Выбираю для себя классическую позицию для гитариста. Ничего сложного, самая простая позиция, руки не напряжены, а инструмент прочно держится в нужном положении. Медленно пальцами провожу по грифу, мое сердце застывает, для меня эти сладкие звуки – музыка для души. Не спешу начинать играть, я наслаждаюсь процессом. Смотрю на спящего брата, и к горлу подкатывает горечь, пальцы нервно перебирают струны, взгляд не отвожу от него. Какой же он красивый, какой родной. Я столько всего ему хотел сказать, но не сказал. Столько хотел сделать, но не сделал. Слеза медленно покатилась по щеке, а один из пальцев соскользнул с грифа и издал глухой звук. Я не смог сдержать эмоции, я снова плачу. Я обещал этого не делать, но это непередаваемо больно. Пару вдохов и выдохов – и я снова могу дышать. Это упражнение я сам для себя открыл. Я привык к моим порывам.

– Ты много раз спрашивал меня, что за песню я пишу, – всхлипнув, я вновь принял профессиональную позу гитариста. – Так вот, я её дописал. Ты помог мне в этом. Даже не представляешь, насколько сильно помог. Ты знаешь, что певец из меня не лучше, чем из Сергея Зверева, но для тебя я спою.

И я начал. Я никогда раньше не пел. Вообще, мало кто слышал от меня звуки, но перед ним мне было не страшно. В эти моменты я почувствовал, насколько мы с ним едины, почувствовал, как забилось его сердце, хоть это не было видно внешне, я просто понимал, что оно бьется в унисон с моим. Он всё понимает, просто не может ничего ответить. Теперь он знает, как я безумно в него влюблен.

Я всё это видел, мне не становится лучше,

Мне знакомы горечь и боль.

Моя душа продолжает меняться, словно погода,

А постоянен во мне только дождь.

Я познал твои “черные” и “белые” мысли,

и нет места оттенкам серого.

Я никогда не просил тебя соглашаться со мной…

Я лишь молю - возвращайся домой.

Этой ночью я ждал, когда ты придешь,

Но твоя любовь просто исчезла.

И в темноте я ожидаю чуда,

Но здесь не бывает чудес.

Waiting in the dark for miracles

But miracles don’t happen here

Часть 8.

Началась последняя неделя учебы перед новогодними праздниками. У всех нормальных школ это зачастую неделя сдачи всех хвостов и закрытия семестра, но не у нас. Нет, ну формально это так, но дело в том, что каждый год наша школа устраивает огромную движуху в самом крутом клубе столицы, в честь празднования Нового Года.

Девушки уже вовсю шумели про свои дорогостоящие наряды, прически-укладки и, конечно же, про парней. Хотя, разговоры про последнее они никогда не заканчивали. Во всех уголках здания бурлила жизнь и ожидание чуда. Все забили на учебу, и даже учителя, которые, между прочим, у нас одни профессора и кандидаты наук, тоже сдались и особо нас не напрягали. Одним словом, все были счастливы.

Меня вся эта шумиха не радовала совершенно. Я относился к этому с вынужденной улыбкой и иронией. Много вещей, которые приносили мне радость в прошлом, теперь были совершенно чужими и безразличными.

Большая перемена – это лишний повод стоять в коридоре и обмениваться идеями на счет праздников. Я праздновать не собираюсь, и меня их затеи не волнуют совершенно. Я жутко хочу курить и если сейчас не введу в свой организм пару затяжек никотина, то меня хапнет ломка. Я не собираюсь себя насиловать слушаньем бессмысленного трепа одноклассников и поэтому уже направляюсь к выходу из школы, чтобы как следует подымить. Куртка в гардеробе – это не страшно, я по-быстрому, благо сигареты у меня всегда с собой в кармане. Я не скрываю свою слабость, мне незачем стыдиться. Смысл? Человек всегда должен оставаться собой, он не должен себя стесняться или же корчить непонятно что. Я не скрываюсь, я такой, какой я есть, со своими слабыми и сильными сторонами. Хотя, я сейчас лицемерю. Имеется у меня свой скелет в шкафу, и я никому никогда его не покажу. Только если самый родной человек сможет снова смотреть мне в глаза, а он обязательно когда-то посмотрит.

