Помимо того, самые крайние дамы-линзы так удачно просвечивали короля, что получалось – как и на картинах во дворцовой галерее – будто именно исходящее от монарха сияние озаряет ближайших подчиненных. Даже драгоценные камни в золотой и платиновой оправе в животах министров – награды за непорочную службу и административные подвиги – сверкали и переливались боковым светом, от Зии. Только у нашего Агрипардончика (мне его все-таки было жаль) и в этом смысле в животе было пока пусто.
– «Конечно, наблюдения за Демихом Гули интересны нам не сами по себе, – продолжал мерным голосом чтение доклада Донесман-Тик, – а в плане ответа на все тот же вопрос: насколько наши одичавшие собратья, заморские темнотики, пригодны для возвращения к подлип но разумной жизни, в лоно породившей их некогда цивилизации? („Ого!“ – подумал я.) И если его приживаемость показывает, что физиологически они такую возможность пока еще не утратили, то расспросы о жизни его соплеменников, увы, подкрепляют прежние выводы о продолжающейся их деградации. Особенно заметна она в северных территориях, откуда родом наш демихом. Это и понятно, ведь эти территории больше других пострадали во время Великого Похолодания.
Это катастрофическое событие черной полосой разделило историю нашей цивилизации настолько, что мы теперь и не знаем, как долго существовали до него на планете тикитаки, когда и как они появились. Знаем лишь то, что не меньше, чем мы живем ныне после эпохи Похолодания, то есть тоже десятки тысячелетий. То черное время, когда солнце месяцами не появлялось из-за туч, когда от холода вода становилась твердой, а студеные ветры губили за одну ночь все живое, были большим испытанием для тики-таков. И далеко не все его выдержали. Да, всем тогда ради спасения довелось надеть на себя шкуры диких животных, прятаться в пещеры и даже, вопреки древним заветам, ломать и жечь деревья, чтобы согреться, приготовить пищу, иметь огонь. Всем в ту пору было не до постоянного поддержания своей прозрачности – второго после прямохождения признака разумного существа. Но разница между нами и нынешними темнотиками в том, что это их далекие предки решили, будто мир переменился окончательно, прозрачность вообще более не нужна. А раз так, то вместе с другими деревьями можно жечь и священную тиквойю – и даже преимущественно ее, ибо ее маслянистая древесина и горит жарче, и светит ярче. Вот так и получилось, что к концу Похолодания на материках не осталось ни ростка тиквойи.
Так же получилось, что одичавшие тикитаки, кои в эти мрачные тысячелетия в основном боялись и ели, ели и боялись, утратили прошлые знания и забыли свою историю. Настолько забыли, что начало своей нынешней, с позволения сказать, цивилизации ведут от того, что на самом деле было фактом их падения: от костров, от освоения древесного огня. Из всего же предшествовавшего сохранилось лишь то, что перешло в инстинкты, да отрывочная информация в коллективной памяти – причем ни природы первого, ни смысла второго северяне, сородичи Демихома Гули, теперь не понимают…»
Все внимали. Король Зия переменил ногу, положил правую на левую, откинулся, свел руки на сияющей диафрагме. Эти движения волной пошли вправо и влево по скамьям с министрами.
– «Вот примеры. У них до сих пор бытует примета: разбить зеркало – к несчастью, хотя зеркала они применяют только для наведения внешней красоты, подпудривания да выдавливания прыщей и утрата их никаких неприятностей ни в битве, ни на охоте, ни в поддержании дальней связи произвести не может. В народе, вместилище коллективной памяти, еще в ходу выражения типа „меня (или его) мутит“ от переедания, обжорства, хотя видеть, как мутнеет в таких случаях лимфа в брюшной полости, темнотики не могут. В ходу также фразы типа „у этой бабы (женщины, дамы) хороша печка“ – но, поскольку никакие части тела непрозрачной женщины не могут быть, разумеется, печыо, то во фразу вкладывается непристойный смысл.
Драгоценными темнотики признают все те вещества, которые безукоризненно выдерживают действие желудочных кислот при многократном ношении внутри. Но замечательно, что свойства эти им совершенно ни к чему, ведь носят-то они драгоценности снаружи.
