В отличие от них офицеры и солдаты армии Великой Японской империи, осуществлявшие теперь третий этап операции, шли, охваченные ужасом: к едва сдерживаемому гневу и усталости примешивались воспоминания о вздувшихся трупах и страх перед новым потопом. К тому же им был неведом истинный смысл совершаемой операции. Да и вряд ли сам командир роты смог бы растолковать его своим офицерам и солдатам. Поход не имел целью атаковать вражескую армию далеко за пределами страны. Это была операция, предпринятая ради того, чтобы заставить одуматься прибегшую к уловке с двойным ведением книги посемейных записей общину, которая находилась в границах Великой Японской империи, однако подчинялась ей лишь наполовину. Но разве трудно вместо этого признать от имени его величества императора – верховного главнокомандующего, что эта необычная община действительно находится в ее границах? На этот раз рота была брошена не на восстановление общественного спокойствия: не на усмирение крестьянских беспорядков или подавление забастовки шахтеров. Задачей этой военной акции было лишь занятие затерявшейся в горах долины. В начале операции, казалось бы простой, не сложнее обычных учений, погибла сводная рота. Посланная вслед вторая рота была даже лишена возможности использовать в качестве тягловой силы лошадей и, борясь с непролазной грязью, с трудом продвигалась по уничтоженной потопом дороге.
И тут обессилевшие, да к тому же еще охваченные гневом и страхом солдаты, шагавшие днем и ночью, неожиданно наткнулись на Человека, не слезающего с дерева. Голый, лишь бедра повязаны какой-то рванью, всклокоченные волосы, мускулистые руки и ноги… Увидев его, такого, на ветвях, солдаты решили, что это обезьяна, – в этом не было ничего удивительного. Вот они и подстрелили Человека, не слезающего с дерева. Легко представить себе, как, распаленные злобой, они погнались за этим странным существом, которое, получив ранение, свалилось с дерева, но попыталось, встав на руки, бежать, и забили его до смерти. В усталых головах солдат, испытавших к тому же еще и страх, никак не укладывалось, что перед ними самый обыкновенный человек. Они и не подумали, что в лесах Сикоку не бывает таких огромных диких животных. Но когда забитый ими до смерти зверь рухнул в грязь, они обнаружили, что это пожилой мужчина, худой, но зато с развитой мускулатурой, необходимой для обезьяньей жизни на деревьях. Солдаты не могли простить себе содеянное.
Жители долины были потрясены зверским убийством Человека, не слезающего с дерева. До того как вспыхнула пятидесятидневная война, старик не был членом деревенской общины. Давным-давно приспособив себе под жилье дупло на толстенной ветви дзельквы в девственном лесу за Дорогой мертвецов, он покидал «сферу своего жизненного пространства» только для того, чтобы добыть себе еду. Когда у него возникала в этом нужда, он становился на руки, пересекал дорогу, подходил к садам, росшим вокруг деревенских домов, и оказывался среди людей. Тем не менее, с тех пор как этот старик, из-за мизантропии покинувший деревню, поселился на деревьях, он не перебросился с ними ни единым словом. Дети издевались над ним, бывало, даже бросали в него камни.
Однако, когда этого человека, жившего за пределами долины, подстрелили и забили до смерти солдаты армии Великой Японской империи, вся община – деревня-государство-микрокосм – почувствовала себя оскорбленной. До этого момента пятидесятидневная война по своей сути была войной между командованием армии Великой Японской империи и руководителями деревни-государства-микрокосма. Повинуясь приказу Разрушителя, данному старикам во сне, люди просто перешли на военное положение и вели себя соответственно обстоятельствам, не более. Но когда был зверски убит Человек, не слезающий с дерева, пятидесятидневная война стала войной для жителей долины и горного поселка, горевших праведным гневом.
Действительно, почему Человек, не слезающий с дерева, – деревенский дурачок – попался на глаза солдатам армии Великой Японской империи, направлявшимся в долину? Дело в том, что к тому времени он вернулся в деревенскую общину и принял участие в пятидесятидневной войне. Его даже посылали в разведку. Операция по сооружению запруды в самом начале пятидесятидневной войны поменяла местами центр и периферию того района, где обитали жители долины, и Человек, не слезающий с дерева, который до этого жил вдалеке от деревенской общины, оказался в центре событий.
