В среде самих плакальщиков есть довольно-таки экзотическая прослойка конспирологов-«масоноискателей». Они предлагают следующую версию революции. Дескать, большевики и другие социалисты, вкупе с либералами, никак не смогли бы, сами по себе, сокрушить Великую Россию – даже и на пресловутые «немецкие деньги». Все дело в «мировой закулисе», которая представляет собой совокупность разных закрытых и полузакрытых структур (на первом месте, естественно, стоит «страшное и ужасное» масонство). Эта совокупность контролирует все западные страны, а все подрывные течения являются всего лишь ее марионетками. И Россию сокрушила именно эта страшная сила, так что можно смело говорить об оккупации – тайной, замаскированной.

Эта версия завораживает многих, ибо дает очень легкое объяснение всем историческим событиям. «Масоны» («сионисты», «мондиалисты» и т. д.) виноваты – вот и весь сказ. И Россия в такой оптике действительно предстает «маленькой, но гордой Эстонией» – перед лицом закулисной «империи зла».

При этом «масоноискатели» совершенно упускают из виду, что такое видение истории предполагает полную и окончательную капитуляцию. Если мировая закулиса столь мощна, то противостоять ей практически невозможно. «Маленькой, но гордой Эстонии» может помочь «свободолюбивый Запад», но кто поможет «маленькой, но гордой России»?

На самом деле слухи о могуществе «закулисы» сильно преувеличены. Было бы, конечно, совершенно неверным отрицать роль разных закрытых структур (того же самого масонства). Но и перебарщивать тут не надо. Более того, налицо ведь тот факт, что Октябрьская революция сорвала планы «закулисы» и ее западных центров. Даже и в дореволюционной России иностранный капитал занимал мощнейшие позиции. (Об этом постоянно писали тогдашние монархисты, весьма далекие от благостного идеализаторства дореволюционной России, присущего монархистам нынешним.) Однако же в красной России частный капитал национализировали и тем самым резко ограничили влияние на нее извне. Кое-кто, конечно, успел пограбить, пользуясь связями (через международные каналы) с некоторыми вождями большевизма. Но потом и эту «малину» свернули. Ленин, безусловно, не был агентом «закулисы», он создавал свою, собственную «закулису» – красную, коминтерновскую.

Миф жертвы чреват страшной мыслью о том, что в 1917 году Россия умерла, исчезла с поверхности земного шара, уступив безбожной и антинациональной «Совдепии». Об этом стали говорить уже сразу же после октябрьского переворота. Хотя до этого царила какая-то странная эйфория, связанная с переворотом февральским. Между тем именно Февраль породил Октябрь, так что логичнее было бы начать плакаться сразу же после отречения Государя.

Сегодня утверждение о том, что Россия погибла, также в ходу. Вот, например, что пишет о. Лев Лебедев: «Русский народ был (в ходе второй мировой. – А.Е.) доуничтожен физически, то есть завершил свою историческую Голгофу, уйдя из земной области бытия полностью. Некоторое количество его представителей, т. е. подлинно православных русских людей, еще какое-то время сохранялось. Но оно было уже столь незначительно, что не могло стать основой возрождения народа… Взамен Русского Народа на территории России начал жить новый, другой народ, говорящий на русском языке…» («Великороссия. Жизненный путь»).

А вот мнение игумена Петра (Мещеринова):

«…на самом деле большевизм Россию – ни больше ни меньше – стер с лица земли. […] Россия как цивилизация и христианская культура, как живая преемственная традиция, закончила свое существование. Мы живем в совсем другой стране. Само слово «Россия», которое мы употребляем сейчас, является не синонимом исторической России, а абсолютным антонимом… В России не осталось народа, вместо него – атомизированное население и паразитирующая на нем верхушка, плоть от плоти этого населения. Русская нация уже умерла духовно и нравственно, и вслед за этим умирает физически. Спасти – уже не народ, а отдельных, частных людей, не желающих гибнуть, – может только коренной перелом в общественном мировоззрении».

