Вообще интерес к литературе появился у меня рано. В доме была небольшая библиотека, которую я все время увеличивал.

Я запоем читал все подряд: и Золя, и Диккенса, и Джека Лондона, и Жюля Верна, и Толстого, и Достоевского, и Чехова — все меня одинаково интересовало. Что касается поэзии… Пушкин был близок мне более всего. С малолетства, с восьми-девяти лет, родители взялись приучать меня сначала к сказкам, потом я сам начал читать и учить на память «Онегина», затем увлекся пушкинской прозой… Пушкин, Лермонтов — как это ни странно, все подряд шло, а вот уже Некрасов меньше мне нравился, он казался мне всегда каким-то простоватым… Есенин никогда не нравился, никогда! За исключением нескольких его хулиганских стихотворений и поэмы «Черный человек». Вот эти вещи мне всегда очень нравились, а все остальные стихи Есенина казались очень сентиментальными… А вот Маяковский нравился во всех своих проявлениях. Но! После двадцати пяти лет позднего Маяковского не могу переносить, а раннего хоть сейчас готов читать…

Но вернемся к року.

«Скоморохи» начали играть свою музыку, однако за это денег еще не платили, поскольку на танцы не звали, а просто бит-концерты были еще не в моде. Однако без денег продолжать новое дело не было никакой материальной возможности, и поэтому Донцов, Дегтярев и я снова созвонились и создали группу для танцев под названием «Лос-Панчос», которая и начала приносить мне кое-какие деньги для свободного творчества… «Лос-Панчос» просуществовала чуть ли не до 68-го года. «Скоморохи» же выступали в основном на бесплатных или почти бесплатных концертах, интерес к которым только начинал появляться. Правда, на этих концертах «Скоморохи» пели и импортные битовые песни, но прежде всего «Скоморохи» существовали для того, чтобы «нагнетать» свою музыку, что нам в конце концов и удалось — где-то к году 69-му «Скоморохов» начали слушать и на танцах, со своим собственным репертуаром. Тогда, естественно, надобность в «Дос-Панчос» практически отпала… «Скоморохи» быстро становились по-настоящему популярной группой. Нас хотели слушать уже не только в Москве!»

Тем временем в 1969 году Градский с успехом сдает вступительные экзамены на вокальный факультет Института имени Гнесиных и вскоре становится одним из самых талантливых его студентов. Об этом можно судить хотя бы по такому факту: некая солидная американская фирма, входившая в пятерку ведущих продюсерских фирм мира, предложила ему сказочный контракт по раскрутке Градского-певца на Западе. Но Градский от него отказался. Почему? Теперь бы он, конечно, ухватился за него обеими руками, а тогда он просто испугался, подумал о том, что, давая свое согласие на этот проект, вынужден будет полностью сжечь за собой все мосты, оставить на родине дом, родителей, друзей (таких вещей тогдашние власти своим гражданам не прощали). К тому же отъезд планировался сложный: американцы придумали целую легенду с фиктивным браком, новыми документами и т. д. Короче, Градский никуда не уехал.

Стоит отметить и такой любопытный факт. В 1970 году Градский вместе с двумя известными музыкантами — Бергером и Полонским — отправились «зашибить деньгу» в знаменитый ВИА «Веселые ребята». В течение трех месяцев они разъезжали с ансамблем по стране и заработали 1,5 тысячи рублей на каждого. После этого Градский и Бергер ушли из ансамбля, а Полонский остался. По словам Градского, «ему понравилось деньги получать».

Однако «измена» с «Веселыми ребятами» не поставила крест на работе Градского в «Скоморохах». Вскоре его выступления в этой группе возобновились, и ему пришлось совмещать две вещи: учебу в институте и концерты. О том, каким образом в те годы проходили выступления рок-групп, вспоминает сам А. Градский:

«Это было летом 1971 года. Мы должны были играть на танцах, в фойе Института народного хозяйства. Было продано полторы тысячи билетов, и кто-то напечатал еще тысячу фальшивых. Мой ударник забыл дома палочки, и я поехал за ними. А когда вернулся, толпа у входа была такой, что я не мог протиснуться к дверям. Я им говорил: «Я — Градский, мне надо пройти», но вокруг посмеивались и отвечали: «Все тут Градские, всем надо пройти». Но играть надо было — мы взяли деньги вперед… Тогда мне не оставалось ничего другого, как полезть вверх по стенке, цепляясь за водосток и уступы плит. Я добрался до первого подвернувшегося открытого окна на втором этаже, влез туда и оказался прямо на заседании комитета комсомола. Люди там, конечно, выкатили глаза. Я же отряхнулся и говорю: извините, у нас тут танцы — и прошел в дверь. На танцах тоже было весело: человек восемь девушек в середине зала разделись догола и плясали, размахивая лифчиками. Дружинники увидели это с балкона и стали пробираться к ним, но пока они протискивались, те уже успели одеться».

