— Какой?

— Я найду камень и отдам ему вместе со всеми документами. А он мне скажет, кто убил. Ясно же, что убил тот, кто знал про бриллиант. А знали только мы трое: я, Эдик и покупатель.

— Почему ты не заподозрил Эдика? Потому что он твой брат?

— Нет, — отрезал Алик. — Не поэтому. По поводу братца у меня иллюзий нет. Просто Эдик скорей бы отравил, чем зарезал. Он крови боится до судорог, а Юрку ножом ударили. Эдик бы так не смог.

Он посмотрел на меня и усмехнулся.

— А тут еще ты под руку подвернулась... Чего ты в институт явилась?

— Сама не знаю, — сказала я. — Наверное потому, что видела, как его убили. Я крестик потеряла, отправилась его искать. И все увидела. Хочешь знать, как это было?

Алик немного помолчал.

— Нет, — ответил он наконец, — не рассказывай. Мне и так плохо. Идиот!

Он скрипнул зубами и с силой ударился головой об стену.

— Как я мог так купиться?

— Ты в институт за ключами приезжал?

— Да. Я знал, где Юрка держит запасную связку.

— Зачем ты в квартиру пришел?

— Я помнил, где у Юрки тайник, — ответил Алик. — Мы его в детстве вместе придумали. Надеялся, что камень там. Я ведь не знал, что это за драгоценность. Только когда рисунок увидел — догадался.

— Ты не знал? — поразилась я. — Юра тебе не показал?

— Он сказал, что эта вещь приносит несчастье. Сказал, что будет лучше, если я останусь в стороне. Просто сведу его с Эдиком. И все. Откровенничать не стал. А я не расспрашивал.

— Как ты тут оказался? — спросила я.

— Славка вчера позвонил мне на работу. Просил срочно приехать в «Отрадный». Сказал, что у него есть информация о Юркиной смерти.

Он замолчал.

— И ты приехал.

— Конечно! Примчался, а не приехал! И получил хорошую порцию наркотика.

— Значит, вчера вечером, когда я сюда приехала, ты был уже в доме?

— В доме. Лежал в какой-то комнате. Ящиком меня накрыли — и все.

Я вспомнила длинные деревянные ящики, стоявшие под окном, и невольно рассмеялась.

— Ты чего? — не понял Алик.

— Ничего. Не обращай внимания.

— Теперь твоя очередь. Рассказывай.

— Что?

— Все!

Я опустила голову ниже, поискала место похолодней, но мне это уже не помогло. Я могу работать батареей. Вся стена горячая только потому, что я к ней прислонилась. А пол холодный. Странно, ногам холодно, а голове горячо. Оказывается, так бывает...

— Ира!

— Потом, — ответила я невнятно и закрыла глаза. — Отдохну немного...

— Ира!!

Меня поглотил водоворот и утащил в необитаемый мир за серой рваной пленкой.

Последующие дни я помнила смутно. Сознание все чаще поглощала серая рваная пелена, но голос Верховского упорно вытаскивал меня обратно. Он тормошил меня, не давал успокоиться, прилечь, заснуть. Орал в ухо, рассказывал какие-то истории, заставлял смеяться, отвечать, петь песни, просто тряс за плечо свободной рукой.

Иногда я приходила в себя оттого, что на моих губах оказывался влажный платок. Верховский заставлял меня глотать противную мутную воду, пахнувшую хлоркой, а меня тошнило и чуть не выворачивало наизнанку от одного ее запаха.

Он заставлял меня разговаривать с ним, хотя разговаривать мне хотелось все меньше и меньше.

Мне хотелось, чтобы меня оставили в том мире, куда я уходила.

Мне хотелось досмотреть картинку, от которой меня все время отрывал назойливый голос Верховского.

Я брела по раскаленному песку. Между ногами изредка проскальзывали маленькие ящерицы. Впереди дорогу мне преграждал высоченный горный хребет.

Я дала себе слово дойти до основания горы и только там лечь и отдохнуть.

Дошла и со вздохом облегчения упала на горячий песок. Пот лил с меня градом, в ушах звенело. Я подумала, что, наверное, ужасно пахну, но сил устыдиться этого уже не было.

Я устала. Я хочу отдохнуть.

Почему-то всегда именно в этот момент в мои сны врывался голос Верховского, назойливый, как наш телефонный звонок.

