Готово. Он подхватил чемодан, вышел из комнаты и двинулся вниз по лестнице, с удивлением обнаружив, сколько сил отняла болезнь. На втором этаже ему даже пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Черт возьми, он все-таки еще болен. А значит, ему есть оправдание, конечно есть.

– Buоn giorno, Signor Duckworth, buon giorno, come va?[76]

Ох, что за манера так громко орать, раздраженно подумал Моррис. В малюсеньком вестибюле, где синьора Лигоцци обычно общалась с постояльцами, болталось два-три человека. В это утро там почему-то стоял запах французских сигарет. Моррис послал хозяйке страдальческую улыбку выздоравливающего и пожелал ей доброго утра. Где же Массимина? Возможно, действительно стоит задержаться еще на денек, но так не терпится оказаться у моря, вдохнуть свежий, бодрящий воздух. Он расцеловал хозяйку в обе щеки и сердечно поблагодарил за редкую доброту.

– Ваша барышня записывает свой адрес, когда-нибудь непременно свяжемся.

– Хорошо, – сдавленно прошептал Моррис и резко обернулся.

Массимина стояла у импровизированной стойки портье и старательно водила ручкой по бумаге.

– Я оставила адрес на букву «Т», – сказала она, – Тревизан. И номер телефона.

Синьора Лигоцци мельком глянула на запись и сунула тонкую красную тетрадь на полку рядом со стойкой.

– Grazie mille. Если все-таки соберусь в Англию, обязательно вам сообщу. Могу привезти вам что-нибудь с родины.

– Bene, bene. Grazie infinite.[77]

Надо заполучить эту гнусную тетрадь! Во что бы то ни стало. Одно дело – его имя в книге регистраций, и совсем другое – ее имя в адресной книге. Ее фамилия! Та фамилия, что появится в вечерних газетах. (Господи, ну зачем, зачем нужно оставлять свои адреса, если нет ни малейшего намерения встречаться вновь? Рим аж в четырехстах милях от Вероны!)

Выйдя на улицу, он предложил:

– Мими, давай купим ей цветы, а? Она была так добра к нам.

Массимина радостно согласилась. Ну да, на скорый поезд она тратиться не желает, зато не задумываясь швыряется деньгами, если есть возможность продемонстрировать свою щедрость. Они нашли цветочный магазин на улице 24 Мая. Моррис сказал, что ничего не понимает в цветах, поэтому предоставляет выбор ей, а сам пока сбегает купит газету.

В небольшом киоске «Арены» не было, но на четвертой странице «Маттины» в разделе криминальной хроники имелось сообщение об убийствах в Римини. Моррис затаил дыхание. Помещенный рядом с заметкой фоторобот был точной его копией. Он прислонился к светофору и, судорожно сжимая газетные листы трясущимися руками, принялся читать.

…Синьор Алфредо Тодескини, владелец пансиона на виа Фама, признал, что позволил этой паре провести у него три ночи, не спросив у них документов и даже не занеся их имена в регистрационный журнал. По его словам, молодые люди выглядели очень счастливыми, словно бежали из дома и теперь наслаждались обществом друг друга. У светловолосого молодого человека был заметный иностранный акцент, но синьор Тодескини затруднился определить, какой именно. В номере, где жила эта пара, полиция нашла отпечатки пальцев, которые совпадают с теми, что найдены на двери номера, где произошло преступление. Мотивы поистине чудовищного в своей жестокости убийства остаются пока неясными, хотя полиция выражает уверенность, что это дело рук маньяка или по крайней мере человека, страдающего душевным расстройством. Усилены проверки на пограничных пунктах на тот случай, если убийца является иностранным туристом. Был послан запрос в Интерпол с целью получения сведений о похожих нераскрытых преступлениях в других странах. По словам полиции, рассматривается возможность предъявить обвинение синьору Тодескини и другим владельцам гостиниц, которые забывают регистрировать постояльцев.

