Значит вы не лояльны Архонту?

Мгновенно Блюхер оказался на ногах, и ударил по столу с такой силой, что, казалось, встряхнул всю комнату. – Не смейте сомневаться в моей лояльности! Ты был моим адъютантом, но это не дает тебе никаких специальных прав, особенно сейчас. Я полностью лоялен правительству и Архонту.

В дерзость этого мальчишки невозможно было поверить. Феликс Блюхер сражался и убивал в кокпите своего робота до того, как тот появился на свет. Если бы не влияние его отца при дворе, Лейтенант Фиск никогда бы не поднялся до такого положения. Как смеет кто-либо как он подвергать сомнению лояльность командира? Были времена, когда такие офицеры вышвыривались со службы. Теперь их только продвигали выше.

В долгом молчании Блюхер сверлил взглядом лицо Фиска, что заставило молодого человека отвести взгляд. Черта появилась между ними, невидимая, но уже реальная. Фиск застыл во внимании, и Блюхер заметил капли пота на его висках, что смягчило его.

Могу ли я спросит вас, полковник, каковы ваши намерения?

В отношении вас? Это просто. Вы арестованы и предстанете перед трибуналом как можно быстрее.

Фиск видимо опешил. Злая краска его лица сменилась на бледность. – Вы не можете говорить это серьезно, сэр.

Блюхер положил свои кулаки на стол и наклонился по направлению к молодому человеку. – Я вполне серьезен. Приказы были внесены и представлены Службе Расследований. За дверью вас ожидают два охранника. Они отведут вас в камеру для ожидания заседания суда.

Фиск зашатался довольно сильно, чтобы тренированный взгляд смог уловить это. Впервые с начала разговора Блюхер почувствовал некоторую степень удовлетворения.

Я свяжусь с моим отцом, Графом.

Блюхер был просто удивлен фактом, что Фиск еще не сделал этого. Граф Николас Фиск имел большой вес при королевском дворе, но Блюхер не был тем человеком, который бы был испуган призраками политических ветров. Он был солдатом в своем сердце, он знал, что должен сделать, когда видел это.

Но не был он и слеп настолько, чтобы не видеть риск осуждения своего адъютанта в трибунале. Вероятно, что верховное командование может вмешаться из-за давления его отца. Но до этого времени, существовали правила и процедуры, которых следовало придерживаться. – Я понимаю, что ваш отец будет слать большое количество сообщений, кричать о своих заслугах. Но Одесса в многих световых годах отсюда, и под моим командованием вы поймете, правосудие может быть быстрым.

Голос Фиска дрогнул. – На чьей вы стороне… сэр.

Меня не предупредили, что в этом деле есть какие-то стороны, – ответил Блюхер кратко.

Что вы делаете, чтобы справиться с повстанцами? Что с Лейтенант Полковником Кристифори? – Голос Фиска выдал нотки страха.

Полковник нажал кнопку на контрольной панели в углу его стола. Дверь его офиса открылась и пара вооруженных стражей вошла в комнату. Один из них нес пару наручников. Он подошел к Фиску и попросил того сложить руки за спиной и быстро замкнул их.

Не беспокойтесь о Кристифори, – с сарказмом произнес Блюхер. – Если вы будете вести себя хорошо, я обещаю не допустить его рук до вашей шеи. – Потом стражи повернули Фиска и вывели его из офиса.

Арчер сидел один в семейной комнате его теперь пустого дома, как будто ранняя вечерняя темнота и тени были старыми друзьями и пришли навестить его. Это был долгий день и было необходимо сделать многое. Он отдал распоряжения о погребении, но вряд ли помнил о том, как это было. К дому пришли люди, выражающие скорбь об его потере. Катерина Дениэльс пришла вечером и принесла ужин, а потом разрыдалась еще до того, как он пригласил ее войти. Он не помнил пищи. Он помнил о том, что ел, может быть первый раз за день, но это было все.

Гауптман Катя Чаффи также появилась с выражениями соболезнования от членов Милиции Торина и той вещью, которая была ему необходима – разговором, который отвлек его мысли от потери. Вместе они говорили о том, что происходит с подразделением, о ежедневных обязанностях и мирских делах. На краткий момент, Арчер оказался вновь один, сидя в темноте, пытаясь оживить воспоминания о лучших временах.

Когда он услышал стук в дверь, он не был уверен в том, не вообразил ли он этот стук или тот был реален. Он встал и прошел медленно, как старик, до парадного фойе, которое Андрея всегда называла «приемной зоной» или «прихожей». Он включил внешний свет и открыл дверь, щурясь от неожиданного света.

В проходе стоял Полковник Блюхер, его длинное пальто расстегнуто, его перчатки сжаты в руке. Арчер медленно кивнул. Он не был на службе сейчас, да и не мог бы отдать честь офицеру, который командовал человеком, который убил его сестру.

Полковник Блюхер, – ровно сказал он.

Надеюсь не потревожил вас.

Арчер мотнул головой. – Нет, Полковник, я просто занимался некоторыми личными делами.

Я бы хотел, чтобы вы узнали до того, как услышите об этом из средств массовой информации, что я обвинил Лейтенанта Фиска в смерти вашей сестры. Трибунал состоится как только это будет возможным.

Выражение лица Арчера не изменилось. – Кто-то должен ответить за преступление.

Он ответит, Арчер. Я собрал четкие доказательства. Суть дела будет разрешена быстро.

Хорошо, Полковник. Это все?

На мгновение Блюхер опустил глаза, потом посмотрел на Арчера. – Если я могу сделать для вас что-нибудь, Лейтенант Полковник, пожалуйста, дайте мне знать.

Арчер так взглянул на него, что Полковник не выдержав отступил на шаг назад.

Да, сэр, – произнес он наконец. – Вы можете просто проследить, чтобы правосудие свершилось.

С этими словами он захлопнул дверь и темнота собралась вокруг него.

Утреннее солнце заставляло его чувствовать себя слишком жарко в темном костюме, но Арчер это игнорировал. Он смотрел на остальных, собравшихся вокруг него на покрытом травой склоне холма, видел скорбь на их лицах. Он не мог заставить себя взглянуть на гроб Андреи, который стоял перед ним. Это было уже не в его силах. Кто-то плакал. Другие выглядели ошарашенными. Он понимал их чувства. Он прочувствовал все это в последние часы. Но прямо сейчас время было не для себя или для его скорби. Сейчас было время для того, чтобы сказать прощай.