Он раздраженно повернулся на другой бок, натянул одеяло до самого подбородка, как-то по-детски уткнувшись в него носом, и она замолчала.
— Руслан? — позвала она спустя минуту, уже окончательно успокоившись. Он не отвечал, но она знала, что он не спит, что он слышит — не может не слышать того, что она ему говорит. — А ведь я не люблю тебя. И никогда не любила, знаешь?
— Взаимно, — равнодушно ответил он, — дай поспать в единственный выходной!
Начиная с этого дня она снова погрузилась в прежнее заторможенное состояние, в котором пребывала до момента своей странной встречи с бывшей подругой. Прошел еще один год — такой же, как и первый год ее замужества. Казалось, этому никогда не будет конца. Иногда по вечерам, прислонившись к холодной каменной стене дворовой постройки, она пыталась понять: почему она вышла замуж за Руслана?..
События прошедших двух лет вставали перед глазами четко и ясно, но ответа на вопрос она не находила. И в самом деле, как она могла решиться выйти замуж за человека, которого совсем не знала? Только лишь по той причине, что она родилась и выросла среди народа, который глубоко хранит и почитает традиции старины — традиции, согласно которым веками жили в горах их предки? Но разве этого достаточно? Разве время в их маленьком селе остановилось, разве оно не течет, как везде, изменяя взгляды, устои и нравы? Алена прекрасно знала о том, что стоит спуститься чуть ниже, в город, или даже в селение, не настолько изолированное от остального мира, — все будет по-другому. Там совсем близко, в нескольких километрах от их деревни, женщина никогда не выйдет замуж за мужчину, которого не знает; там перед свадьбой люди встречаются несколько месяцев — а иногда даже живут вместе… И далеко не всегда потом женятся — возможно, понимая, что не созданы друг для друга. У них есть возможность узнать друг друга и понять, есть ли между ними чувство. А здесь, в их деревне, даже вообразить себе такого нельзя — чтобы парень с девушкой встречались до свадьбы. Если кто-то и встречается — то тайком, не говоря ни слова. Их обычаи очень напоминали патриархальные обычаи местных горских селений, расположенных поблизости, — там девушки и по сей день выходили замуж, практически не узнав своего мужа, и горе было той, для которой муж становился уже не первым мужчиной. Алена знала и о том, что в городе девственность, которая так высоко ценится в их селе, считается уже далеким пережитком прошлого. Но раньше она об этом особенно не задумывалась, принимая жизнь такой, какая она есть, считая все это вполне нормальным и естественным. Она и сама, случись такое пару лет назад, наверняка осудила бы девушку, которая решилась вступить во внебрачную связь. Она ясно помнила свой ужас и смущение, когда узнала о том, что у ее подруги Милы есть любовник. Это слово внушало ужас и страх — больше ничего. И вот теперь, когда все это затронуло ее так глубоко…
За прошедшие два года она на собственном опыте убедилась, каковы печальные последствия бездумного вступления в брак, как ужасно чувствовать себя вещью — а она чувствовала себя именно вещью, а не человеком. Но ведь когда-то давно восточные женщины ходили в парандже, а теперь никто не смущается открыть лицо перед посторонним человеком, это кажется совершенно естественным — чтобы люди видели твое лицо. Тогда почему же люди до сих пор не могут решиться на то, чтобы позволить себе испытать настоящее чувство, прежде чем связать жизнь с каким-то человеком? Почему они не хотят позволить себе любить? Любить по-настоящему, так, как любит Мила… Неужели считают, что без любви можно прожить? Но разве та жизнь, которой сейчас живет она, Алена, называется жизнью?
Когда-то давно она мечтала о ребенке; теперь же она благодарила судьбу за то, что она не позволила им его зачать. Редкие и быстрые совокупления — за последний год их было не больше пяти — не приносили плода, и Алена была только рада, что беременность так и не наступила. Ей было одиноко, но она не хотела обременять этим одиночеством еще одного человека, который — ведь права была Мила — ни в чем не виноват. Ребенок не может быть виноват в том, что его родители не любили друг друга, как и в том, что они любили друг друга втайне, преступной и запретной любовью. И где же она теперь, та детская сказка про принцессу Жасмин? Алена не могла даже представить себе, что когда-то верила в эту сказку и в то, что свадебное платье станет для нее пропуском в волшебную страну, в которой она наконец станет принцессой. Два прошедших года словно огромная пропасть разделили ее жизнь на две половины. Первая половина была мечтой, а вторая — реальностью. Только обратной дороги не было. Но ее пугало не это — она не хотела возвращаться обратно. Ей становилось страшно от того, что она не видит ничего впереди. Только глухая стена, разбить которую ей не под силу…
Проходили дни и месяцы, но ничего не менялось. Со временем до нее стали доходить слухи, что муж от нее гуляет. Она восприняла это известие с полным равнодушием, мысленно задав себе только один вопрос: интересно, он любит ее, эту женщину? Впрочем, по большому счету и это было ей все равно.