Он что-то орал мне прямо в ухо, заставлял вставать, идти дальше, петь песню, отвечать на какие-то вопросы...

Невыносимый человек.

Иногда меня сопровождали люди, лица которых казались смутно знакомыми. Словно я видела их раньше, в другой, прошлой жизни. Худой парень с удивительно белой кожей, покрытой веснушками. И как он умудрился сохранить здесь такую белую кожу?

Он смотрел на меня внимательным, пристальным взглядом и говорил кому-то:

— Оставь ее. Поскорее отмучается.

И этот, другой, рычал в ответ:

— Мразь!

Изредка показывалась какая-то женщина в строгом брючном костюме на каблуках. И как она может ходить здесь на таких каблуках? Неудобно же...

Женщина клала руку мне на лоб, зачем-то поворачивала мою голову, заглядывала в глаза.

— Дня два-три, от силы... Началось обезвоживание...

И белокожий парень отвечал, озабоченно качая головой:

— Плохо... Лучше бы после моего отъезда...

Я не понимала, о чем они говорят, а попросить объяснений не было сил. Но эти загадочные люди нравились мне больше Верховского. Потому что они не тормошили меня, как он. Позволяли лечь, закрыть глаза, отдохнуть.

— Ира!

Вот, снова он. Что за напасть такая!

— Ира!

Придется встать. Он не отстанет, я знаю.

Я поднялась на ноги и оглянулась назад. Внизу расстилалась пройденная мной пустыня. Я поднялась не очень высоко, до вершины еще идти и идти. Отдохнуть бы. Почему он не дает мне отдохнуть?!

Меня ударили по щеке. Не сильно, но ощутимо.

— Отвечай!

— Оставь меня, — ответила я внятно.

— Говори со мной! Слышишь? Говори!

— О чем? — спросила я, не открывая глаз.

Попробую поспать стоя.

— О чем угодно! Ты учишься?

Я молча покачала головой.

— Отвечай!

Меня ударили по щеке.

— Нет, — ответила я.

— Учиться хочешь?

— Да, — ответила я, не дожидаясь нового удара.

— Тогда будем заниматься.

— Чем?

Я старалась говорить коротко и односложно. В промежутках между ответами можно немного поспать.

— Историей. Тебе придется сдавать историю. Ты в курсе?

— Да.

— Слушай меня внимательно. Начнем с самого начала.

Он тряс меня снова и снова, орал на меня. Заставлял вставать с земли и брести дальше, выше, по пустой горной тропе, уходящей в небо. Я уже боялась оглядываться назад, потому что поднялась очень высоко. Так высоко, что в ушах непрерывно звенело.

Но до вершины еще далеко.

— Отвечай мне! Кто такие древляне?!

— Не знаю...

— Знаешь! Я только что тебе рассказал! Отвечай!

И он продолжал меня мучить. Бил по щекам, тормошил, заставлял подниматься и идти дальше.

— Я больше не могу!

— Можешь!

— Оставь меня!

— Отвечай! Кто такие древляне?!

Отче наш! Иже еси на небеси... Не помню, как дальше. Господи! Помоги мне! Дай мне отдохнуть!

— Ирка!

— Не бей меня! Пожалуйста!

— Слушай меня еще раз. Если не сможешь повторить — ударю!

Господи! Смилуйся надо мной!

Время перестало существовать. Никогда ничего не было и ничего не будет вокруг, кроме бесконечной тропинки, ведущей в бесконечную высоту, ненавистного голоса, рвущего мозг и ударов по щекам.

Я больше не могу.

— Ирка!

Мне показалось, или голос его действительно изменился?

Я так поразилась, что открыла глаза и заставила себя увидеть пустой подвал и бутылку хлорной воды, стоявшую рядом со мной.

— Ты слышишь?

Где-то очень далеко и высоко над нашими головами проехала машина.

— Сюда едут, — прошептал Алик.

Потряс меня рукой за плечо и закричал.

— Сюда едут! Ирка! Ты слышишь!

Я не могла говорить. Просто сидела и смотрела на свои ноги, обутые в огромные мужские кроссовки. Откуда у меня такие? Не помню...

Алик с трудом поднялся. Рука, прикованная к батарее, не давала ему выпрямиться, и он стоял, согнувшись, припав ухом к кирпичной стене.

— Почему ты босиком? — спросила я неожиданно очень отчетливо.