Александр Михайлович Якунин (Невольный)
Два билета
0x01 graphic
Больше всего на свете Мерзлявкин Петр Иванович желал поменять свою фамилию на Мерзликина. И дел-то всего ничего: одну букву убрать, другую заменить, зато фамилия приобретала нужное благозвучие.
Петр Иванович служил в отделе по борьбе с экономическими преступлениями города Ч. в звании лейтенанта.
Заместитель начальника отдела капитан Хлыбов поставил дело так, чтобы сотрудники каждый квартал сдавали отчеты о проделанной работе лично ему. Отчетные дни капитан называл "святыми", потому как они "три месяца кормят, а если подойти с головой, то и год прокормят".
Как начальник, капитан Хлыбов очень требователен и строг. Вот и сейчас он не просто читал, а скрупулезно изучал отчет Петра Ивановича, в котором на шести страницах излагались факты незаконной торговли водкой в продуктовом магазине, расположенном по адресу: улица Кирова, дом номер 100. Петру Ивановичу удалось установить, что продавщица вышеуказанного магазина, некто Журавко Л.К., "в течение длительного времени торговала неучтенной водкой", и тем самым "нанесла городскому хозяйству вред, выразившийся сумме, равной стоимости трех кубов обрезной доски".
Петр Иванович сидел за приставным столиком, устроенным перпендикулярно к столу капитана Хлыбова, и, стараясь угадать читаемый начальством абзац, шевелил губами, про себя повторяя текст, над которым мучился целую неделю. Втайне он гордился каждой запятой своего отчета. И сегодня Петр Иванович, как никогда прежде, был уверен - начальство его отчет похвалит.
Закончив чтение, капитан Хлыбов сказал:
- Насчет обрезной доски, конечно, здорово придумано. Такое не каждому в голову придет. Молодец, Мерзлявкин!
Лейтенант скромно опустил глаза и носком сапога отодвинул от себя несуществующий камешек. Всё у Петра Ивановича складывалось хорошо, но было бы в сто раз лучше, если бы начальство произносило его фамилию правильно, а то всё "Мерзлявкин" да "Мерзлявкин". Если так будет продолжаться и дальше, то Петр Иванович плюнет на всё, возьмет отпуск за свой счет и поменяет паспорт на фамилию "Мерзликин". Тогда ему не придется недобрым словом поминать покойных родителей, не оставивших родному сыну, как говорится, ни кола, ни двора, а одну лишь дурацкую фамилию - причину всех его мучений и страданий. Можно сказать, из-за этой фамилии он до сих пор не женат, и перспективы в этом деле не наблюдается никакой. Женщины, как сговорились -- услышав его фамилию, отворачиваются, суки, не желают быть Мерзлявкиными.
Капитан Хлыбов остановил размышления Петра Ивановича неожиданным вопросом:
- Ты чего, Мерзлявкин, дом, что ли, себе строишь?
Петр Иванович изогнул спину, будто за шиворот ему положили лягушку. "Заложили, сволочи", - мелькнула мысль. Но он быстро успокоился, по глазам начальника определив: насчет дома он не в курсе и просто берет на понт.
- Какой дом, товарищ капитан? Собачьей будки построить не могу! Финансы не позволяют. Оклад у меня сами знаете какой. Взяток не беру...
- Жене сказки рассказывай!
- Так не женат я.
- Тогда вообще помалкивай.
- Есть...
Капитан Хлыбов вздохнул и с глубокой печалью в голосе сказал:
- Вот смотрю на тебя, Мерзлявкин, и думаю:
Как, все-таки, в нашем ментовском деле всё логично устроено. Возьми, к примеру, лейтенанта Альфреда Санкина. Гигант! Глыба! Когда Альфред идет по коридору, здание ходуном ходит! У него, что ни квартал - так задержание, и берет он не каких-нибудь залетных карманников-щипачей, алкашей-бакланов, а крутых бандитов, воров в законе! Его каждый месяц по местному телевидению показывают! А взять тебя, Мерзлявкин, сколько в тебе росту?
Начальник любил огорошить неожиданным вопросом.
- Во мне-то? - прищурил один глаз Петр Иванович.
- В тебе-то!
- Один метр и почти шестьдесят сантиметров, товарищ капитан.
