Я вопросительно взглянул на Агаттияра:
— Вы всерьёз считаете, что мы повстречали пятидесятника?
— Вполне может быть. Вполне.
— Но ведь… это против правил! Иные обязались оставить нас в покое и не ступать на Махаваршу, пока мы соблюдаем условия мирного договора.
На лице моего собеседника мелькнуло какое-то странное выражение — то ли снисходительности, то ли разочарования.
— Вы действительно в это верите, мистер Матусевич? Неужели вы такой наивный? Хотя нет. Просто вы, как и подавляющее большинство наших соотечественников, предпочитаете сладкий самообман суровой и неприглядной правде. Неукоснительное выполнение договорённостей — удел проигравшей стороны, а победители делают то, что считают нужным, руководствуясь лишь соображениями целесообразности. По моим грубым прикидкам, сейчас на планете находится несколько тысяч пятидесятников, которые маскируются под людей. Их задача как раз и состоит в том, чтобы контролировать соблюдение нами всех условий мирного договора… или, если называть вещи своими именами, условий капитуляции.
— А как же наше правительство? Оно о них знает?
— Разумеется, знает. И всячески содействует им. У него просто нет выбора. Мы не в том положении, чтобы диктовать свои правила игры.
Я только угрюмо покачал головой. Нельзя сказать, что я не подозревал об этом. Конечно, подозревал. Как и все здравомыслящие люди, я в глубине души понимал, что чужаки не могли предоставить нас самим себе, ограничившись лишь орбитальной блокадой и контролем дром-зоны. Это было бы глупо и опрометчиво с их стороны — а в недостатке ума и осмотрительности их нельзя обвинить, иначе им не удалось бы победить человечество, которое ещё полтора столетия назад считалось самой могущественной расой в Галактике. Однако я старался не задумываться об этом, так как ни к чему хорошему подобные мысли привести не могли. Я предпочитал тешить себя иллюзией, что Махаварша целиком и полностью принадлежит людям, и никто посторонний не смеет вмешиваться в наши внутренние дела…
Из комнаты для гостей вышла Рита. В руках она держала рубашку и брюки Рашели, а также носки и нижнее бельё — наверняка тоже принадлежащие девочке.
— Пока малышка спит, брошу её одежду в чистку. Терпеть не могу, когда дети ходят в грязном.
Лично я не считал, что Рашель была одета в грязное, но женщинам, как говорится, виднее.
— Карманы проверила? — спросил её отец.
— Да, конечно. Я положила всё на тумбочку возле кровати.
— Что у неё было?
— Жетоны на метро, бумажные деньги, лазерный мини-диск и дистанционный пульт. Ни каких-либо документов, ни карточки соцобеспечения я не нашла.
— Гм… А денег много?
— Многовато для двенадцатилетней девочки, но не очень. Чуть более шести тысяч. Принести?
— Будь так добра, дочка. И всё остальное тоже.
Рита бросила на диван одежду и вновь скрылась за дверью гостевой комнаты. Вскоре она вернулась оттуда и выложила на журнальный столик перед отцом тонкую пачку денежных купюр, пять жетонов, которые я купил для Рашели в аэропорту, миниатюрный оптический диск в прозрачном футляре без какой-либо маркировки и небольшой дистанционный пульт управления — скорее всего, от какой-то игрушки.
Первым делом Агаттияр пересчитал деньги. Их оказалось шесть тысяч триста сорок рупий — пять тысячных банкнот, тринадцать сотенных и две двадцатки. Тем временем Рита подхватила с дивана одежду девочки и вышла из холла.
— Банк она вроде не ограбила, слишком мелкий улов, — произнёс профессор, продолжая внимательно разглядывать лежащие перед ним деньги. — Н-да, занятно, занятно. С сотками и двадцатками всё нормально, зато тысячные… — Он протянул мне все пять купюр. — Вот, посмотрите на год выпуска.
Я посмотрел. С правой стороны каждой банкноты, под личной подписью председателя Федерального Банка, красовались крохотные циферки «3451». Сами банкноты выглядели совсем неизношенными, однако в них чувствовался какой-то неуловимый налёт старины.
