Литмир - Электронная Библиотека

(Те же немногие дни непогоды, когда «печи» бездействовали, питаться приходилось сырыми фруктами, все работы останавливались, – они считались у островитян «днями скорби по заморским братьям». Процессии тикитаков – обычно осыпанных порошками или просто пылью для лучшей видимости – двигались но улицам. Ведущий провозглашал: «Восплачем по нашим заморским братьям, которые всегда такие!..» – а остальные подхватывали заунывно: «11 даже хуу-у-уужеее!..»)

Моя же Агата в этом отношении пока что годилась лишь на то, чтобы сварить кофе. Я понял, почему Имельдин был доволен, что я взял ее в жены: ее изящные, по-британски умеренные формы, кои меня пленили, делали его дочь малоперспективной невестой. И то сказать: если бы мы жили отдельно, пришлось бы нанять даму-печку.

Немаловажным применением этих свойств является и семейная охота. В ней участвуют и мужчины, но главная роль все равно отводится женщинам.

В низменной части острова восточнее Зеленой горы находились озерца и болотца, на которых в зимнюю пору обитало немало прилетевших с севера гусей и уток. Туда мы отправлялись втроем: Барбарита, Имельдин и я, неся с собой большое зеркало, бамбуковые жерди и палки. Выбрав незатененное место, сооружали помост, на который взбирались тесть с зеркалом и теща. Зеркало нужно, поскольку далеко не всегда солнце оказывается на одной прямой с охотницей и летящей птицей; зеркальщик и отражает его свет в нужнойнаправлении. На мою долю оставалось криками и бросанием камней в камыши вспугивать дичь.

Обеспокоенные утки поднимались вереницей. Далее все делалось быстро и красиво: Имельдин поворачивает зеркало под надлежащим углом, просвеченная лучами Барбарита ловит в световой конус переднюю птицу; секунду та летит, заключенная в огненный круг, – круг стягивается в слепящую точку на голове или груди утки, и она падает. Световой конус захватывает другую утку, сходится в точку-вспышку – падает и она; затем третья, четвертая. Никакой пальбы, все спокойно ибесшумно, слышны только короткие предсмертные вскрики птиц. Я собирал добычу. Часть уток падала в воду, приходилось плыть за ними. В один заплыв я притаскивал в зубах две, а то и три утки; это нетрудно, надо только суметь ухватить их за шеи.

Позже, когда я удостоился чести быть представленным ко двору, то видел, как дамы-линзы, сопутствуемые зеркальщиками, несли охрану священной особы короля Зии Тик-Така, не подпуская к нему своими хорошо сфокусированными «зайчиками» никого ближе пятнадцати ярдов.

Ради полноты описания должен заметить, что тикитакские дамы умеют образовывать в себе не только увеличительные, но и уменьшительные линзы – тоже повсеместно и искусно. Пожилые тикитакитянки умеют ими придать себе (правда, ненадолго) кажущуюся миниатюрность, изящество, свежесть – качества излишние в домашнем хозяйстве, но столь притягательные для мужчин. Когда же сбитый с толку, распаленный ловелас приблизится на необходимую дистанцию, он попадает в мощные жаркие объятия, из которых не так просто освободиться. Тикитакские матроны умеют не быть обойденными судьбой. Особенно худо приходится мужу, если он подобным образом попадает в объятия своей жены. Имельдин уверял меня, что именно поэтому на острове гораздо больше вдов, чем вдовцов.

Но самое серьезное применение этих свойств я увидел незадолго до того, как вынужден был покинуть Тикитакию. Город в это утро был взбудоражен новостью, что к острову приближается заморский корабль.

В ту пору я уже чувствовал себя вполне тикитаком, имел Друзей и знакомых. Аганита родила сына, которому мы дали диковинное здесь имя Майкл, несколько раздобрела и Начинала сама управляться на кухне; жизнь налаживалась.

Поэтому вначале я почувствовал то же любопытство, что и другие островитяне, направившиеся к западному берегу поглазеть. Только я не совсем понимал, на что они будут глядеть.

Корабль стоял на якоре в полутора милях от берега, того самого обрывистого, с галечным пляжем внизу, на который когда-то выбросило и меня. Он, видимо, подошел еще вечером.

