«Алена, — было написано на бумаге, — я ошибался. Мы слишком разные. Вчера я получил телеграмму, меня ждет работа в Египте. Прости, но я не могу от этого отказаться. Я люблю тебя, но не хочу зависеть от чувств и обстоятельств. Я хочу быть свободным, а ты — это плен. К такой ответственности я еще не готов. Вернись домой, я уверен в том, что и ты, как и я, ошибаешься. Твое место — здесь, и я желаю, чтобы ты была счастлива. Максим».

Безвольно опустив руки, Алена некоторое время стояла без движения. Словно события десятилетней давности, в памяти всплывало то утро. Всего лишь несколько минут — кажется, он что-то говорил про телеграмму, кажется, он на самом деле был хмурым и необычно молчаливым, но она объяснила себе это тревогами предстоящих событий. Кажется… Но какое это имеет теперь значение?

Листок бумаги выскользнул у нее из рук. Мысли путались. Она думала о чем-то, казалось, совсем незначительном и некстати. Желтый лист на серой дороге — так неожиданно, в июле. Она так и не вытряхнула ковер в детской комнате. Твое место — здесь. Плен… Внезапно губы ее растянулись в беспомощной и абсолютно бессмысленной улыбке, лицо разделилось на две половины, одна из которой смеялась, другая же — глаза — оставалась равнодушной, неподвижной и оцепеневшей. Смех ее становился все громче, с каждой секундой все больше напоминая рыдания. Но слез не было. Опустив голову, она, не переставая смеяться, пошла по дороге — прямо туда, где вдалеке, казалось, была развилка. Незнакомые глаза смотрели ей вслед. Не пройдя и десяти шагов, остановилась, медленно опустилась прямо на землю, скрестила ноги и принялась раскачиваться из стороны в сторону…

Она не помнила. Не помнила, как ее подобрали, как пытались выяснить, кто она, что с ней случилось, не помнила слов, которые беспрестанно повторяла, пытаясь вырваться из чьих-то сильных рук и убежать, сама не зная куда. А потом, некоторое время спустя, на нее нашло полное оцепенение — обмякнув, склонив голову на грудь, она сидела, слегка покачиваясь в такт движению машины, и молчала, казалось, совершенно не замечая того, что с ней происходит. Несколько раз она поднимала глаза, с удивлением оглядываясь вокруг себя, не понимая, где она находится, кто эти люди — пожилая женщина на заднем сиденье, рядом с ней, и мужчина — впереди, за рулем. «Куда мы едем?» — спрашивала она и вздрагивала от звука незнакомого голоса, как будто и не ожидая, что кто-то может ей ответить. Встретившись взглядом с глазами той женщины, она сжималась от страха, внезапно осознавая, что с ней случилось что-то ужасное, непоправимое.

— Остановите, остановите машину! — Ей казалось, что она кричит, но на самом деле губы ее двигались абсолютно беззвучно, и одни только глаза, в которых застыл ужас, говорили за нее. Теплая и мягкая рука накрыла ее ладонь, но она отшатнулась, отдернула руку, словно ощутила прикосновение оголенного электрического провода, и снова впала в оцепенение. Ей казалось, что время остановилось, и однообразные, почти что одинаковые и неподвижные горные вершины за окном лишь подтверждали догадку, возникшую в ее воспаленном сознании. Воздух внутри салона был таким тяжелым, что сдавливал ей грудь. Желание освободиться, вырваться из замкнутого пространства нарастало с каждой минутой, и она закричала. Машина резко затормозила, ее качнуло в сторону, она ударилась головой о стекло, и внезапно перед глазами появилась белая, тугая пелена. Но сознание все же не покидало ее — словно со стороны, она вдруг увидела свои глаза, показавшиеся ей чужими, чьими-то, смутно знакомыми, почувствовала ладони, сжимающие ее подбородок. Обрывки фраз, абсолютно лишенные смысла, доносились до нее будто издалека. А потом она совсем затихла, присмирела, обхватив себя руками, отвернулась к стеклу и, зажмурившись от ослепляющего солнца, долго сидела без движения, даже не пошевелившись в тот момент, когда машина наконец остановилась.

— Девушка, — услышала она голос и обернулась, скользнув равнодушным взглядом, увидела те же, уже знакомые светло-зеленые глаза женщины, сидящей рядом, — как вы себя чувствуете?..

