Одно из описываемых упражнений обещало получение столь полного контроля над собой, что семяизвержение удалось бы сдержать, даже если бы йог «находился в объятиях страстной любовницы». Практикующая пара должна была постепенно усиливать уровень возбуждения, чтобы приблизиться к оргазму, но так и не испытать его, растянуть экстаз и слиться воедино, превзойдя все границы и объединив все противоположности.
Если подобное описание хатха-йоги и покажется читателям странным, так это потому, что со страниц современных книг и из уст современных гуру редко услышишь об истоках этой практики. Но на самом деле хатхайога – не что иное, как ответвление тантры. Хатха-йогу придумали для того, чтобы ускорить реализацию тантрической программы. Санскритский корень хатх означает «насильственное действие»; так говорят, когда, к примеру, привязывают кого-то к столбу. «Хатха» означает «насилие» или «силу», согласно словарю санскрита Монье-Вильямса (профессор Оксфордского университета). Эта дисциплина – тщательно продуманная программа активных физических действий, способствующих скорейшему достижению экстаза.
Таким образом, «хатха-йога» означает «насильственный союз». Однако этот дословный перевод крайне редко (точнее, никогда) фигурирует в популярной литературе.
Наконец, в отличие от современных практик в йоге прошлого большое внимание уделялось чудесам. В течение многих веков в индийской религиозной литературе описывались йоги, умеющие левитировать, останавливать сердцебиение и дыхание, исчезать на ровном месте, проходить сквозь стены, вселяться в другие тела, касаться луны, выживать, будучи похороненными заживо, становиться невидимыми, умирать по желанию, ходить по воде и, прямо как Иисус из Назарета, воскрешать мертвых. Йоги были всем известными кудесниками. Их необычные способности даже получили особое название – сиддхи. На санскрите это слово означает «успех» или «совершенство», ну а в йоге – обладание сверхъестественными силами. Индийский мудрец Патанджали, изложивший основы мистической йоги около 16 веков назад, посвятил этим необычным способностям целую главу своих «Йогасутр», описывая такие умения, как телепатия и дар предвидения.
Исследователь из Университета Уэслейан Уильям Пинч писал о том, как йоги-воины, сражаясь за владение торговыми путями, распространяли слухи о своей сверхъестественной силе, чтобы отпугнуть врагов на поле боя. По словам Пинча, йоги имели репутацию непобедимых. «У тех, кто верил – и заставил своих врагов поверить – в собственное бессмертие, было несомненное тактическое преимущество», – писал он.
Для того чтобы рядовому практикующему открылся дар творить чудеса, он должен был достигнуть самадхи – состояния всепроникающего блаженства, в котором йог становился единым целым со вселенной. Для этого практикующий должен был обучиться управлять потоками праны – энергии тела, перемещая их вверх по позвоночнику к голове. В этот момент, как говорится в «Хатха-йога Прадипике», йог достигал состояния, «похожего на смерть».
Некоторые йоги входили в состояние эйфории с целью достижения духовного просветления. Другие – как Пенджаб Йоги, например, – делали это ради развлечения и выгоды, что было вполне в духе тантрического сообщества, состоявшего из самого разного люда.
Эксперимент с живым захоронением поразил многих, и не только при дворе Ранджита Сингха. Книги, описывающие это событие, были опубликованы в Вене, Лондоне и Нью-Йорке. Образованный мир дивился свершению йога и пытался найти этому объяснение. Известны слова Клода М. Уэйда, британского посла при дворе махараджи и очевидца «эксгумации», сказанные его соратникам: «Самонадеянно отрицать, что индусы, возможно, обнаружили или сумели овладеть искусством, дотоле неизвестным европейской науке».
Примерно в то же время Н. Ч. Пол начал учебу в Медицинской школе в Калькутте, и этот случай привлек его пристальное внимание. Ведь он противоречил всем законам природы. В дальнейшем он описал его в своей книге – «Трактат о йогической философии». И как оказалось впоследствии, эта книга породила новую ветвь науки.
