Принцесса с улыбкой смотрела на Филиппа.

— «Кто рыцарства желает — доброго желает» — так сказано в Законе чести. Я понимаю тебя, Филипп. Еще недавно я сама мечтала стать девой-воительницей, как королева Утта…

— А сейчас? Разве вы не за этим едете в Сердце Пятиречья?

— Не знаю, — задумчиво произнесла принцесса. — Во всяком случае, в Тулон я еду не за этим.

— Но все равно, ваше высочество, возьмите меня.

— Интересно, на чем ты поедешь? — поинтересовалась Эльза. — Побежишь за нами? Но мы помчимся во весь опор. Поэтому тебе лучше вернуться домой, мальчик. И в Тулон тебе ехать незачем. Мы едем как раз для того, чтобы поторопить пограничную армию. Так что дня через два ты сможешь и здесь встретить рыцаря, нуждающегося в оруженосце. Да и вообще, сомневаюсь, чтобы тебя так сразу взяли оруженосцем, разве что конюхом для начала. Ты ведь еще мал для оруженосца.

— Мал!? Да я на два месяца тебя старше. И потом, не вернусь я домой и все! Я решил. И письмо родителям оставил, так что с вами или без вас, я все равно отправлюсь в Тулон.

Филипп отвернулся и, задрав голову, воззрился куда-то на облака.

Принцесса укоризненно посмотрела на фрейлину и покачала головой.

— Ну, если ты все решил…— сказала она.

Филипп обернулся с такими сияющими глазами, что даже Эльза расплылась в улыбке.

— Ваше высочество!

— Но есть два препятствия.

— Какие? — едва вымолвил юноша.

— Первое, я боюсь, что вы с Эльзой уморите меня своими нескончаемыми склоками. И потому вы должны поклясться, слышишь, Эльза, что не будете ссориться, а если кто нарушит клятву, то при первой возможности отправлю обоих на конюшню, для хорошей порки.

Эльза и Филипп посмотрели друг на друга исподлобья, но Эльза вдруг рассмеялась.

— Ваше высочество, — расплылся в улыбке Филипп, — мы ведь с ней друзья с самого детства и по-настоящему никогда не ссоримся…

— Нет, дружок, ты меня не проведешь. Давайте обещания оба, иначе ты поедешь в Тулон один.

Делать было нечего, и оба пообещали, причем Эльза выглядела такой кроткой.

— А второе препятствие — тебе, Филипп, действительно не на чем ехать, а мы торопимся.

— Да что вы, ваше высочество, я не такой дурак. У меня ведь и деньги есть, я скопил. Я так и рассчитывал, что в ближайшей деревне или на постоялом дворе куплю себе лошадь. Я, между прочим, все продумал. Даже оружие захватил, вы же не вооружены. Кто вас охранять будет?

Филипп пошарил у себя под курткой и вытащил длинный продолговатый предмет, обмотанный бурой тяпкой.

— Вот — кинжал, я его сам сделал.

При виде оружия у Аделины загорелись глаза. Это был довольно длинный кинжал, по форме напоминающий меч.

— Теперь у нас есть оружие, Эльза, — с затаенным восторгом проговорила Аделина. — Филипп, дай его мне.

— Но, ваше высочество, — стушевался юноша.

— Ты что, думаешь, принцесса Аделина хуже тебя управится с оружием? — возмущенно промолвила Эльза. — Ты разве не был вчера на турнире?

Филипп пожал плечами, и вдруг глаза его вспыхнули огнем.

— А вы возьмете меня, ваше высочество?

Принцесса рассмеялась.

— Спасибо, Филипп, ты дал хороший урок моей жадности. Что ж, если у тебя все продумано, то делать нечего. Преклони колено, юноша, и дай сюда свой меч.

Филипп опустился на колено, а Аделина коснулась лезвием кинжала сначала одного его плеча, затем другого.

— Я, к сожалению, не могу посвятить тебя даже в оруженосцы, но, как принцесса Норриндола, дочь короля Магнуса Мудрого, жалую тебе, Филипп, сын оружейника Шеробуса, звание моего пажа. Отныне ты под моим покровительством и в моей власти, доколе я не соизволю отпустить тебя к другому хозяину.

— Ваше высочество, — благоговейно вымолвил юноша.

Аделина протянула ему руку для поцелуя.

— И возьми свое оружие, паж.

Эльза беззвучно смеялась, но это был смех радости.