Что ж, тут все логично. Предельным выражением «объектности» является смерть. Труп – идеальный объект. Поэтому миф жертвы неизбежно ведет к некропатриотизму, а он сводится к ритуальному плачу по «погубленной России». И сама Россия здесь просто-напросто лишена будущего, ведь какое земное будущее может быть у трупа?

Откуда все это? Дыма без огня не бывает. В 1917 году Россия действительно столкнулась лицом к лицу со смертью. Можно даже сказать – пережила клиническую смерть. Но она выбралась из бездны и стала залечивать раны. Многие же люди так и остались поражены произошедшим. Они стали воспринимать свою нацию и себя как «живых мертвецов». Просто наиболее продвинутые ретрансляторы мифа жертвы это осознают, а менее продвинутые склонны рассуждать о живом объекте, который еще может что-то сделать сам. Кстати, отсюда – из некропатриотизма – и вырастает коллаборационизм. В свое время многие плакальщики по России задумались: «А зачем церемониться с коллективным трупом? Надо мстить убийцам и создавать принципиально новое». И пошли под иностранные знамена, воевать за Гитлера.

«Россия погибла» – именно этот вывод и подвиг многих ультраправых националистов думать о создании новой нации на осколках «погибнувшей». Отсюда и проекты создания «Республики Залесья», «Ингерманландии» и прочее творчество «русских сепаратистов», которые вчера еще были убежденными сторонниками Великой Русской Империи.

К слову, становится более понятен яростный антисоветизм некоторых нынешних «белых борцов». Если Россия не погибла, то она так или иначе сохранила себя в формате советизма. А признать это им онтологически сложно. Именно в этом одна из причин яростных атак на советизм, а отрицание марксизма (совершенно верное в основе своей) – здесь дело второе, если только не десятое.

Мне представляется, что в 1917 году Россия и русский народ выступили в качестве субъекта, творца истории. Конечно, было бы совершенно нелепым утверждать, что за Лениным и Троцким пошло большинство русских. Вообще, большинство всегда политически пассивно и не имеет какой-либо четкой позиции, реагируя на произошедшее достаточно спонтанно. Но факт есть факт – миллионы русских пошли за большевиками. Причем речь идет прежде всего о рабочих, которые были тогда, в условиях вызревания индустриального общества, весьма авангардной и мобильной силой. У нас любят поговорить о том, как большевики проиграли на выборах в Учредительное собрание (об этом речь еще пойдет – ниже). Но ведь это в масштабах всей страны, а в центрально-промышленном районе они одержали убедительную победу, и это во многом предопределило их победу в Гражданской войне.

Очевиден и тот факт, что в конце Гражданской войны большинство все-таки признало власть РКП(б). Вспомним, что уже после разгрома П.Н. Врангеля, в 1921 году, Россия была объята пожаром крестьянской войны. Много написано о Тамбовском восстании, но подобных восстаний было множество. Они практически парализовали жизнь Советской России. И сибирские делегаты были вынуждены пробиваться на X съезд РКП(б) с боями. Но стоило только ввести НЭП и ликвидировать продразверстку, как крестьянская война моментально закончилась. Отношение к большевизму было по-прежнему сложным, но превалировать все же стала лояльность.

Итак, большевизм – это все-таки русский выбор. Хотя и не общерусский. Общерусского выбора тогда вообще не было.

Возникает вопрос – насколько этот выбор правилен, а насколько ошибочен – с точки зрения русского патриотизма и традиционализма. Если подходить к делу кабинетно, то большевизм, будучи одной из версий марксизма, – это очень плохо. Отмирание государства, собственности и семьи – это безусловное зло. И подобные базовые основы теории не могли не привести к левацким экспериментам на практике.

Но здесь сразу же стоит сделать одну важную оговорку. Лично я не вижу ничего такого страшного в том, что мы когда-то совершили сильнейшую ошибку – исторического и общенационального масштаба. (Поправить ее попытались в 30-е годы. Как раз именно в очищении партии от наиболее продвинутых интернационалистов-догматиков и проявилась русская субъектность. Но при этом сами носители этой субъектности во многом впитали в себя смыслы красного интернационализма.) Вообще, в плане исторического развития страшно, когда нация прекращает свое историческое бытие, все остальное – это проявление воли к жизни, ценное уже и само по себе.