Джонс считает, что эта статья, хотя и давала исчерпывающий обзор по онисываемому предмету и являлась лучшей среди всех написанных Фрейдом ранее работ, по справедливости «может оцениваться более как литературное произведение, нежели как оригинальный научный труд (об этом подробнее см. в разделе «История с кокаином как беллетристика»). Она отличалась хорошим стилем и простотой изложения. Прошло много лет, прежде чем у него вновь появилась возможность проявить свои литературные дарования. Кроме того, в работах Фрейда никогда больше не повторился подобный стиль, отличавшийся замечательной комбинацией объективности и личной теплоты. Казалось, что он сам был влюблен в контекст. Он использовал выражения, редко встречающиеся в научной статье, например «восхитительное возбуждение», которое животные проявляют после инъекций кокаина, и ратовал за то, чтобы рекомендовать его «употребление», а не назначать «дозированный прием». Откуда эта «личная теплота»? Откуда эта «влюбленность в контекст» и выражение «восхитительное возбуждение»? Из личных обертонов переживаний? Не напоминает ли нам это хитрую ухмылку алкоголика при упоминании об алкоголе? Или бесстрашного врача-исследователя, изобретшего вакцину от чумы и после этого сознательно заразившего себя и испытавшего эту вакцину на себе? Фрейд применил в научном исследовании то, что сегодня мы называем «включенным экспериментом». И хотя Джеймс Хиллман в своем предисловии обмолвился, что считает содержание статей о кокаине более историко-культурным фактом, нежели «фармакологической ценностью», и с этим трудно не согласиться, только все же хочется прибавить, что такой научный «задор» делает Фрейду честь, не нуждающуюся в оправдании. Не здесь ли видим истоки зарождающихся психоаналитических экзерсисов, будущей психологии души, излагаемой здесь обходным объектным путем через описание «вещества», через физиологию мозга. Исцеляющий агент еще там, он еще не интроецировался. не переселился в собственное воображение, не сделался «исцеляющим вымыслом». Он весь в объекте, во внешней панацее, и разочарование пока не наступило…
«…Посредством изучения кокаина, — пишет Джонс, — Фрейд надеялся достичь определенной известности, но не предполагал, что благодаря более тщательной и серьезной работе он мог бы прославиться уже в молодые годы. Он осознал это гораздо позже и горько сожалел о потерянном времени, обвиняя как себя, так и свою невесту». Тем не менее этот его иррационализм уходит глубоко в бессознательное. Кустарник коки привлек его внимание прежде всего своими необыкновенными лечебными свойствами и (уже как результат этого) возможностью прославиться. Нельзя забывать, что в течение многих лет Фрейд страдал от периодических депрессий и апатии, невротических симптомов, которые позднее приняли форму приступов беспокойства (еще до того, как он прибег к помощи самоанализа в 1893 году). Эти невротические реакции были обострены проблемами в личной жизни, продолжительной нуждой и другими трудностями. Летом 1884 года он находился в состоянии перевозбуждения из-за предстоящего визита к своей невесте. Кокаин ослаблял его волнение и снимал депрессию. Кроме того, он давал ему необычное ощущение энергии и силы.
Джонс как будто бы оправдывает Фрейда в этом описании и при этом многого недоговаривает. Он знает, что сам герой его повествования прочтет написанное, и явно избегает моментов, которые могут вызвать его негативную реакцию. Так, «человеческое, слишком человеческое» и персонажа, и биографа акцентируется, излишне подчеркивается и тем самым начинает подозрительно обращать на себя внимание, так сказать, энантиодромически.
БЕГСТВО ОТ ДЕПРЕССИИ?
Депрессия, подобно любому другому невротическому проявлению, снижает душевный настрой и уменьшает жизненную силу организма, кокаин восстанавливает тонус. Вот что написал Фрейд по этому поводу Марте 2 июня 1884 года, узнав, что она себя неважно чувствует: «Берегись, моя Принцесса! Когда я приеду, то зацелую тебя до синяков и откормлю так, что ты станешь совсем пухлой.