- Вот видишь, Мерзлявкин, всего сто шестьдесят, и то - почти! А по-нашему, по-простому, в тебе метр с кепкой, и того не будет. Что и требовалось доказать ...
- Не пойму, товарищ капитан, к чему вы клоните? - обиделся лейтенант.
- Все ты понимаешь, - отмахнулся капитан и двумя пальцами приподнял над столом отчет Петра Ивановича. - Что это такое?
Мерзлявкин догадался, что хвалить его отчет сегодня никто не собирается. "Вот дурак, надо было отчет последним сдавать", - подумал Петр Иванович. Он втянул голову в плечи и стал казаться меньше графина, стоявшего на столе.
- Квартальный отчет, - неуверенно произнес Петр Иванович.
- Это не отчет, а полное г...! За три месяца поймать одну несчастную торгашку с ящиком водки! Курам на смех! Ты одной зарплаты, Мерзлявкин, не считая премий и взяток, получаешь в сто раз больше.
- Я взяток не беру, - напомнил Петр Иванович. Капитан покрылся красными пятнами и запыхтел:
- Мерзлявкин, ты б... знаешь что?
- Что?
- Молчал бы уж ... От тебя, Мерзлявкин, казне одни убытки. И терпеть это я больше не намерен. Даю сроку месяц. Не нароешь дело на сто тысяч...
- Долларов?!
- Рублей! Рублей хотя бы! Ох, Мерзлявкин, дождешься - снимем твою фотку с почетной доски. Может, вообще, тебя уволить? Так сказать, по сокращению штатов, а?
- Да это ... не беспокойтесь, товарищ капитан, нарою я! За месяц-то? На сто тысяч рублей? К бабке не ходить - нарою. Разрешите исполнять?
Мерзлявкин давно подметил одну закономерность: если разговор с начальством начинается на повышенных тонах, то заканчивается мирно, и, наоборот, если начинается хорошо, то заканчивается всегда какой-нибудь неприятностью. Как сегодня, например. После такого разговора, по-хорошему, нужно сразу в отставку подавать.
То, что фотокарточку снимут с доски почета - это, конечно, не хорошо, но пережить можно. А увольнение из органов пережить никак не возможно, потому как Мерзлявкин чувствует призвание к ментовской работе. Другие мучаются, а он на службу ходит, как на праздник. От службы он получает удовольствие!
А на гражданке делать ему нечего. Вкалывать физически? Извините, гордость не позволяет. Одним словом, вне ментуры Петр Иванович себя не видел!
Капитан Хлыбов говорил: "Если хочется молочка, а доить больше некого, сгодится отдоенная корова". Вот почему Петр Иванович, не теряя времени, направился в магазин, где им была раскрыта незаконная торговля водкой. Продавщицу Журавко Л.К. он отозвал на задний двор. Усевшись в теньке, на перевернутом ящике из-под водки, Петр Иванович поставил рядом другой такой же ящик и хлопнул по нему рукой: Присаживайся, Лизавета!
- Лариса я, - ответила продавщица, нервно теребя в руках тряпку.
- Какая разница? Кстати, знаешь, почему настоящие менты говорят "присаживайся", а не "садись"?
- Почему?
- Да потому, что если кому настоящий мент скажет "садись", так тот непременно сядет. Примета такая. Так что присаживайся пока что ...
- Не поняла юмора, - тихо проговорила продавщица. - Зачем вызывали?
Лейтенант подбоченился:
- Не вызывал, а просил прийти. С культуркой у тебя, Лизавета, тоже слабовато. Поговорить надо.
- Случилось чего?
- Случилось, - согласился Мерзлявкин, - в нашей конторе всё время что-нибудь случается. И ведь что интересно: иной раз думаешь - вот оно, крупное дело в руки идет, а оно чепухой оборачивается. Бывает и, наоборот: из чепухи образуется дело республиканского масштаба!
Иной раз Петр Иванович сам себе поражался: непонятно откуда у него в голове рождались слова, а то и целые фразы потрясающей красоты, а ведь прежде он их и слышать не слыхивал, и знать не знал. Это ж надо так завернуть - "республиканского масштаба"! У него определенный дар к изложению. Чтобы там ни говорил капитан Хлыбов, а в управлении лучше него никто не составляет отчеты. Да, что там управление, бери выше - во всей республике. Ничего, придет время, и о нем еще узнает Москва.
