– Очень приятно, – буркнул Моррис, отбрасывая всякие церемонии. – Боюсь, я не понял.

Оказывается, эта зубастая кобыла спросила у Массимины, где душевые кабинки. (Ну почему все обращаются с вопросами к этой тупице? Почему никто не спрашивает его, Морриса?) И Массимина поволокла ее через весь пляж, и они за монетку в сто лир воспользовались одной кабинкой, где Массимина рассказала все-все о Моррисе, о том, что он, как истинный белокожий англичанин, прячется, словно крот, в тени, тогда как другие греются на солнышке. А потом зазвала кобылу познакомиться с ним, потому как отдых ведь в том и состоит, чтобы знакомиться с людьми и получать удовольствие. А Моррис обрадуется возможности поговорить по-английски с настоящей англичанкой.

– Из Барнета, точнее, из Хадли, знаете, это рядом с Лондоном.

Золотой пояс, подумал Моррис. Половина членов кабинета выгуливают там своих собак или отправляют на прогулку слуг, если идет дождь.

– Я сам вырос в Южном Кенсингтоне.[51]

Пусть проверит!..

Синее бикини Сандры пузырилось на месте несуществующих грудей и обтягивало великоватый зад. Тело ее покрывал золотистый загар, слишком неестественный, подумал Моррис (но, может, это просто зависть, а?), широкие бедра при ходьбе игриво покачивались. Года двадцать четыре, гораздо старше Массимины. И этого не скрывает. Крупные поры вокруг ноздрей. Сандра шлепнулась на полотенце Морриса и оповестила новых знакомых, что она в восторге от жары. Ради Массимины она перешла с английского на ужасный, донельзя изуродованный итальянский:

– Vengo in Italia ogni anno.[52]

Последнее слова она произнесла как «ano»,[53] но Массимина не засмеялась.

Моррис попытался расслабиться. Разве их болтовня способна повредить? Туристы не читают местных газет, даже если прилично знают итальянский, чего, похоже, нельзя сказать о бедняжке Сандре. На самом деле, может, оно и к лучшему, если Массимина погрузится в требующую от нее усилий болтовню с англичанкой, чем будет без присмотра слоняться среди итальянцев. Считай, что тебе повезло, старина!

– Вы давно в Италии? – вежливо спросил он.

– Я? Нет, не очень давно, – ответила зубастая кобыла. – Сегодня утром мы приехали на машине из Венеции, – и она принялась трещать о том, как обожает солнце, и крепости в La Serenissima,[54] и сверкающие водопады… – per me е stato meraviglioso![55]

Моррис решил воспользоваться случаем и удрать.

– Пойду куплю сегодняшние газеты, – перебил он. – Не буду мешать вам судачить.

Он аккуратно подобрал номер «Панорамы», чтобы оттуда не выпали вырезки. Может, его внезапный уход выведет из равновесия толстокожую Массимину?

– Принеси мороженого, Морри. – Казалось, эту девчонку невозможно обидеть. – Ты какое хочешь, Сандра?

– Zabaglione![56] – проорала вслед мисс Хадли, умудрившись даже не проглотить первую согласную.

Моррис тащился по обжигающему песку. Вокруг него мельтешили голые, лоснящиеся тела, через некоторые приходилось переступать, пляж был наполнен людскими криками, радиовоплями, взлетающими мячами. Он засмотрелся на двух мальчишек в плавках песочного цвета, которые гоняли футбольный мяч, потом на распластавшуюся на песке девчушку – ее руки покрывал нежнейший золотистый пушок. Завтра же нужно купить темные очки и наконец расслабиться, под их прикрытием глазея на окружающих. Ну почему ему никак не удается расслабиться?

Он дошел до лестницы, ведущей к дороге, уронил на землю шлепанцы и сунул в них ноги. Жарко, слишком жарко. Так жарко, что плавятся мысли. Он сейчас просто сбегает к ближайшему киоску, купит «Арену» и «Коррьере делла сера», просмотрит «Арену» и выкинет ее, а «Коррьере» заберет с собой вместе с мороженым. Нельзя надолго оставлять Массимину. Потом надо оторвать ее от этой английской лошади и сходить пообедать. Если повезет, может, получится убедить ее купить сегодня рыбу, раз они оказались на море.

Моррис перебрался через оживленную набережную и под палящим солнцем поспешил к центру города. Он был бы рад просто прогуляться, выпить, не торопясь, в одиночестве кружечку пива, но на такую роскошь у него не было времени. Пришлось обойти три киоска, прежде чем он наткнулся на единственный экземпляр веронской «Арены».

Отойдя от киоска, он уже собирался развернуть газету на разделе местных новостей, как взгляд его привлек маленький заголовок внизу первой страницы.

НАЙДЕНА ОДЕЖДА ПРОПАВШЕЙ ДЕВУШКИ.

Брови Морриса поползли вверх.

Красный спортивный костюм Массимины Тревизан, которая в пятницу днем вышла из своего дома в Квиндзано и не вернулась, был найден вчера утром в урне на железнодорожном вокзале Виченцы. Франко Галеардо, который следит за урнами уже более десяти лет, сообщил: «Я увидел, что эта вещь еще в прекрасном состоянии, и решил взять ее себе. Я показал костюм своей жене, думая, что его можно выстирать и отдать дочери, а она сказала, что слышала по местному радио, будто полиция ищет девушку в красном спортивном костюме, поэтому я сразу туда позвонил».

Через несколько часов эксперты смогли подтвердить, что волосы, обнаруженные на костюме, и волосы, найденные в комнате Массимины, принадлежат одному человеку.

Моррис пересек улицу, зашел в бар, заказал двойной виски со льдом и оседлал высокий табурет у стойки. Она выбросила костюм! И не куда-нибудь, а в обычную урну. И ничего ему не сказала. (Слава богу, что не оставила его в отеле!) А что, если на костюме остались и его волосы? Один-единственный светлый волосок. В первый день он обнимался с ней?.. И может ли полиция опознать его по перхоти? Наверняка на проклятый костюм попала пара чешуек. Мы с ног до головы покрыты частичками друг друга. Иначе и быть не может.

Он залпом проглотил виски и принялся быстро просматривать остальные газетные колонки.

…Крови нет, но полиция опасается худшего…

А письмо? О письме ни слова. Похоже, почта его подвела. Три дня, а письмо так и не дошло. Следующее надо послать экспресс-почтой. Если только письмо по каким-то причинам не скрыли от прессы.

Моррис уловил свое отражение в зеркале между двумя бутылками спиртного: лицо пылает от жары и выпитого виски, волосы после купания в море свисают крысиными хвостиками. Вот так всегда! Везет как утопленнику. Ей непременно надо было выбрасывать костюм именно в ту урну, куда заглянул вокзальный попрошайка. (Нет, вы только подумайте, решил презентовать помоечные тряпки родной дочурке! Господи, если бы у Морриса были дети, он в лепешку бы разбился, но давал бы им все самое лучшее. Иначе зачем вообще производить их на свет? Зачем отец произвел его на свет?)

Он встал и вышел из бара, переполненный слепящей яростью.