Что нам известно о Н. Ч. Поле? Ни в одном научном труде не содержатся какие-либо исчерпывающие сведения о нем, разве что встречаются редкие упоминания. Я не знал о нем почти ничего, пока не отправился в Калькутту – город, в котором кипит жизнь даже в сезон муссонов с их духотой.
Преодолев адские пробки, практически оглушенный ревом клаксонов, я добрался до Медицинской школы Пола. Я ждал, что сама клиника будет опрятной, что в ней сохранятся традиции ее британских основателей. Но это оказался бедлам. Бездомные собаки, пациенты и студенты шныряли по коридорам полуразрушенных зданий. Во дворах лежали поваленные деревья. На стенах висели выцветшие постеры. У входа в библиотеку меня обуяло нехорошее предчувствие; мне было неуютно, но я все же горел желанием узнать о первом в мире ученом, решившем освободить йогу от ее мифического прошлого.
Я поднялся по круглой лестнице – вокруг торчали провода, висела паутина, валялись куски штукатурки. Библиотека, с ее высоким потолком и темными деревянными панелями на стенах, навевала мысли о былых – лучших – временах. Но упадок добрался и сюда. За стеклянными дверцами шкафов высились ряды старых книг, но слой пыли внутри оказался столь толстым, что даже названия на корешках невозможно было разобрать. Я вздрогнул от мысли о том, что шкафы превратились в мавзолеи. Над головой все было затянуто паутиной, как в фильме ужасов. Улыбающейся библиотекарше в ярком сари, казалось, было даже немного стыдно за окружающую обстановку, но не слишком. Вскоре выяснилось, что она, как и все остальные, ничего не знает о Поле и почти ничего – о работе школы в годы ее основания. Бенгальский медицинский колледж был основан в 1835 году и стал первой европейской медицинской школой в Азии. Его стены из красного кирпича с белой окантовкой являлись символом новой эпохи.
Я в панике понесся на другой конец города, в Национальную библиотеку – здание в колониальном стиле, находящееся на территории полного зелени кампуса. Там в течение нескольких дней я прочесывал старинные книги и доклады. Ничего. Ни капли информации! Некоторые отчеты были столь древними, что буквально рассыпались в руках. Многие книги были изгрызены червями: в словах недоставало букв, в предложениях – слов. Постепенно на столе вокруг меня выросли пирамиды книг. Я просматривал том за томом, но не находил ничего.
Наконец в одной из последних книг я все же наткнулся на кое-какие сведения о Поле. Его имя встречалось среди имен других выпускников Бенгальской медицинской школы. В книге были даты. Рассказ о его первом назначении – он был принят на службу колониальным врачом. Упоминался размер его заработка. И вот после стольких дней напряженной работы и беспокойства в моем исследовании наступил прорыв.
Потом мне повезло еще больше: я познакомился с П. Тханкаппаном Нейром, здравомыслящим, энергичным, доброжелательным мужчиной, внешне похожим на Ганди. К тому времени он написал около десятка книг о Калькутте и в свои 74 года все еще был полон идей.
Вместе с Нейром мы наведались к историкам, посетили архивы и литературные общества и много других мест, перемещаясь на автобусе, метро, велорикшах и электричках (с распахнутыми дверьми, из которых открывался вид на деревни с дымящимися утренними кострами). Денег он не брал. Нейр объяснил, что помогает мне из чувства гражданского долга.
Пол родился в Бенгалии (при рождении ему дали имя Нобин Чандер Пал, или, согласно другим интерпретациям, Навина Чандра Пала, или Нобин Чандра Пал), получил хорошее образование и сумел продвинуться по социальной лестнице. В начале XIX века британские колонизаторы безжалостно эксплуатировали индийский народ, но они же основали для индийской молодежи школы с европейской программой, где обучение шло на английском. Смысл этого предприятия заключался в том, чтобы создать класс квалифицированных мелких чиновников, которые помогали бы британским управленческим кадрам. Пол был одним из первых выпускников, успешно закончивших учебу по этой программе. В Калькутте, в те времена столице Британской Индии, он поступил в Медицинскую школу и погрузился в интеллектуальную жизнь города. Он посещал лекции Общества по распространению знаний – там можно было встретить всех, кто метил наверх, – и узнавал о таких передовых идеях, как «интересы женского пола».