— Они выпущены сто тридцать пять лет назад, — сосчитал я. — А с виду не отличишь от современных.
— Дизайн бумажных денег не менялся свыше двух столетий, — объяснил Агаттияр. — Теоретически они ещё в ходу, но на практике давно уже выведены из обращения. Тем более странно встретить пять таких банкнот вместе. Кстати, обратите внимание: все они из одной серии.
— Да, действительно. И что это может значить?
— Ну, разных вариантов много. Например, что девочка обнаружила чей-то забытый тайник, где лежали эти деньги. Может, их спрятала одна из её прапрабабушек, которая к старости тронулась умом и решила хранить свои сбережения наличными. — Он ненадолго задумался. — А знаете, путь этих банкнот в принципе можно проследить. До войны рупия стоила почти в сто раз дороже, и такие крупные купюры использовались главным образом для межбанковских расчётов. При любых операциях их номера обязательно фиксировались. Давайте я проверю.
Агаттияр забрал у меня деньги, положил их в нагрудный карман своей рубашки, а затем взял со стола футлярчик с диском. Поглядев на него с сомнением, он сказал:
— Всё-таки стóит просмотреть его содержимое. Это, конечно, не очень тактично, ведь там может быть что-то сугубо личное, но… В конце концов, девочка сама напросилась. Я же не заставлял её называться моей племянницей. — Он поднялся с кресла. — Извините, я ненадолго покину вас. Я предпочитаю пользоваться профессиональным терминалом в своём кабинете, а не этим ширпотребом. — Кивок в сторону большого стереоэкрана в противоположной стене холла. — Сейчас должна прийти Рита, она составит вам компанию.
Агаттияр поднялся по лестнице на второй этаж, оставив меня одного. Разумеется, я сразу понял, что дело вовсе не в его пренебрежительном отношении к бытовым терминалам. Просто он решил подстраховаться на случай, если диск действительно содержит сугубо личные записи. В своей собственной порядочности он был уверен, а вот мне — совершенно незнакомому человеку — не доверял.
Некоторое время я сидел, размышляя над всем случившимся. У меня возникла довольно глуповатая теория, что Рашель потеряла всех родных и близких в какой-то жуткой катастрофе и теперь самостоятельно ищет себе опекунов, не полагаясь на заботу государства. Почему бы, в таком случае, мне не включиться в этот конкурс? Я гожусь на роль её отца и по возрасту, и по социальному положению, вдобавок я родом с Полуденных и принадлежу к той же культуре, что и она. Правда, я разведён — но и Агаттияр тоже, так что тут он не имеет передо мной преимущества. Зато я существенно моложе и смогу уделять больше времени её воспитанию…
Я отогнал эти нелепые мысли и, чтобы чем-нибудь отвлечь себя, взял с журнального столика дистанционный пульт. Лицевая панель его состояла из двадцати четырёх миниатюрных кнопок, десять из которых были обозначены цифрами, а остальные — непонятными значками или аббревиатурами. Над кнопками находился небольшой дисплей, а ещё выше виднелся ряд крошечных отверстий — очевидно, там был вмонтирован микрофон для приёма голосовых команд.
Повертев немного пульт в руках, я наугад нажал несколько кнопок, но никакой реакции не последовало. Наконец я добрался до расположенной в правом верхнему углу панели кнопки с надписью «APL». Дисплей тотчас ожил, и на нём появилось сообщение: «Conntxion. Attendez…» Оно продержалось секунд пять, затем сменилось другим: «Erreur! Le système de contrôle ne répond pas». А ещё секунд через пять дисплей погас.
Я недоуменно моргнул и снова нажал ту же кнопку. Результат был аналогичный. В общих чертах, смысл обоих сообщений был ясен: в первом речь шла об установлении контакта, во втором говорилось, что произошла ошибка, ответ не получен. Но как безбожно были исковерканы все слова!
В холл вернулась Рита с уже вычищенной одеждой Рашели. Оглядевшись вокруг, она спросила:
— А где отец?
— В своём кабинете. Обещал скоро вернуться, а вам просил передать, чтобы вы составили мне компанию.
Рита мило улыбнулась, подошла ко мне и села в соседнее кресло.