По мере осуществления плана строительства земляной плотины и превращения долины в заполненную черной водой запруду люди стали покидать ее и перебираться в горный поселок. Необходимо обратить внимание на то, что при переселении обветшавший амбар для хранения воска был разобран и перевезен на школьный двор в горном поселке. Эта огромная работа в напряженные предвоенные дни, шедшая параллельно со строительством плотины, означала стремление людей не допустить затопления жилища, в котором обитал Разрушитель. После пятидесятидневной войны амбар, где мы в детстве с вожделением подглядывали за тобой, сестренка, был возвращен на прежнее место. Когда вслед за первой, погибшей, новая рота начала подниматься вверх по реке для восстановления общественного спокойствия, люди, перейдя Дорогу мертвецов, скрылись в девственном лесу. Другими словами, жители деревни-государства-микрокосма переместились туда, где жил Человек, не слезающий с дерева, до сих пор находившийся вне пределов деревенской общины.
К жизни в девственном лесу он был приспособлен лучше всех. И потому не удивительно, что оперативный совет старейшин почтительно пригласил его на свое заседание. Восстановив свой общественный статус, Человек, не слезающий с дерева, принял участие в пятидесятидневной войне. Его специфические навыки позволили ему возглавить отряд разведчиков: прячась в лесу, они стали спускаться вниз по реке. И вот тогда-то его заметили и подстрелили люди в военной форме. Упав на землю, Человек, не слезающий с дерева, пытался убежать на руках, но вооруженные солдаты догнали его и забили до смерти. После осмотра трупа солдаты Великой Японской империи совершили нечто вроде обряда погребения, а оставшиеся незамеченными разведчики, запомнив место, вернулись назад, и деревня-государство-микрокосм направила туда взвод, чтобы выкопать тело. Решено было освободить Человека, не слезающего с дерева, от ненавистной ему земли. Тело его обмыли и кремировали, а прах поместили в дупло огромной дзельквы, в котором он жил, обосновавшись в лесу после того, как затосковал. Чтобы почтить память первого, кто погиб героической смертью в пятидесятидневной войне, в дупле этом был установлен жертвенный алтарь, перенесенный в амбар для хранения воска с тех пор, как Разрушитель снова объявился в снах стариков.
Глубоко потрясенная гибелью первой сводной роты, вторая экспедиционная рота, даже в полку отличавшаяся образцовой сплоченностью и преданностью офицеров и солдат своему командиру, вконец измотанная морально и физически, увязая в непролазной грязи, что осталась после потопа, уничтожившего их боевых товарищей, и не встретив никакого сопротивления, если не считать инцидента, в результате которого был убит посланный в разведку Человек, не слезающий с дерева, без боя вошла в нашу долину. Солдаты были покрыты толстым слоем черной грязи – после того как сошла вода, долина представляла собой болото, под ногой человека извергавшее черные фонтанчики. В этой грязи – стоило сойти с дороги, как люди проваливались по колено, – роились мириады мух. Точно из засады вылетали они навстречу марширующей роте из залепленных грязью домов. Стоило взмахнуть рукой, как они сбивались в черную тучу и начинали с громким гудением кружить. Но постепенно туча рассеивалась и исчезала. В долине роту встретили только эти мухи – как призраки погибших; офицеры и солдаты не увидели ни одной живой души. Даже ни одной собаки.
В полдень, когда рота в поисках партизан прочесала долину и взводы наконец промаршировали, не встретив сопротивления, к горному поселку, во двор начальной школы, где разместился оперативный штаб, и доложили о завершении операции, запыленные и грязные офицеры и солдаты, страдавшие от невыносимой жары и влажности, выглядели вконец измотанными. Казалось, они до сих пор никак не могут взять в толк, что это и есть настоящая война и незачем изводить себя мыслью, что им приходится участвовать в какой-то жалкой военной игре, которая даже на учения не тянет. Преодолевая немыслимые трудности, они пришли сюда по утопающей в грязи дороге. В постоянном напряжении от страха, что на них тоже может обрушиться потоп, они шли, изнемогая от жары и влажности, а теперь расположились лагерем в долине, сплошь покрытой слоем липкой грязи. По пути сюда они своими глазами увидели следы потопа, уничтожившего первую сводную роту, оценили огромный ущерб, нанесенный городам и деревням в низовьях реки. Но что за слухи поползли по роте, будто потоп был устроен окопавшейся здесь армией мятежников? Может быть, сначала и жители долины были уничтожены этим наводнением – вот и не видно ни живой души? Тогда, значит, солдаты, снова страдая от невероятной жары и влажности, по грязи, которая, кажется, никогда не высохнет, совершат обратный марш и ни с чем вернутся назад. А вдруг первая рота была послана сюда, чтобы откопать эту утонувшую в грязи деревню и сделать пригодной для житья? Не говоря о солдатах, даже офицеры, усталые и негодующие, уселись прямо на земле, не обращая внимания на вонь и грязь. В начале операции, поднимаясь вдоль реки в глубь леса, они не представляли, что их ждет впереди, но теперь чувствовали – в конечном пункте похода их подстерегало нечто крайне для них нежелательное.
