Лордан кивнул:

– Я всегда придерживался той теории, что каждый рожден для определенного оптимального возраста, возраста предназначения, и когда мы его достигаем, то останавливаемся. Мысленно, конечно. Лично я всегда был двадцатипятилетним. В двадцать пять я был хорош.

Алексий вздохнул.

– Тебе повезло, ты нашел свой настоящий возраст тогда, когда еще осталось время насладиться им, – сказал он. – А представь, что это было бы сорок семь… боюсь, ты и не доживешь.

– Мне сорок четыре.

– Нет, тебе сорок шесть. Ты сбился со счета.

– Неужели? – Лордан пожал плечами. – Наверное, из-за того, что засиделся здесь. Теперь, полагаю, и останусь тут навсегда.

– По крайней мере твоим друзьям не придется тебя хоронить. Подумай, как им было бы тяжело.

– Верно. Только я вот надеялся, что меня не похоронят, пока я еще жив.

– Надо признать, обычно сначала умирают. Но, однако, в твоем случае, похоже, сделали исключение.

– Я, пожалуй, вздремну. – Лордан картинно зевнул. – Последнее время мне что-то не спится.

– Как хочешь.

Он снова закрыл глаза. Есть ли лучшая смерть, подумал он. Чем упокоиться в мире и тишине, в окружении друзей?

Вот они все, пришли проститься (или встретить, в зависимости от того, как на это посмотреть); они заполняют ряд за рядом, рассаживаясь на скамьях в публичной галерее, протянувшейся до самого зала суда. Вот и Бардас Лордан выбирает оружие из мешка, предложенного писцом. Ему даже не надо поднимать голову, чтобы узнать своего оппонента.

– Горгас.

Он слегка поклонился.

– Привет, – ответил брат. – Давно не виделись.

– Более трех лет. Впрочем, ты совсем не изменился.

– Спасибо за доброе слово, но, полагаю, это не вполне так. Сверху поубавилось, в середине раздалось. А все из-за той доброй, простой, богатой крахмалом пищи, которую подают в Месоге. Я уж и позабыл, как она мне нравится.

Горгас поднял меч, длинный, узкий Хабреш, стоящий кучу денег. Бардас обнаружил, что выбрал Гюэлэн, свой любимый в судейских разборках, тот самый, который он сломал несколько лет назад в этом самом суде. Слишком старый, редкий, годный больше для коллекции, хотя и не столь ценный, как Хабреш последней модели.

– Уверен, что нам надо это делать? – жалобно спросил Горгас. – Не сомневаюсь, что если бы мы только потолковали и обговорили…

Бардас усмехнулся:

– Боишься?

– Конечно, – хмуро ответил Горгас. – Я просто в ужасе оттого, что могу ранить тебя. Только скажи, и я брошу этот дурацкий меч и дам тебе убить себя. Только ведь ты этого не сделаешь, верно?

– Убить безоружного человека, стоящего передо мной на коленях? Нет. Но, пожалуй, в твоем случае я готов сделать исключение.

Клинки сошлись – Горгас сделал выпад, Бардас отразил удар.

– Я так и знал, что с этим ты справишься без труда, – заметил Горгас. – Если бы я думал иначе, никогда не нанес бы такой удар.

– Не надо, Горгас, – предупредил брата Бардас. – Я в этом деле намного лучше.

– Конечно, ты лучше, я нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Если бы сомневался, никогда бы не стал драться с тобой.

Бардас нанес ответный удар, повернув кисть так, чтобы острие ушло вниз, но Горгас без труда парировал выпад. Рука его двигалась с небывалой быстротой.

– Я практикуюсь.

– Это заметно.

Бардас видел, куда направлен клинок брата, разгадал его уловку и без труда устранил угрозу, после чего сделал шаг назад и в сторону, чтобы изменить угол, и нанес короткий, мощный удар в лицо. Горгас едва успел отбиться, но острие, словно лезвие бритвы, все же прочертило неглубокую линию над его ухом.

– Очень красиво, – похвалил Горгас. – Сегодня ты неплохо выглядишь. Кстати, я не сказал, что Нисса умерла? То есть, не наша Нисса, а моя дочь Нисса.

– Я ее не видел, – ответил Бардас. – Только ее брата.

– Воспаление легких, подумать только. Бедняжка, ей было всего девять.

– Тебе никто не говорил, что неприлично отвлекать противника разговорами?

Меч Горгаса просвистел у него над головой, и Бардас отпрыгнул назад.

– Расслабься, – сказал брат, – это ведь воображаемый бой. Тебе все только кажется.

– Это еще не повод, чтобы вести себя невоспитанно. Если собираешься драться, то дерись по правилам.

Горгас вздохнул:

– Сколько помню, ты всегда устанавливал собственные правила. Просто ужас наводил дома. – Он явно изготовился для удара в пах, и Бардас знал, что у него будут большие проблемы, если брат это сделает. Но Горгас не стал спешить, дав ему возможность перегруппироваться. – И так с самого начала, с детства. Как только понимал, что проигрываешь, так сразу и возникало новенькое правило.

– Неправда, – запротестовал Бардас, – возможно, в профессиональном смысле меня и можно в чем-то упрекнуть, но я никогда не жульничал. А вот ты постоянно хныкал и бегал жаловаться отцу: «Нечестно, нечестно!» И он всегда становился на твою сторону.

– Ты так думаешь? Мне почему-то казалось, что обычно случалось наоборот.

Горгас сделал еще один выпад, короткий, быстрый, точный. Ни при каких обстоятельствах Бардас не смог бы противопоставить ему ничего. Он почувствовал…

…он почувствовал, как по столбу пробежала легкая вибрация, и резко открыл глаза. Кто-то шел по галерее. Быстро.

– Черт! — подумал Бардас. – Как ни думай, что ты готов, но ко всему не приготовишься.

Он пошарил рукой по ноге, но ножа не было. Лордан усмехнулся. За три года в шахтах он ни разу не терял свое единственное оружие. Совпадение? И оно тоже.

Бардас закрыл глаза и сосредоточился. Кто бы они ни были, но со скоростью у них все в порядке. Так мчаться на четвереньках могут разве что представители какой-то новой, странной расы. Лордану пришло в голову, что если их единственная цель убить его, то делают они это явно неуклюже. Чтобы сделать работу как должно, не нужно никаких кавалерийских атак. Человек узнаёт, что он мертвец, только тогда, когда слышит благодарность убийцы. А если им требуется что-то другое, то зачем вообще нестись сюда? Будь это новая смена, они тоже не скакали бы во весь опор. Тогда… а что, если они не спешат к нему, а убегают от чего-то? От чего? От обрушивавшегося врага или собирающегося осесть потолка?

Впрочем, что бы там ни было, но люди направляются сюда, и когда они найдут его, то, конечно, убьют.

Бардас пошарил вокруг, нашел одного из мертвых друзей и взял себе его нож. В обычных обстоятельствах обирать убитых считается дурным вкусом, но в данном случае – он был в этом уверен – возможно исключение.

– Внимание! – крикнул кто-то – то ли Алексий, то ли один из семи мертвецов, – и в этот момент вся галерея содрогнулась, словно ее встряхнули.

Пыль моментально набилась в нос и рот, и тут же второй толчок заставил его стать на колени, а затем третий обрушил на него потолок.

– Камуфлет, – произнес кто-то. – Большой, большой камуфлет. Мы взорвали их галерею, ура!

– Чудесно, – громко сказал Бардас, и тут пыль, словно хлынувший из песочных часов песок, заполнила все пространство.