— Ты права, она птица не того полета.

— Разве я сказала, что она серая мышка? Ерунда! В ней что-то есть! Ты слышал, как она набросилась на меня, когда я стала критиковать отпрысков Шрусбери? Она темпераментна, и, знаешь, я видела, как она на тебя смотрит, Девлин. Если ты не хочешь разбить ей сердце, немедленно покинь этот дом.

Личная горничная леди Симмс заверила Джапонику, что парикмахер, которого она пригласила, умеет работать со всеми типами волос. И все же она сомневалась в том, что его услугами стоит воспользоваться.

— Может, на этот раз мы оставим все как есть? У горничной округлились глаза:

— О, миледи, вы в самом деле так думаете? Джапоника посмотрела в зеркало. Греческий узел, что она завязала, больше походил на Везувий после извержения, чем на аккуратную прическу в классическом стиле. Она обернулась к парикмахеру, молодому человеку в тесных бриджах и жилетке до талии.

— Что вы по этому поводу думаете? Он покачал головой.

— С вашего разрешения, я предпринял бы что-то более затейливое, но достаточно умеренное. Леди Симмс сказала, что при первом появлении в обществе не стоит делать ультрамодную прическу.

Джапоника нахмурилась. Оказывается, быть лондонской леди совсем непросто. Существует целый свод правил относительно того, что следует делать, и еще более длинный список того, что делать не следует. Джапонике начало казаться, что все эти «нельзя» жмут ей, как тесные туфли.

— Хорошо. У вас получится не хуже, чем у меня, и даже лучше.

Джапоника не могла определиться в своем отношении к леди Симмс. То ли она ее ненавидела, то ли, наоборот, тетушка лорда Синклера ей нравилась. При том что леди Симмс отправила к ней горничную, парикмахера и две коробки бельгийских шоколадных конфет, Джапоника чувствовала, что доверять ей не следует. А может, леди Симмс всего лишь позволила Джапонике заглянуть в то кривое зеркало, в котором отражалось отношение общества к их с лордом Синклером предполагаемой связи.

Любовница лорда Синклера! И весь Лондон об этом говорит! Наложница из гарема!

Она долго не могла выбросить из головы вчерашнюю беседу, заставившую ее испытать жгучее чувство стыда. И дело не только в том, что была разрушена ее репутация, речь шла о разрушенной репутации тех, кто был с ней связан.

К счастью, лорд Синклер весь день отсутствовал, так что ей не пришлось встречаться с ним ни за завтраком, ни за ленчем. Она видела раздражение в его взгляде, когда посмела украдкой переглянуться с ним вчера за ужином. Но раздражало его все и вся, что же касается иных чувств к ней, более личного плана — о них Джапоника предпочитала не думать.

Зато она совершенно точно знала, что сама к нему чувствует.

До того как встретиться за ужином с леди Симмс, Джапоника успела сказать себе, что все лучшее и все худшее, что случилось за день, принадлежит ей. Проторчав в сломанной карете больше часа, она успела вздремнуть в объятиях лорда Синклера и проснулась с ясным сознанием того, что именно по причине ее чувств к нему она не может позволить лорду прикасаться к себе. Несмотря ни на что, ее тянуло к человеку, которого она едва знала, а еще менее понимала. И все же вот она готовится выйти с ним в общество, будто не было у них ни вчерашнего дня, ни позавчерашнего.

— Ты дура, Джапоника Эббот, — прошептала она собственному отражению.

Лорд Синклер прислал ей записку, уведомив о том, что она должна быть готова ужинать с ним вечером. Ужинать на людях после того, что, как она теперь знала, о них говорят? Как сможет она прямо держать голову после этого?

— Что вы по этому поводу думаете, миледи?

То, что Джапоника увидела в зеркале, заставило ее улыбнуться. Ее необузданные кудри были подняты наверх и свернуты в тугой узел, прикрытый серебристой сеткой с подкладкой из пурпурного шелка и отороченной серебристым гофрированным кружевом, кокетливо опускающимся на левое ухо.

— Вы кудесник. Где вы раздобыли этот головной убор?

— Леди Симмс велела мне его захватить. — Парикмахер склонил голову набок. — Челку можно было немного подрезать, но цвет — то, что надо, и эффект получился весьма милый.