— Нормально, — вздрогнув, словно очнувшись ото сна, ответила она без эмоций. Пристально вглядевшись в лицо женщины, Алена внезапно осознала реальность. Мужчина, сидящий впереди, обернулся и смотрел ей в лицо с жалостью и удивлением.

— Немного осталось, потерпи, почти приехали, — продолжила женщина, снова накрыв ладонью ее руку. На этот раз Алена прореагировала спокойно.

— Почти приехали… куда?

— В больницу… Тебе же в больницу нужно, — ответила та сочувственно.

— Но я здорова, — удивилась Алена, — зачем вы везете меня в больницу? Почему… Как я вообще здесь оказалась?

— Видишь, а говоришь, что нормально себя чувствуешь… Ты же сидела на дороге и кричала, когда мы тебя подобрали. Разве ты не помнишь?

Алена посмотрела в окно и увидела высокие дома где-то вдалеке, дорогу, по которой мимо них суетливо скользили машины.

— Где мы находимся?

— В городе, в Махачкале… Ну вот, кажется, и в самом деле в себя пришла, — облегченно вздохнув, продолжила женщина, — ты уж извини, что так получилось, да только ведь не могли же мы тебя прямо там, на дороге, оставить… Утро раннее, а ты сидишь, и ведь ничего не говорила, совсем ни слова, только кричала всю дорогу, вырывалась… Ты помнишь хоть?

Алена молчала, широко раскрыв глаза, смотрела на собеседницу, а та продолжила:

— Сначала думали, пьяная, да только запаха вроде не было… Что с тобой случилось-то, дочка? Или, может… — Она опустила глаза, потом подняла и робко, неуверенно спросила: — Может, обидели тебя?

И тут же, не ожидая ее ответа, уверенная в том, что не ошиблась в своем предположении, продолжила суетливо:

— Так ты… в больницу, а потом уж в милицию… Так ведь лучше будет. Поймают, накажут, главное — в больницу.

Алена медленно покачала головой. Утренние события словно стерлись из ее памяти — в тот момент она чувствовала только боль, не помня ее причины, просто зная, что с ней случилось что-то ужасное. Мысли путались, и прежде чем ответить, она долго и мучительно пыталась сформулировать в сознании слова, которые нужно произнести.

— Не беспокойтесь. Меня никто не обидел. Со мной все в порядке… Мне как раз нужно было в Махачкалу, я собиралась… Спасибо, что довезли.

Ответ, похоже, не произвел нужного впечатления, и женщина снова принялась уговаривать ее, настаивая на своем:

— Да ты не бойся, не стесняйся, что же теперь сделаешь, если такое произошло, ведь без наказания-то нельзя оставлять таких людей… Ты бы лучше пошла в больницу, а потом уж в милицию, все расскажешь, а они уж…

— Я не больна, — резко и немного грубовато ответила Алена, — мне не нужно в больницу. Спасибо вам за заботу, но я в ней больше не нуждаюсь.

Резко надавив на ручку, она распахнула дверь и вышла из салона. Синяя «шестерка» приютилась на обочине оживленной дороги — мимо нее в обе стороны беспрерывным потоком мчались машины, и Алена быстро, не оглядываясь, пошла вперед вдоль тротуара, не обращая внимания на то, что ее звали, просили вернуться, остановиться… Она и не подумала остановиться, а догонять ее никто не стал — видимо, с ней уже и без того достаточно намучились. Несколько метров она прошла, глядя впереди себя стеклянными глазами, потом вдруг резко остановилась. Утренние события внезапно ярко и отчетливо встали у нее перед глазами. Улыбающееся лицо Максима, ее поспешные сборы, волнение, побег из дома и его записка… И вот теперь она оказалась одна посреди большого, почти незнакомого ей города. Впереди ее ничто не ждет, а обратной дороги нет.

У нее даже не возникало мысли о том, чтобы вернуться домой. Вчерашний день — последний, который она провела в доме Руслана, — показался ей настолько далеким, словно с тех пор, когда она покинула дом, прошла целая вечность. Она уже не чувствовала боли — всем ее существом овладело какое-то странное равнодушие, заторможенность. Было такое ощущение, что все произошло не с ней, а с каким-то другим, абсолютно чужим для нее человеком. Она все шла и шла вперед, не очень-то обращая внимание на машины, которые проезжали почти вплотную и часто сигналили. Шла по встречной полосе, глядя прямо перед собой и почти ничего не видя. Опомнилась она только в тот момент, когда оказалась посреди аллеи с растущими по обе стороны высокими каштановыми деревьями.