Затянувшись любимой последней затяжкой, выкинул докуренную сигарету и вернулся в школу. Все-таки нужно было накинуть верхнюю одежду, я весь продрог. Я в прямом смысле не успел еще войти в школу, как на меня с силой урагана налетает Сашка, задыхающийся и неимоверно счастливый.

– Где тебя черти носят, я всю школу обыскал? – почти орёт на меня друг. Заглянув через голову Маркину, я увидел подбегающую к нам Вику, ее лицо тоже светилось вселенским счастьем.

– Не там искал, я же не могу травить себя ядом прямо в школе. Что происходит? Кто-то из вас выиграл лотерею? – Их лица просто светились, я давно не видел искренне улыбающихся людей. Мне стало как-то не по себе.

– Где твой телефон, у тебя там примерно сто пропущенных? – взялась уже Вика за расспросы.

Я быстро обшарил свои карманы и прокрутил в памяти, где бы я мог оставить свой сотовый.

– А, вспомнил. Он в куртке, – вспомнил я. Точно, я забыл его там.

– Значит, слушай меня внимательно, – поставил друг обе руки мне на плечи, - Вика держи его, а то грохнется.

Та послушалась и обняла меня со спины, крепко сжав при этом руки в замок.

– Мне только что звонил отец, он увез Аристарха и Наташу в больницу… – продолжил Санька.

– Что с Кирой? – резко оборвал его я.

– Да не кипятись ты! – положила голову мне на плечо Вика и счастливо улыбнулась. – Он в порядке, теперь всё будет хорошо.

– Что это значит? – Я действительно ничего не понимаю. – Вы можете сказать прямо, что с моим братом? – Я пытаюсь вырваться из мёртвой хватки Виктории, но мои попытки тщетны.

– Макс, ты что вообще ничего не догоняешь? – удивленно смотрит на меня Саня. – Кира очнулся!

***

Каким образом я успел примчаться в больницу за полчаса, при этом в час-пик, когда все дороги города были перекрыты пробками и гололёдом, я не понимал. За пару косарей таксист бы и взлететь смог, мне кажется. Мои верные друзья, конечно же, не отпустили меня одного и поехали со мной. Я им очень благодарен, в такие моменты мне необходима их поддержка. Ворвавшись в стерильно чистые стены ненавистной больницы, я сразу обнаружил в коридоре Аристарха, он что-то обсуждал с лечащим врачом Киры. Я сразу подметил их радостные и счастливые лица, как мне приятно это видеть. Отец, заметив меня, жестом позвал подойти. Как только я подхожу, он крепко сжимает меня в объятиях и долго не отпускает. Он крайне редко позволяет себе лишние эмоции, и то, только с мамой.

Разомкнув наши объятия, он смотрит мне в глаза.

– Кира ждет тебя. Как только он проснулся, то сразу спросил о тебе, – улыбается отец. – Мой сын любит тебя.

Он ободряюще похлопал меня по плечу и кивнул в сторону палаты брата. Он же подразумевает братскую любовь, не так ли?

Сейчас нас разделяет только эта дверь, за ней – он, живой и такой родной. С ужасом понимаю, что я дрожу, я боюсь зайти к нему, хоть брат меня ждет. Но что, если чувства Кира окажутся совсем не такими, как я бы хотел? Что если он снова продолжит эту игру на выживание, которую вёл эти долгие годы между нами? Встряхнув головой, я откидываю все мрачные мысли и захожу в палату. Еле слышно открываю дверь. Кира сидит спиной и явно меня не замечает. Я не ошибся, когда приволок к нему гитару, он нежно перебирает струны и очень увлечен этим занятием. Я не хочу его тревожить, пусть играет, а я просто постою в проходе и буду на него любоваться.

– Ты обнимешь брата все-таки, или так и будешь стоять, как приклеенный? – неожиданно произносит Кира, резко оборачивается в мою сторону и улыбается мне той улыбкой, которой он так редко мог меня одарить.

Все мои сомнения и страхи вмиг улетучиваются, всё становится таким не важным, когда твое счастье сидит перед тобой и выглядит живее всех в этом мире. Я резко налетаю на Киру и заключаю в объятия. Он немного опешил, но не оттолкнул меня. Я вдыхаю его запах, носом провожу по его шее, как же я скучал всё это время.

– Пообещай мне, что больше никогда меня не оставишь. Пообещай сейчас же, – нашептывал я ему в ухо, не размыкая наших крепких объятий. Он только нежно улыбался.