— Вы чрезвычайно помогли мне, задав нужный тон в моем начинании, — сказала Джапоника в надежде на то, что прическе будет соответствовать все остальное.

Несколько минут спустя леди Эббот уже ждала горничную в своей гардеробной. Девушка вошла, неся платье из зеленого шелка.

— Я не это платье выбрала.

— Я знаю, миледи. — Горничная покраснела и сделала реверанс. — Но леди Симмс очень настаивала на том, чтобы вы надели именно это платье. Другие, хотя и очень милые, недостаточно нарядные для ужина. А это… — Горничная взмахнула платьем так, что подол прошелестел по полу.

Джапоника прикусила губу. Если верить леди Симмс, все в Лондоне знали, что это платье лорд Синклер купил для нее. Если она наденет его, то лишь подольет масла в огонь, а в нем итак уже полыхала ее репутация. Но черное платье, которое она хотела надеть, действительно слишком унылое. И тут внутри ее словно вспыхнула искра. Если уж все считают, что она любовница лорда, что же — она сыграет эту роль с честью. И оденется соответственно.

Девлин появился в резиденции Шрусбери незадолго до того, как часы пробили девять. Он уехал из дома еще утром и оделся в клубе. Его тетя была бы счастлива узнать о том, что он забросил крюк в нижний выдвижной ящик комода и приказал своему пажу заказать новые рубашки с зашитым правым рукавом. Если он сумел угодить тете, то она, увы, сильно разочаровала его своим поведением. Она даже заставила его засомневаться в том, что пребывает в здравом рассудке. Быть может, он слишком долго жил вдали от столицы и утратил чувство юмора, свойственное только лондонцам, ибо шуточки тети он счел весьма сомнительного вкуса. Девлин ехал в клуб, уверенный в том, что именно тетя и разожгла у публики интерес к виконтессе, но там он убедился в обратном. Кто-то другой пустил мерзкий слушок и даже если искра давно угасла, дым от нее продолжал расползаться по лондонским салонам.

Итак, Синклер выяснил, что благодарить за все должен в первую очередь Фрамптона и Хау. Они всем и всюду рассказали об обстоятельствах знакомства с виконтессой. Кроме того, упорное нежелание Девлина выступить на сцене общественного театра, каким являлся высший свет, и загадочные обстоятельства приезда «индийской виконтессы», как ее называли в определенных кругах, еще сильнее разожгли праздное любопытство. Из этой ситуации Девлин видел лишь один выход — как можно скорее выйти в свет и тем самым заставить замолчать тех, кто сделал слишком поспешные выводы.

Синклер налил себе немного бренди. С угрюмым видом он ждал появления леди Эббот. Ему было наплевать, что думают о них люди, но вот как насчет нее? Слишком многое в глазах общества было против нее: вдова, родом из колоний, дочь купца, вышедшая замуж за умирающего аристократа, к тому же старше ее более чем вдвое. Даже весьма опытный игрок едва решился бы делать ставки с такими картами на руках.

Залпом опустошив содержимое бокала, Девлин обернулся — кто-то вошел в комнату.

То платье, что он столь спонтанно приобрел у модистки, сейчас украшало едва ли не лучшую женскую фигуру из тех, что ему приходилось видеть. Плотно облегающее грудь, платье ниспадало свободными складками до пола. Тонкая ткань не скрывала, а подчеркивала изящную линию бедер и колыхалось при ходьбе. Волосы ее были убраны назад под тонкий сетчатый берет, но при этом мудрый парикмахер оставил короткие кудри сияющего рыжего цвета, чтобы те обрамляли лицо. Единственным диссонансом в этой картине совершенной красоты было выражение ее лица. Что это: волнение или злость? Он не мог сказать. Он знал лишь, что с этим надо что-то делать.

Она остановилась в нескольких шагах от Синклера.

— Вы одобряете?

— Повернитесь.

В тот же миг ее лицо исказилось гневным презрением:

— Я не кобыла на ярмарке!

Он молча жестом дал ей знак повернуться. Джапоника все с тем же злобно-мрачным выражением медленно повернулась вокруг собственной оси.