Иногда она смотрела на себя со стороны — механические движения, заученные до автоматизма: принесла воды, нагрела, помыла посуду, заполнила кастрюлю, нарезала картошку, снова принесла воды… Робот. Она не чувствовала себя живым человеком, не испытывала никакого вкуса к жизни, никаких желаний, кроме одного — чтобы от нее все отстали. Чтобы муж не надоедал, не жужжал под ухом, чтобы не слышать его занудного бормотания и постоянных упреков Марины, не видеть вечно недовольную свекровь — чтобы ее никто не трогал. Едва проснувшись утром, она хотела, чтобы побыстрее закончился день и наступила ночь, чтобы Руслан опять не пришел домой ночевать или пришел как можно позже, чтобы Марина уехала в Кисловодск и подольше не возвращалась, чтобы Алла Васильевна ушла пить чай к соседке, чтобы в кувшине побыстрее закончилась вода и ей снова пришлось выйти из дома…
Приходя на родник, она медленно наклонялась, опускала кувшин и следила, как поток прозрачной, чистой воды заполняет пустое пространство. Иногда она оставляла кувшин в воде — полностью заполненный, он превращался в маленькую плотину, препятствующую быстрому движению горного потока, образуя на его поверхности небольшой бугорок. Течение было настолько сильным, что тяжелый, наполненный водой кувшин с трудом удерживался в руке. Алена медленно вынимала его из воды, перекидывала через плечо, немного подождав, пока холодные капли стекут с поверхности, а потом долго стояла, словно в оцепенении глядя на бегущую воду и прислушиваясь к ее шуму. Ей не хотелось уходить — иногда она ощущала странное, пугающее желание прыгнуть вниз, слиться с водой, раствориться в ней, позволить ей унести себя — далеко-далеко, туда, куда она захочет… Наклонившись, она опускала в воду пальцы — сначала вода казалась прохладной, но постепенно руки леденели, мышцы начинало сводить судорогой. Алена подносила пальцы к губам и согревала своим дыханием. Обратная дорога каждый раз казалась ей путем на эшафот. Тысячи раз она ловила себя на мысли о том, что, если бы на этой дороге был хоть один поворот, она, не задумываясь, свернула бы. Но дорога была прямой и каждый раз приводила ее все к тому же месту, откуда она ушла, — к дому, ставшему для нее клеткой.
— Тебя за водой нельзя посылать, — ворчала Марина, — вечно ходишь по три часа, посуда вся уже засохла, теперь не отмоешь… Что ты там делаешь?
— Воду набираю, что же я еще могу там делать, — равнодушно отвечала Алена, выливая воду в чайник и с тоской замечая, что кувшин еще почти полный.
— В следующий раз, пожалуйста, набирай воду побыстрее.
— Хорошо, — соглашалась Алена, зная, что в следующий раз все повторится снова — чем дальше уходила она от дома, тем мучительнее ей было снова туда возвращаться. Шум горного потока завораживал ее настолько сильно, что она не могла оторвать от него взгляда, как будто надеялась отыскать в этой воде каплю своей надежды. Неподалеку от родника росли желтые цветы, образуя маленькую густую полянку среди грязно-серых камней. Алена часто смотрела на эти цветы и удивлялась, как это они выросли здесь, где вокруг не было ни одной травинки, ни одного дерева… Однажды она сорвала цветок, медленно поднесла к лицу, к самым глазам, различая мелкие, тончайшие прожилки — сосуды, по которым течет влага. Цветок источал какой-то горький запах — некоторое время повертев его в руке, она наклонилась и опустила его в воду, которая тут же охотно подхватила его и унесла с собой…
