хотя сама она уже давно крутила шуры-муры с Сенечкой. А Сенечка, хотя и оказался импотентом, но так на ней в результате и не женился, и Галя ему потом этого так и не простила.11