Ни хрена себе «заметный» акцент, если этот жирный боров даже не смог определить страну. «Чудовищное в своей жестокости»… Ох уж эти газетные штампы. А какие еще бывают убийства? Сегодня было совершено очень нежное и ласковое убийство…

Моррис разглядывал фоторобот. С глазами они немного ошиблись, да и переносица слишком узкая. Но в целом получилось совсем неплохо. Можно, конечно, отрастить бороду, но именно этого они и ждут – недельная щетина немедленно его выдаст. (А если фоторобот увидит синьор Картуччо, этот грязный сластолюбец от «Гуччи», если он прочтет о светлых волосах и акценте… Что тогда?)

Массимина вернулась с букетиком роз, который показался Моррису не совсем подходящим, но свое мнение он оставил при себе. Они зашли в небольшое кафе на улице Маццарино выпить капуччино, и Массимина озабоченно сказала, что если ему все еще нездоровится, то, может, стоит сесть на поезд и отправиться прямиком в Верону, где он будет жить в своей квартире, где есть возможность обратиться к доктору, где…

Да ведь он даже словом не обмолвился о болезни, возразил Моррис. Он вовсе не говорил, что ему нездоровится. Но ведь он такой бледный и выглядит таким вялым и утомленным, что…

Он не вернется в Верону, пока они не поженятся! Иначе ее мать найдет способ их разлучить.

Массимина нахмурилась. После того, как они расплатятся в пансионе, у них останется двести тысяч лир, иными словами…

Но на Сардинии им не придется ничего тратить. Моррис изо всех сил старался не потерять терпения, но какого черта она пристает к нему с этой ерундой?

Тогда почему им не отправиться на Сардинию сегодня же?

Потому что сегодня он чувствует себя недостаточно окрепшим для дальней дороги. (Один-единственный день, и куш у него в руках.)

В кафе они просидели почти до одиннадцати часов, потом побрели обратно к пансиону. В это временя синьора Лигоцци должна уже приступить к уборке комнат. Так оно и оказалось. Моррис остался внизу, а Массимину отправил с цветами наверх искать хозяйку. Он быстро оглядел тускло освещенный вестибюль: парочка туристов дремала в старинных креслах, распластав на коленях путеводители и иностранные газеты. Моррис поспешно достал с полки красную тетрадь, отыскал нужную страницу, нажал на пружинку, вытащил листок, сунул его в карман, снова щелкнул пружинкой и положил тетрадь на место. Но тут же снял ее снова, нашел в конце чистую страницу, вставил ее вместо прежней и написал: «Массимина Т…» Надо придумать другую фамилию, которая начинается с «Т». Черт, ничего в голову не лезет. Похоже, он не знает других итальянских фамилий, которые начинаются с «Т». Тибальдо, Трамото, Толончино, но это он сам выдумал. А вдруг таких фамилий не существует? Боже. И тут он вспомнил статью в газете. Тодескини, владелец пансиона. Массимина Тодескини! Так, теперь вымышленный адрес и номер телефона.

– Морри, синьора Лигоцци на минутку вышла.

Массимина стояла у подножия лестницы с придурковатой дочерью хозяйки – идиотка когда разговаривает, так мерзко выворачивает толстые губы.

– Вышла?

Звонить в полицию?

– Да.

Но у нее же есть здесь телефон. Зачем ей выходить из-за этого.

– Что ты делаешь, Морри?

– Просто хотел проверить, записала ли ты код Вероны вместе с телефонным номером. Знаешь, когда нужно, никогда не можешь его найти.

И он сунул тетрадь на место. Они оставили розы на стойке вместе с запиской и отправились на вокзал.

Массимина считала, что Моррису лучше ехать не на пляж, а пойти в квестуру и разобраться с документами, необходимыми для заключения брака, но Моррис заметил, что в римской квестуре будет гораздо больше народу, чем в какой-нибудь тихой деревушке на Сардинии, к тому же, чтобы вырвать любой документ у итальянской бюрократии, требуется несколько дней, а раз их послезавтра здесь не будет, то не стоит и пытаться. И это было чистой правдой.

– Ты уверен, что хочешь жениться, Морри?

В ней говорила не столько подозрительность, сколько желание понежничать, как в тот раз, когда они смотрелись в зеркало.

Моррис ласково поцеловал ее в лоб. Он действительно этого хочет.