Утро было ясное, море рябил слабый бриз, поднявшееся из-за гор солнце хорошо освещало корабль. Я смотрел, стоя на обрыве и составив руки подзорной трубой: это было трехмачтовое, судя по глубокой посадке, хорошо нагруженное судно – скорее всего, фрегат. На вершине фок-мачты трепыхался флаг. Я выдвинул вперед левую кисть для большего увеличения, напряг глаза – и мое сердце забилось чаще: сходящиеся к центру синие и белые полосы, британский королевский флаг.

Мысленно я теперь был там: понимал и осторожность капитана, не разрешившего высадиться на незнакомый остров к ночи, и нетерпеливое стремление команды ощутить после долгого плавания землю под ногами, пополнить запасы воды и пищи… Да и, если не окажутся здесь испанцы, голландцы, португальцы или иные проворные европейцы, присоединить эту территорию ко владениям британской короны.

Я заметил движение на корме: выбирали якорь. Фрегат, осторожно маневрируя, двинулся против ветра в сторону острова. В свою «подзорную трубу» я различал, как на носу два матроса готовятся замерять глубину, а на верхней палубе расшнуровывают и оснащают к спуску на воду бот.

В это время позади послышался топот многих копыт. Я оглянулся: к обрыву приближался отряд. Непрозрачные тяжеловозы с длинными гривами и мохнатыми копытами несли на своих широких спинах самых массивных дам города; на других лошадях гарцевали многочисленные зеркальщики; в арьергарде мулы рысцой тащили на себе вязанки бамбуковых жердей. За отрядом, кто на чем, тянулись горожане-болельщики.

Во главе процессии рысила на золотистом першероне наша соседка Адвентита. Я знал ее полный титул: ее превосходительство командир самообороны западного побережья Адвентита Пиф-Паф, но как-то не принимал его всерьез. Может, это было потому, что я знал и процедуру назначения такого командира: выбиралась самая многодетная и дородная вдова, в случае равенства у претенденток числа детей дело решал вес (у Адвентиты было двенадцать детей и добрых семь пудов, муж скончался при исполнении обязанностей); а может, и потому, что именно ее отпрыски больше других досаждали мне дразнилкой: «Гули-Гули демихом! Гули-Гули демихом!» – выкрикиваемой звонким хором. Сама вдова их урезонивала; она постоянно была заморочена и ими, и ведением хозяйства.

Но сейчас, когда зеркальщики принялись споро возводить из жердей вдоль обрыва помосты (куда более основательные и широкие, чем наш охотничий), я понял, что дело назревает серьезное: охота на корабль. В отряде – не менее шести десятков вдов, при каждой – три зеркальщика, солнце в выгодной позиции; если все они направят на фрегат лучи тройной убойной силы, тому не сдобровать. Я решил, как сумею, послужить соотечественникам.

Адвентита находилась на правом фланге шеренги помостов. Пока я добежал, она – массивная и мощная, как боевой слон, переливающаяся внутри розовыми оболочками органов и янтарно-желтым костяком, почтительно подпираемая снизу зеркальщиками – успела по перекладинам взобраться на свой помост; отдышалась и подала зычным голосом команду:

– Бабоньки-и-и… по три рассчитайсь! Первая!.. Оттеснив зеркальщика-адъютанта, я вскарабкался к ней.

– Тебе что здесь надо, Гули? Хочешь стать зеркальщиком?

– Адвентитушка… соседушка-лапушка… прелесть моя… – я решил идти напрямую, – эти темнотики на корабле – из моей страны. Не губите их. Напугайте… ну, сожгите верхушку передней мачты – и они уберутся восвояси. А? Радость моя… – И я хорошо погладил се: любая женщина, даже генерал, любит ласку.

– Не лапай мои боевые поверхности, – пророкотало ее превосходительство, – я при исполнении. Радость… вот скажу Аганите. – Но сердце ее дрогнуло, я видел. Между тем корабль приближался, от него до обрыва оставалось не более восьми кабельтовых.

– Бабоньки-и! – снова зычно обратилась вдова к отряду. – Здесь Демихом Гулихлопочет за своих. Просит отпугнуть их. Как, уважим, а?

– Можно… уважим! – после паузы донеслось с помостов. – Он парень ничего, хоть и темный. Пугнем – и пусть уматывают!

10
{"b":"213628","o":1}