Александр Невольный (Якунин)

ВАНЯ

Осеннее утро. Мальчик с портфелем торопится в школу. Его внимание разрывается между лужами, оставленными ночным ливнем, и собакой, увязавшейся за ним от самого дома. Незнакомая дворняга, будто привязанная, держится в двух шагах от него, останавливаясь, когда останавливается он, и ускоряясь, когда тому приходится перепрыгивать лужи, чтобы не промочить старые ботинки.

Если пёс не отвяжется, школьник опоздает на урок. В отчаянии он замахивается на животное:

- Уходи от меня!

0x01 graphic

Собака оскаливает пасть, показав белые, как сахарки, клыки и простуженно хрипит, подвывая внутренним горловым голосом. От нервного напряжения у мальчика краснеют уши. Как назло вокруг - ни души. В отчаянии мальчик оборачивается к собаке и дрожащим тоненьким голосом спрашивает:

- Ну, что тебе?

- Хр-р-р-у-у-р, - тянет дворняга и смотрит на мальчика злыми умными глазами.

-Ты есть хочешь! - догадывается мальчик.

Зажав между ног матерчатый портфель, он показывает собаке обе пустые ладони:

- Видишь, у меня ничего нет. И потом, я сам кушать хочу. Пожалуйста, отстань от меня. Если я опоздаю, мне здорово влетит от училки. Ты не знаешь, какая она строгая! Её все боятся, даже директор школы.

Собака задирает морду и начинает скулить.

- Ну, ладно, ладно, - пытается успокоить её школьник, - если ты такая вредная, приходи ко мне домой после уроков, так и быть, вынесу тебе чего-нибудь поесть. Честное пионерское!

Выгнув спину, вздыбив шерсть, собака залаяла - отчаянно, взахлёб. От страха у мальчика всё сжалось внутри, потемнело в глазах. Он остался в ступоре даже после того, как дворняга, раздумав кусаться, убежала.

0x01 graphic

- Здравствуйте, дети!

- Здравствуйте, Ника Алексеевна, - отвечает неровный хор мальчиков пятого "Б" класса.

- Итак, начинаем урок, - произносит учительница и невольно оборачивается на скрип приоткрывшейся двери.

Некоторое время ничего не происходит. В классе устанавливается напряжённая тишина. Наконец, в дверной щели показывается дерматиновый портфель, затем рука, держащая портфель и уже за рукой - лопоухое лицо с чёрными, как пуговицы, глазами, испуганно глядящими из-под чёлки на стриженой под ноль голове.

Благополучно преодолев невероятно узкую щель, школьник быстро подходит почти вплотную к учительскому столу и замирает. У всех на глазах его белые уши покраснели снизу вверх, словно в стеклянные пузырьки налили красные чернила. Под яростными лучами осеннего солнца, льющимися в огромные окна, уши мальчика становятся прозрачными настолько, что при желании сквозь них можно видеть доски пола, выкрашенные жёлтой краской.

- Ну-с, молодой человек, и как это всё называется? - спрашивает учительница.

Мальчик молчит. Он только ниже склоняет голову, отчего кажется ещё меньше ростом.

- Хорошо, спрошу по-другому: как тебя зовут? И что тебе здесь нужно?

Судя по стеклянным глазам, отвечать мальчик не собирался.

- Нужно отвечать, когда спрашивают взрослые! - почти кричит Ника Алексеевна, потеряв терпение. - Послушай, мальчик, если ты будешь играть в молчанку, то я немедленно, слышишь, немедленно отведу тебя к директору школы.

Поднимается рука ученика на последней парте.

- Что тебе, Лоскутов? - нервно спрашивает учительница, уверенная, что услышит очередную глупость.

- Ника Алексеевна, это же Ваня Самоверов. Он учится в нашем классе и сидит со мной за одной партой. Неужто вы его не узнали?

Учительница растерянно улыбается, зачем-то трогает на затылке пучок волос, и говорит:

- Почему не узнала? Узнала. Просто я хочу, чтобы Ваня Самоверов сам сказал: как его зовут и почему он опоздал на урок?

Почувствовав неправду, Лоскутов смелеет:

- Тю, - растягивает он губы в улыбке. - Ваньку хоть на кусочки режь, он слова не скажет, будет молчать и всё тут.

- Отчего же? - спрашивает учительница.

- Потому, что он чудик! - заявляет Лоскутов и хохочет.

Весь класс заливается смехом.

Ника Алексеевна стучит по столу ладонью:

- Тишина в классе!

Класс притих.

- Ваня, я хочу знать, почему ты опоздал? - спрашивает учительница.