А если ты будешь непослушной, то увидишь, кто из нас двоих сильнее: нежная маленькая девочка, которая плохо ест, или высокий пылкий господин с кокаином в теле. Во время последнего сильного приступа депрессии я снова принял его, и небольшая доза меня прекрасно взбодрила. В настоящее время я собираю литературу об этом удивительном веществе, чтобы написать поэму в его честь».
В своих фантазиях Фрейд стремится приблизить день своей свадьбы и, свернув с прямой стези традиционной научной работы (по анатомии мозга), убеждает себя отправиться к славе по более короткому, хотя и неизведанному и опасному пути, который в результате привел его к страданиям и поражению. Не далее как через два года Фрейду предстояло подвергнуться презрению научных собратьев за то, что вследствие своей неразборчивой пропаганды «безвредного» и чудесного средства он ввел в употребление то, что его завистники называли «третьим бичом человечества», подразумевая иод двумя другими алкоголь и морфий.
Но не оно ли помогло ему в дальнейшем уйти с субстанциональных поисков в область исследований гипноза и далее к самоанализу, приведшему в конечном итоге к психоаналитическим открытиям? От субстанции к структуре и функции н далее везде… Нет худа без добра!
О «МИРОВОЙ СЛАВЕ» И КАРЛЕ КОЛЛЕРЕ
Из автобиографии Фрейда: «Здесь я могу задним числом рассказать, как по вине своей невесты я не прославился уже в те молодые годы. Побочный, но глубокий интерес побудил меня в 1884 году получить от „Мерка" в то время малоизвестный алкалоид, кокаин, чтобы изучить его физиологическое воздействие. В разгар этой работы передо мной открылась возможность поездки к моей невесте, с которой я был в разлуке в течение двух лет. Я быстро завершил опыты с кокаином и в своей публикации довольствовался предсказанием, что скоро будут найдены новые применения этого средства. Я даже предложил своему другу, офтальмологу Кёнигштейну, исследовать возможность применения анестезирующих свойств кокаина на больном глазу. Возвратившись из отпуска, я узнал, что не он, а другой мой друг, Карл Коллер (сейчас он в Нью-Йорке), которому я также рассказывал о кока и Fie, провел решающие опыты на глазах животных и продемонстрировал их на Конгрессе офтальмологов в Гейдельберге. Поэтому Коллер гю праву считается изобретателем местной анестезии с помощью кокаина, которая оказалась столь важной для малой хирургии; но я не держу зла на невесту за эту помеху».
Получается, что винить в этом, кроме самого Фрейда, некого: «Я упомянул об этом свойстве алкалоида в своей работе, но не подверг его дета/i fa-ному исследованию». В разговоре он обычно приписывал это упущение своей «лени».
Коллер был на полтора года моложе Фрейда и работал в офтальмологическом отделении интерном. Он настойчиво пытался отыскать обезболивающее вещество, которое можно было бы использовать при глазных операциях.
Джонс пишет, что в одной из своих лекций, которые Фрейд читал гораздо позже, тот расскамл следующий случай: «Однажды я стоял во дворе с группой своих коллег, среди которых находился
Коллер. Мимо нас прошел наш коллега, испытывавший сильную глазную боль. (Здесь Фрейд рассказал о том, что такое локализация боли, но я забыл детали этого рассказа.) Я сказал ему: „Мне кажется, я сумею вам помочь", и мы все отправились в мою комнату, где я закапал ему в глаз несколько капель лекарства, которое немедленно сняло его боль. Я объяснил своим друзьям, что это вещество является экстрактом одного растения из Южной Америки, коки, которое, по всей видимости, обладает могущественными возможностями для снятия боли и о котором я готовлю статью. Один из моих коллег с необычайным интересом в глазах, Коллер, не сказал ничего, но несколько месяцев спустя я узнал, что он начал революционизировать глазную хирургию с помощью применения кокаина, делая легкими до этого невозможные операции. Единственный способ совершить важное открытие: исключительно сосредоточить свои мысли на одном главном интересе».
