От взаимодействия со слюной капсулы тотчас растворились, обдав ротовую полость и гортань приятной свежестью. Дышать мне стало легче, а через считанные секунды конвульсии в животе прекратились. Похоже, я выбрал правильное лекарство.
На всякий случай я отыскал в аптечке успокоительное и съел одну таблетку. Затем прополоскал рот, умылся, поправил перед зеркалом растрёпанные волосы и, убедившись, что мой мундир не пострадал, вышел в коридор.
Там я лицом к лицу столкнулся с Ритой.
— Как ты, Стас? — взволнованно спросила она. — С тобой всё в порядке?
— Нет, не в порядке, — честно признался я. — Но ничего, выживу.
— Ты очень бледен. И вообще скверно выглядишь. Я могу дать тебе…
— Я уже сам взял. — С этими словами я достал из кармана оба лекарства, которые решил прихватить с собой.
Осмотрев их, Рита одобрительно кивнула:
— Всё правильно. Только не злоупотребляй транквилизаторами. Выпей ещё одну таблетку, пойди к себе и приляг отдохни.
Я отрицательно покачал головой:
— Нет, я иду в рубку. Сейчас я должен чем-то занять себя.
— Да, понимаю. Хочешь, я пойду с тобой?
— Спасибо, но не надо. Я хочу побыть сам.
— Там осталась Рашель.
— Вызови её. Придумай что-нибудь.
— Ладно, придумаю.
На том мы и расстались. Когда я поднялся на верхний ярус и вошёл в рубку управления, Рашель мигом убрала с экрана картинку из столовой и освободила капитанское место.
— Меня зовёт Рита, — сказала она. — Я, наверное, побегу.
— Хорошо, солнышко, ступай. Я принимаю вахту.
Прежде чем уйти, девочка подошла ко мне и взяла меня за руку.
— Вы были правы, дядя Стас. Мистер Раман сумасшедший. Мне жаль, что вы потеряли друга. Мне очень-очень жаль. Это так больно.
«Она ничего не поняла! — мелькнуло в моей голове, и я сразу почувствовал огромное облегчение. — Слава Богу, она ничего не поняла…»
Когда Рашель ушла, я устроился в своём кресле, но вызывать на экран «Историю контактов» не стал. Сейчас меня тошнило при одной только мысли о чужаках — пятидесятниках ли, альвах, дварках, или других, не важно. Поэтому я решил произвести тщательное профилактическое тестирование всех без исключения бортовых систем корабля, что гарантировало мне как минимум три часа напряжённой работы и полной сосредоточенности.
В течение всего этого времени меня никто не беспокоил, и лишь когда я справился с поставленной перед собой задачей и стал думать над тем, что делать дальше, в рубку вошёл профессор Агаттияр. Усевшись в кресло второго пилота, он сказал:
— Суд уже закончился. Приговор вынесен.
Помедлив секунду, я спросил:
— И какой?
Агаттияр ответил мне пристальным взглядом:
— А вы как думаете?
Я угрюмо кивнул:
— Да, понимаю. И когда его… ну того…
— По моему предложению исполнение приговора отложено до прибытия на Терру-Галлию, чтобы мистер Раман имел возможность подать апелляцию.
Я вздохнул. Только сейчас до меня дошло, что, в соответствии с правилами, приказ об исполнении приговора должен отдавать командир корабля.
— Спасибо вам, профессор, — сказал я от души.
— Не за что. — Агаттияр повернулся в кресле лицом ко мне. — И вообще, вы могли бы отложить разбирательство до конца полёта. Мы бы вас правильно поняли. Ведь мы, как вы сами не раз говорили, всего лишь гражданский экипаж. Я согласен с вами: мистер Раман больной человек и его нужно лечить… Гм-м. Хотя боюсь, что его болезнь уже перешла в хроническую стадию.
Следующие несколько минут мы молчали, думая об одном и том же, но не решаясь об этом заговорить. Вдруг я почувствовал, что меня снова начинает поташнивать. Совсем недавно я заставил себя съесть два сандвича и теперь опасался, что они не пойдут мне впрок. После некоторых колебаний я достал упаковку с противорвотным и отправил в рот одну капсулу. Ощущение тошноты исчезло — но надолго ли?…
— Вот что, мистер Матусевич, — твёрдо произнёс Агаттияр. — Вам следует пойти к себе и хорошенько выспаться. — Решительным жестом он отмёл мои возможные возражения. — Вы испытали сильный шок, капитан. В своём нынешнем состоянии вы не способны командовать кораблём и принимать взвешенные решения. До выхода из канала осталось двенадцать часов. За это время вы должны справиться со своей истерикой.
— У меня нет никакой истерики, — неуверенно сказал я.