- Бесполезняк, - подаёт голос Лоскутов. - Ника Алексеевна, простите его. Он первый раз опоздал.

- Вот как? Ну, хорошо. Садись, Ваня, на место, но знай, я непременно вызову твоих родителей и расскажу о твоём скверном поведении.

0x01 graphic

Откинувшись в глубоком кресле, директор школы Серафима Борисовна Лябуржицкая затягивается самокрутной папиросой и тут же заходится в сухом кашле. Сидящая напротив неё классный руководитель пятого "Б" Ника Алексеевна Ганич сострадательно морщится. Она была вызвана к начальнику после первого урока, что само по себе было необычно и предполагало экстраординарный повод.

- Сволочи! - прокуренным голосом выдавливает из себя директор. - По блату подсунули сырой табак, в душу и бога их мать! Увижу - убью!

- Бросить не пробовали? - говорит Ника Алексеевна.

- Сто раз! Ни черта не выходит! Как начала смолить в гражданскую (имея в виду Гражданскую войну в России 1918-1922г.г), так и не могу отвыкнуть. Как говорится - сила есть, воля есть, а силы воли нет. Ха-ха-ха!

Ника Алексеевна не поддержала веселья начальницы. Ей не терпелось узнать причину вызова, тем более, что с некоторых пор от жизни она ждала одних неприятностей.

Серафима Борисовна отложила недокуренную папиросу в роскошную пепельницу. И цвет её глаз приобретает оловянный оттенок.

- Как же, золотко моё, вы так опростоволосились?

- О чём это вы?

- Не узнать собственного ученика на пятом году обучения! Я даже не знаю, как это назвать!

- Так, вы уже в курсе?!

Директор самодовольно хмыкает:

- Милая моя, а вы как думали? В моей школе муха не пролетит без моего ведома.

- Ну да, ну да, - смущённо тянет Ника Алексеевна. - Честно говоря, не знаю, что вам сказать: ужасно глупо всё получилось. Конечно, не узнать ученика - печальное недоразумение...

- Это не недоразумение, а позорное пятно на всей школе, - говорит директор.

- Простите, но у меня есть оправдание: этот Ваня Самоверов - не совсем обычный ребёнок.

- В каком смысле?

- Он очень странный, можно сказать - полный идиот!

- Даже так?!

- Понимаете, Серафима Борисовна, ещё в первом классе я поняла, что у этого Вани нет никаких способностей к учёбе. Сами посудите - стоило мне не то, что к доске его вызвать, а просто посмотреть в его сторону, как он деревенел, и добиться от него хоть слова было невозможно. В конце концов, я махнула на него рукой и перестала обращать на него внимание. И вот результат - я не узнала его. Мне очень стыдно.

- Ну-с, и какой из этого вы делаете вывод? - спрашивает Серафима Борисовна.

- Полагаю, будет лучше, перевести Ваню Самоверова в другую школу. Я слышала, что в Сокольниках есть специальная школа-интернат для умственно отсталых.

Струйка дыма от чинарика папиросы попадает директору в глаза.

-Зараза! Честное слово, Ника Алексеевна, - говорит она, яростно растирая окурок о пепельницу, - Вы меня просто удивляете! Позвольте спросить, а где Вы были раньше? Почему об этом не ставили вопроса передо мной, на худой конец, перед партийным комитетом школы? Почему переводили из класса в класс этого, как вы выразились, идиота?

- Жалко было, - отвечает Ника Алексеевна.

- Ах, жалко! Жалко у пчёлки, а у нас ответственность, а в данном случае - полная безответственность. А вы в курсе, что этот ребёнок из рабочей семьи: папа - грузчик на почтовом ящике (Так именовались предприятия, выпускавшие военную продукцию), мама какая-то там травильщица в гальваническом цеху того же завода...

- Разве это что-то меняет? - удивляется Ника Алексеевна.

- Вы будто с луны свалились. Неужели не понятно, что за отчисление ребёнка из пролетарской семьи нам припишут нелояльное отношение к рабочему классу, а то и вовсе - обвинят во вредительстве! Да, да, и нечего тут удивляться. Пять лет мальчик учился, всё было нормально, и вдруг бац - умственно отсталый! Получается - проморгали? За это и посадить могут. Впрочем, меня вряд ли тронут: как-никак, имею орден за освобождение Крыма от Врангеля. Но вам-то, Ника Алексеевна, надеяться не на что. Насколько я знаю, ваш брат служил у белых, а сейчас он вообще в бегах. Нет, милочка, вам решительно не на что рассчитывать: вас посадят, непременно посадят!