Курьезом можно считать и распространенное до сих пор у темнотиков курение. У нас это – форма франтовства, преимущественноу молодежи, позволяющая покрасоваться своими легкими, бронхами, носоглоткой. У них же глотаемый дым ничего не показывает – но все равно курят!
У темнотиков сохранились наши мимические жесты для выражения приязни или холодности: улыбка и насупленность. Но первичный смысл их – при сведенных губах-линзах угрожающе выделяются клыки и резцы, при растянутых они уменьшаются – им, в частности Демихому Гули, более непонятен. Равным образом у них стала бессмысленной (пожалуй, даже и вредной) древнейшая реакция тикитака на внезапную опасность: побледнение, отлив крови от кожи, что позволяет стать еще более прозрачным, незаметным – и скрыться. Темнотики тоже бледнеют от страха, но тем только выдают себя! В бессмысленный рефлекс превратилась у них и наша способность прикрыться – приливом крови к поверхности тела в различных местах. У тикитаков это действие имеет много применения, у женщин – одни, у мужчин – другие; наиболее ходовое – скрыть свое состояние в момент смущения или гнева, пока не овладеешь собой. Последнее как раз и осталось у темнотиков, они краснеют от растерянности, смущения, ярости… но этим, увы, только обнаруживают свое состояние!
Что же до искусственных покровов, до одежд темнотиков, то здесь их деградация проявляется с наибольшей очевидностью: эти покровы, некогда применявшиеся только для защиты от стихий, теперь – вместе с небольшой обнаженной частью тела, лицом, – являются «инто» темнотиков! (Движение в публике). Именно поэтому они носят их и в теплую погоду, преют в них в помещениях. По богатству и изысканности одежд, по их форме, цвету и покрою северные темнотики, сородичи Гули, судят друг о друге, как мы судим о человеке по его внутреннему виду. «Инто», которое можно снять, заменить, надеть на другого!
Но наиболее постыдное извращение претерпели у них наши целительные болевые воздействия: их теперь применяют к здоровым – и в немыслимых дозах; посредством этого наказывают! (Изумленные движения на правительственной скамье, там на миг даже потеряли ранжир; такие же движения и в публике). Каждая тикитакитянка умеет пользовать своего младенца при расстройствах желудка шлепками: несколько шлепков по нижней части ягодиц предотвращают понос, а шлепки поближе к пояснице – запор. Темнотики же этим наказывают детишек, вполне здоровых и выражающих свое здоровье обычными шалостями. Наш тонизирующий массаж спины, области спинного мозга прутиками тиквойи извратился у них в порку провинившихся. То есть сохранилось, видимо, в их темных мозгах представление о пользе боли, а, стало быть, чем больше боли, тем больше и пользы: и истязают даже палками и плетями, тем нередко превращая здоровых людей в больных и в калек!
И вот последние штрихи в этой картине вырождения. Как известно, вместе с прозрачностью утрачивается и способность «внутренней речи», то есть девять десятых возможности настоящего искреннего общения. Нынешний язык сородичей Гули настолько примитивен, что опекун Имельдин изучил его в несколько недель. Наше же тикитанто Демихом Гули, даже сделавшись прозрачным, полностью так и не освоил. Второе: у него, как и у всех северных темнотиков, помимо волос на черепе, необходимых для прикрытия от прямых лучей самой тонкой части нашего организма – мозга, растут волосы и на лице, на груди, немного даже на животе и спине. Темнотики, ведя свою «эволюцию» от дикарей у костра, считают эту растительность атавистической, по мы-то не можем не понимать того, что это за признак. И не лучшим ли подтверждением того, что и сами они чувствуют, что здесь дело неладно, является – применяемый и Демихомом Гули – ритуал бритья?..
Если еще учесть то обстоятельство, что климат тех мест до сих пор несет в себе следы Великого Похолодания: зимы, обилие пасмурных дней, что сильно осложнит, если не сделает невозможной, нормальную тикитакскую жизнь там, – то вывод может быть лишь тот, что северные темнотики безнадежны для возвращения к подлинно разумной жизни. Их удел – обрастание барахлом, затем и шерстью, дальнейшее упрощение речи вплоть до полной утраты ее… и в конечном счете переход на четвереньки. У сородичей Гули, потреблявших алкоголь, мы это уже наблюдали.