— Знаете, ваше высочество, — очень серьезно сказал Филипп, — Эльза права: доколе вы в мужском наряде, лучше вам носить кинжал. Примите его в дар вместе с моей верностью.

Принцесса была в восторге.

— Охотно принимаю, Филипп, твою верность и твой дар. Мне еще никто не дарил оружия. Если тебе не доведется стать рыцарем, клянусь, ты будешь моим первым оружейником. Но хватит болтовни, — деловито добавила принцесса, — трогаемся немедленно.

— А как же он? — поинтересовалась Эльза.

— Поедете на одной лошади.

— Да как же, ваше высочество?

— Сядешь за ним.

— Этого только не хватало! Болтаться мешком за такой дылдой.

— Ну давай я за тобой, — предложил Филипп.

— Еще чего. Вот навязался…

— Не забывай, что ты говоришь с пажом ее высочества.

— Тоже мне, паж…

— Эльза, — внушительно сказала принцесса, — ты, кажется, начинаешь?…

Она уже сидела в седле. Эльза поджала губы, покраснела. Подошла к лошади и, не глядя на Филиппа, сказала:

— Помоги мне.

Очутившись в седле, она все так же, не удостаивая взглядом своего друга, распорядилась:

— Поедешь сзади.

Солнце поднялось уже высоко. Узкими тропами, вьющимися по полям, беглецы проехали предместья и оказались на Западном, или как его чаще называли, Тулонском тракте. Здесь они пустились во весь опор и довольно скоро доскакали до Щучьего Лога.

На околице села, на поле, где третьего дня толпа крестьян чуть не поколотила хранителя королевской библиотеки, всадники остановились. Филипп спешился, Эльза, проворчав: «Наконец-то», поудобнее уселась в седле. У дороги, подпирая плетень, млел на утреннем солнце здоровый рыжеволосый крестьянский парень. Прищурив и без того маленькие глазки, он с любопытством посматривал на всадников. Филипп подумал, что ему крупно повезло. Он быстро подошел к крестьянину.

— Добрый день, — сказал он дружелюбно и даже почтительно.

— Здорово, — лениво ответил парень.

Филипп вспомнил лицо парня, они как-то с отцом останавливались в «Щучьем Логе»: это был сын хозяина трактира Гопс Младший, которого за глаза все звали детина Гопс.

— Понимаете, мне нужна лошадь. У вас на постоялом дворе наверняка должна быть. А если нет, не знаете ли, у кого можно купить? Я хорошо заплачу. У меня есть деньги, правда, — и для вящей убедительности Филипп похлопал себя по поясу, за который был заткнул тугой кошелек.

— Из города?

Детина Гопс, похоже, не узнал Филиппа. Да и с чего?

— Да. Из Баргореля.

— А я слышал, в Баргорель никого не пускают и из него не выпускают никого. Врут, значит?

— Да мы, собственно не из самого города, а из предместья. Гостили у этой… как ее… графини Урны, такая смешная госпожа, она еще таких маленьких собачек разводит. Да. Я там на службе состою. Я паж. Ну, собственно, недавно…

— Так тебе лошадь?

— Да, с упряжью, конечно. Я собираюсь попутешествовать. То есть мне нужно съездить в одно место. Я сопровождаю вон тех девушек…

На мгновение глаза детины Гопса округлились, но тут же снова прищурились, а лицо расплылось в ухмылке.

— То есть я хотел сказать, — опомнился Филипп, — мы с другом сопровождаем ту девушку. Она моя сестра. Ну… мы выросли вместе.

Филипп, похоже, совершенно запутался и разволновался до того, что даже если бы и захотел, то все равно не смог бы удержать свой язык. Избавление пришло внезапно. Детина отвалился от плетня и, коротко бросив: «Пошли», двинулся через лужайку и воротам конного двора. Филипп перевел дух. Всадницы на расстоянии двинулись за ними. Гопс остановился у распахнутых ворот и махнул рукой, предлагая войти в проем.

— Иди, иди, приятель, сейчас ты получишь лошадку. Самую отменную лошадку.

Напротив ворот располагался сарай, не слишком похожий на конюшню. Конюшня виднелась левее и глубже во дворе.

— Вот сюда, — сказал парень, отворяя дверь.

Филипп удивленно остановился на пороге.

— Да там она, там. Чего смотришь? Вот она!

Сильный толчок в спину швырнул новоиспеченного пажа в темноту сарая, и тотчас же за ним с треском захлопнулась дверь.