В конце того же года «Скоморохи» добились своего первого официального признания — на фестивале «Серебряные струны» в Горьком они разделили первое место с вокально-инструментальным ансамблем «Ариэль» из Челябинска.

В начале 70-х «Скоморохи» довольно успешно гастролировали по городам и весям необъятной страны и набрались массы разного рода впечатлений. В основном, конечно, грустных: захудалые гостиницы с тараканами и клопами, в которых им пришлось обитать, навевали не слишком радостные мысли и чувства. Масса курьезных случаев происходила с музыкантами во время подобных поездок. Об одной из них рассказывает Н. Добрюха:

«Я вспоминаю рассказанную мне Шахом (Ю. Шахназаров, игравший в начале 70-х в «Скоморохах». — Ф. Р.) и Полонским историю, которая произошла с ними на гастролях в одном из уголков нашего необъятного Отечества.

Однажды вечером, кажется, после удачного концерта, Шах и Полонский, решив отметить свой успех, в номере гостиницы пили шампанское. Ночью Полонскому очень захотелось помалому. Однако гостиница была для этого дела малоприспособленная — туалет находился черт его знает где, и поэтому бедному барабанщику ничего не оставалось, как воспользоваться бутылкой из-под шампанского, а чтобы не пахло — заткнуть ее пробкой. Так он и сделал, а бутылку машинально поставил на стол. Утром, когда они еще спали, явился Градский и, вышагивая по привычке по номеру, принялся что-то азартно и во весь голос доказывать, хотя никто с ним не спорил, потому что считалось, что спорить с ним бесполезно — все равно ему ничего не докажешь. Доказывал он сам себе, доказывал да так разговорился, что под конец буквально испекся. И не успел Полонский рта раскрыть, как Градский, выдернув пробку, большим глотком, прямо из горла, хлебанул содержимое стоявшей на столе бутылки… Какое-то мгновение он стоял с полным ртом, с раздутыми, точно шар, щеками, стоял, видимо, раздумывая: глотать или не глотать? В конце концов разом все выплюнул со словами: «Ну и шампанское у вас! Не шампанское, а моча какая-то!»

В 1972 году судьба подкидывает Градскому неожиданный сюрприз — его приглашает к сотрудничеству в качестве композитора и исполнителя известный кинорежиссер Андрон (или Андрей, кому как удобно) Михалков-Кончаловский. Фильм, который он снимал, назывался «Романс о влюбленных».

А. Градский вспоминает об этом так: «Ситуация сложилась такая: был и остается моим другом Аркадий Петров, хороший знакомый композитора Мурада Кажлаева. А Мурада Кажлаева Андрон собирался пригласить для написания музыки к «Романсу о влюбленных». Но что-то случилось, и Кажлаев не смог взяться за это дело. И тогда Аркадий Петров, знакомый и с Кончаловским, предложил меня. Можно даже сказать, вся моя дальнейшая судьба была определена этим решением, с этой исторической для меня подачи Аркадия Петрова, который еще и гораздо раньше, в 71-м году, увидев меня на фестивале «Серебряные струны» в городе Горьком, организовал мне возможность записываться на радио. Это, пожалуй, были самые первые мои записи. Кстати, и ряд последующих моих работ был записан благодаря все тому же Аркадию Петрову. Во многом именно благодаря ему мне удалось записать «Саму жизнь» Элюара, «Сатиры» и, конечно, за счет этого скорее найти свое место на музыкальном поприще. Петров хотя и не вносил в это дело деньги, фактически был продюсером моих песен, он организовывал для меня хорошие, профессиональные звукозаписывающие студии, и поэтому многие мои записи тех лет даже сейчас выглядят более качественными, чем некоторые современные. Но вернемся к Кончаловскому.