Однако репортерша все же на пару минут отвлеклась от созерцания двери – уж очень интересная пара сидела за одним из столиков, красивые и беззаботные, словно на свете не существовало Зла. Молодые и легкомысленные, и, главное, влюбленные. Она это увидела в их глазах – отражения друг друга.

Остальной мир для них не существовал, пока они держались за руки и смотрели друг другу в глаза, нежно улыбаясь и щебеча легкомысленные глупости.

Рита проглотила ком в горле и постаралась придать своему лицу еще более неприступное и ледяное выражение, чем обычно. Однако сложнее всего оказалось убрать «вселенскую» тоску из глаз и превратить их в два бирюзовых камешка. Не к месту вспомнились родители. Точнее, тот период жизни, когда они начали отдаляться от нее. Или… она от них? Когда они впервые назвали ее жестокой, холодной. Особенно после первых публикаций ее ядовитых статей.

Вспомнилось интервью с коллегами из «Женских штучек», когда ее улыбающуюся фотографию с белозубым оскалом поместили на обложку. Тогда центральный разворот заняло то ужасное интервью. Ее премировали «Золотым пером», как лучшую журналистку года. Хотя, стоит заметить, что в конкурсе не принимал участия ни один серьезный журналист, пишущий про политику, только репортеры из различных женских изданий и желтой прессы.

– Рита Свои, говорят, что у вас нет сердца. Это правда?

– Конечно (стеклянный смех, словно звон бокалов). Еще в детстве я продала его за доллар.

Брр! Рита тряхнула головой, чтобы отогнать неприятные воспоминания, от которых начинало тошнить. Пышные пряди упали на лицо. Откинув их, она замерла, прищурившись.

В кафе как раз входил «Мистер Знаменитость» – Гарри Джонсон собственной сиятельной персоной.

Быстро отыскав ее глазами, парень направился к ней с выражением страдания и муки в изумрудных глазах и явным нежеланием находиться с ней в пределах одной Вселенной.

– Привет, Гарри, – произнесла она, открывая блокнот. – Садись.

Он кивнул и сел напротив.

Она отметила, что он напряжен и скован. А в глазах за модными солнечными очками – одновременно вызывающее и затравленное выражение. Сняв очки, он нервно швырнул их на столик, едва не разбив.

– Давайте сразу к делу. У меня нет никакого желания с вами общаться, – почти выплюнул он с ненавистью. – Меня моя девушка ждет.

Изящно изогнутая бровь.

– Хм, полагаю, это мисс Лесли? Или Генриетта Браун? Либо кто-нибудь, о ком я не знаю? Какая-нибудь супер-модель? Или начинающая голливудская красавица, которая благодаря связи с такой знаменитостью, как ты, мечтает сделать собственную карьеру? Возможно, какая-нибудь дурочка, которая после секса обязательно попросит у тебя твои трусы, чтобы хранить их возле сердца? А те части тела, которых ты коснешься во время секса, она больше никогда не будет мыть?

Джонсон раздраженно тряхнул торчащими как попало волосами, машинально попытавшись их пригладить. Впрочем, это было также невозможно, как изменить профиль без пластической хирургии.

– Кажется, по предварительной договоренности с этим идиотским журналом, вы не должны лезть в мою личную жизнь! Я этого не потерплю.

– Знаешь, мне не нужно твое разрешение, чтобы хорошо выполнять свою работу, – она пронзила его испытывающим взглядом. Хорошо, расскажи про учебу, про друзей, про свои увлечения – которые не касаются секса.

– О, вас так интересует тема секса? Синдром острого недотраха? – ухмыльнулся парень, разваливаясь на изящном стульчике. Она невольно отметила его идеальное телосложение – и когда из мальчишки успел вырасти такой сексапильный подросток? Тело развитое – он явно увлекается тренажерами и физкультурой, черты лица практически идеальные, очень красивые глаза, которые, как и его хорошее телосложение, достались ему от отца.

Рита поймала себя на том, что откровенно залюбовалась им.

«Мальчишка! Для меня он – просто малолетка».