— Есть! То, что вы сейчас переживаете, самая что ни на есть настоящая истерика. Просто вы прячете её внутри себя. А это ещё хуже, чем если бы вы психовали и метались от стены к стене. — Агаттияр повернул своё кресло к пульту. — Ступайте, капитан. Я подежурю вместо вас. Повторяю: у вас двенадцать часов, чтобы прийти в норму. А Рита, если понадобится, окажет вам помощь.
Как здравомыслящий и рассудительный человек, я не мог не признать резонность доводов профессора. Ещё немного помявшись ради проформы, я в конце концов уступил, передал ему вахту и отправился в свою каюту. Там я первым делом забрался в горячую ванну и провёл в ней добрых полчаса, тщательно смывая с себя воображаемую грязь. Умом я прекрасно понимал, что эта грязь существует лишь в моих мыслях и воспоминаниях более чем трёхлетней давности, однако с достойным лучшего применения усердием раз за разом намыливал себя с головы до ног, пока не устал от этой бессмысленной и однообразной процедуры.
Тем не менее, горячая вода с паром сделали своё дело, и из ванной я вышел если не взбодрённый, то, по крайней мере, не такой угнетённый и подавленный, как раньше. А в самой каюте меня ожидал маленький сюрприз — рядом с койкой в кресле сидела Рита со своим медицинским кейсом на коленях. Хорошо хоть я после купания накинул на себя халат и не предстал перед девушкой во всей своей наготе.
Она встретила меня немного смущённой улыбкой:
— Я воспользовалась прерогативой судового врача и вошла к тебе без спроса. Извини, пожалуйста. Просто я боялась, что ты не захочешь меня впустить.
Я опустился на край койки и стал энергично растирать полотенцем волосы — сушилками я принципиально никогда не пользовался.
— Ну, а что мешает мне попросить тебя уйти? Или попросту вытолкать в шею, если ты заупрямишься?
Рита покачала головой:
— Это гораздо сложнее, чем сказать через дверь: «Не беспокой меня».
— Ты права, — вынужден был согласиться я. — Это действительно сложнее. Но поверь — мне не нужны никакие уколы или пилюли. Обойдусь и без них.
— Зато тебе нужно с кем-то поговорить, перед кем-то выговориться. Мой отец и господин Шанкар слишком стары, Рашель ещё ребёнок, а с Арчибальдом у тебя не сложились доверительные отношения. Так что остаюсь только я.
— Да, пожалуй… Кстати, что знает об этом Рашель? Никому из вас не взбрело в голову «просветить» её?
— Конечно, нет. Мы же не идиоты. Девочка по-прежнему думает, что ты так расстроился из-за мистера Рамана. Она не уловила этого нюанса насчёт Вайолет.
Я содрогнулся всем телом, а к моему горлу вновь подступил тошнотворный клубок. Риты быстро поставила свой кейс на пол и пересела на койку рядом со мной.
— Я понимаю тебя, Стас, — сказала она, взяв меня за руку. — Отчасти понимаю. Ведь я была знакома с Махдевом, и мы… нет, между нами ничего не было — но вполне могло быть. При мысли об этом мне становится плохо. — Девушка зябко поёжилась. — Это чисто физиологическая реакция.
От прикосновения её руки, от того, что она сидела так близко ко мне, моя тошнота отступила. Я чувствовал запах волос Риты — он был тёрпкий и невыразимо приятный. Живой человеческий запах — запах настоящей земной женщины.
— Может, в чём-то Ахмад и прав, — сказал я. — У нас, людей, патологическая ксенофобия.
— Не говори глупостей. Она не патологическая, а совершенно нормальная. Чужаки не менее подвержены этому, чем мы.
— Но они же… вот она… эта Вайолет… это существо… брр!..
— Среди представителей всех рас случаются исключения. Есть такие и среди людей, и среди пятидесятников. Перед тем как прийти к тебе, я читала на эту тему статью. В довоенные времена некоторые люди по собственной воле вступали в половые отношения с Иными и получали от этого удовольствие. Таких было мало, но они были. По тогдашним наблюдениям, в среднем только один человек на полторы тысячи не имел никаких ксенофобических реакций. Среди чужаков этот процент был не выше. Да и то лишь в том случае, когда речь шла о представителях близких рас; скажем, для нас — о дварках и пятидесятниках. Что касается последних, то даже в своём истинном облике они очень похожи на людей, просто по нашим, человеческим меркам выглядят чересчур уродливо. Ну а дварки вообще как люди, только и того, что значительно ниже нас ростом. В давние времена, когда медицина ещё не умела исправлять отклонения в работе желез внутренней секреции, среди людей порой рождались карлики — и выглядели они в точности как дварки. Собственно, поэтому их расе дали такое название.[6]