Женщина замолчала, затем продолжила, стараясь собрать разбегающиеся мысли:

– Поделись с нашими читателями своими увлекательными приключениями в школе! Кто, например, пытался тебя втайне побить, с кем и за что ты соперничаешь. Насколько я знаю, тебе почти нет равных в школе, кроме Виктора де Ноблэ, конечно. Ну, Виктор происходит из древнейшей аристократической семьи, которых все меньше остается в Англии. И, хотя его родители не так богаты, как твой отец, но у них есть класс, а это дар, который может быть только врожденным. В какой-то миг ей показалось, что сейчас он ударит ее… По лицу. Или схватит за волосы и вышвырнет в окно. Или скинет со стула на пол и начнет нещадно пинать ногами прямо в живот. Его глаза потемнели, а губы сжались, превратившись в тонкую бледную линию.

– Да как вы смеете! Я же предупреждал ваш отвратительный журнальчик, что не собираюсь говорить о личном! Вы и так вылили на меня кучу грязи, когда издевались надо мной, моим отцом, моей умершей матерью в своих жалких писульках! Вы бы радовались даже смерти собственных родителей… если бы вам заплатили за статью про их похороны! – его голос, возросший до крика, сорвался. – Я же просил вашего редактора, чтобы мне прислали на интервью кого-нибудь другого! Или те, кто варится в этом дерьме, слышат лишь то, что им выгодно?

Ей ни с того, ни с сего захотелось попросить прощения. Особенно про ту действительно гадкую статью о смерти его матери, которая покончила с собой в огромном особняке. Пока Адам Джонсон резвился на Багамах с очередной красоткой-моделью, а их практически интимные фотографии оказывались во всех развлекательных изданиях, его жена Люси страдала от одиночества и от ревности, которую искусно разжигали журналисты. Рита понимала, как ему было тяжело, тогда еще совсем маленькому, сначала пережить эту смерть, затем… простить отца (если он его простил, конечно), а потом еще и жить дальше. И переваривать всю ту грязь, что многие годы лились на него и на его отца. Большинство журналистов (не только Рита), смаковали странное самоубийство, которое под определенным углом могло бы даже сойти за убийство или за попытку доведения до самоубийства. Смаковала и она, хотя и без особой радости. Смерть красивых женщин никогда не вызывала у нее особого восторга. Наверное, сказывалась редкая женская солидарность.

Журналистка тонула в этих зеленых глазах, которые наполнились слезами. Ей вдруг отчаянно захотелось обнять его, утешить. Но… на них все смотрели! Да и не позволил бы он ей к себе прикоснуться, а кроме того, не могла же она разрушить тщательно взлелеянную репутацию безжалостной стервы.

– Держите себя в руках, мистер Джонсон! – ненавидя сама себя, произнесла она чеканным сухим голосом. – Вы же, как-никак, будущая звезда! А теперь, если не возражаете, продолжим. Или вы решили сбежать? Может, вы боитесь меня? – ехидно добавила она.

Слезы в зеленых глазах высохли, словно первые капли росы на весенней листве. Он поднял подбородок, принимая ее вызов, хотя не мог ни понимать, что в словесной дуэли журналистке нет равных.

Она заметила, что Гарри уставился на нее с опаской и с любопытством одновременно.

– Наверное, ты хочешь сказать мне какую-то страшную гадость? – парень откинулся на стуле, чуть прищурив изумрудные глаза. – Давай же, не стесняйся – после множества репортеров, которые каждый день рвут меня и отца на части, меня уже сложно напугать. Да и не скажу, чтобы я кого-то из вас боялся. Он снисходительно улыбнулся, беря себя в руки.

– Просто мне неприятно… как различные ничтожества, вроде нищих журналистов, гавкают на меня и отца, потому что они сами – никто. Конечно, проще оскорбить тех, кто чего-то добился, чем самому добиться успеха. Для этого же надо потрудиться! А ваша работа – это просто изливание желчи. Да и язык у репортеров, как говорится, без костей. И все-таки, я думаю, наше интервью пора закруглять.

– Почему?

– Устал от всяких сучек, – он ослепительно улыбнулся, развалившись на стуле. – А если серьезно – может быть, потому что слишком много знаю про ваши методы. В некотором роде я тоже профессионал. Я ведь стал известным с момента моего рождения. Что большинству журналистов, конечно же, не светит никогда. Ваш брат для меня – это духовный калека с множеством комплексов и проблем.