Я пролистал длинный перечень заслуг Орлеанской Девы, не стал вчитываться в подробности осады Орлеана и перешел к казни, потому что именно с этого момента начиналось самое интересное: на самом ли деле Жанну Марию Селесту сожгли на костре или все-таки каким-то образом вернули в свое измерение.

Оказалось, вернули. Девушку даже не стали пугать костром, подменили саламандрой — опытной сотрудницей Бюро, которую вывели на казнь в низко надвинутом на глаза чепце с изображением дьявола. Саламандре огонь не страшен, и единственное, на что пожаловалась сотрудницы по окончании операции, сорванный голос. Ей приходилось кричать, чтобы изображать мучения.

Описание вытягивания из вещей памяти я нашел чуть ниже, в пространных пояснениях относительно связи с Жанной, незаметной передаче ей продовольствия и ценных указаний. Орлеанская Дева оказалась едва ли не единственной попаданкой, которой работники Бюро помогали полуоткрыто — Голоса оказались удобным прикрытием.

Способ извлекать память из вещей изобрел Голденмайер во время осады Орлеана. Рецепт оказался до смешного прост, и что самое главное, я мог провести церемонию не дожидаясь утра и без помощи Лаврентьевой. Мне требовались:

1. Маг, волшебник, чародей (не ниже третьей ступени), оракул, джинн или иной носитель собственной магии;

2. Амулет, опоясывающий символ или печать принадлежности к Бюро;

3. Источник открытого огня;

4. Памятник.

Прочитав инструкцию, я вытащил из папки лист с заклинанием, взял факел и вышел в центр Картотеки. Для извлечения памяти требовалось пустое пространство. Я снял рубашку, которая при возвращении в Бюро вернула естественный цвет и структуру, разложил ее на полу и факелом очертил вокруг нее и себя круг.

Далее следовало сосредоточиться и позволить магии свободно циркулировать в пределах очерченного круга. Это оказалось несложно, и я приступил к заклинанию:

— Небом сущим, давшим огонь сотворенный, вызови память в лету канувшего, проведи по закоулкам прошедшего, подними тени безвозвратно минувшего, оживи лики в темноте сгинувшего…

Воздух задрожал, завибрировал; удерживать то малое количество магии, что я использовал для заклинания, в пределах круга стало сложно, но я продолжил:

— Дай силы заглянуть в невозможное, ощутить нить непрерывно текущего, прикоснуться к волшебству силу всетворящего, увидеть мир глазами Высшего.

С последними словами я провалился под пол. Ухнул в бездну, только в отличие от предыдущей, которую я видел в колонном зале, эта была абсолютно черной. Я ничего не видел, но чувствовал, что падаю вниз с бешеной скоростью, будто меня, словно мячик, кто-то большой со всего маху запустил в неизвестность.

Сначала появился запах: противный удушающий запах горелого, к которому примешалась вонь тухлого мяса. Потом в темноте зазвучали голоса: первый ровный, безжизненный, безразличный, я даже не понял, кто говорит: мужчина или женщина. Второй голос, женский, нараспев тянул заунывное “о—о–омммм”, а третий я уже слышал, но никак не мог вспомнить, где именно.

— Ты понял, что тебе нужно сделать? — спросил первый голос.

— Да, — неузнанный знакомец робко кашлянул.

— Ты хочешь знать, что получишь взамен?

— Служить великому делу — высшая награда.

— Тем не менее, сделка есть сделка. Ты хочешь жить?

— Да!

— Тогда я подарю тебе Дар жизни. Для тебя и твоего народа.

— Ваша милость безгранична. Столь могущественный артефакт…

— Взамен я получу еще более могущественный, — прервал безразличный голос. — Но если тебе не удастся выполнить свою часть договора, твое жалкое тело рассыплется прахом, проклятье ляжет на твой дом и всех, кого касались твои руки.

— Я не подведу.

Воздух посветлел, вонь ушла, предо мной возникло огромное, с пятиэтажный дом, лицо “графа Дракулы”. Именно его голос показался мне знакомым. Я сжался в комок, но вампир, едва взглянув на меня, накрыл мир красным плащом.

Я растерялся. Не припомню, чтобы я был свидетелем подобных событий. Может, меня утянуло настолько глубоко в прошлое, что одежда открыла секреты льна, из которого была соткана? Или семян, из которых вырос лен, из которого потом соткали одежду? Я опустил взгляд вниз, чтобы найти лежащую на полу рубаху, но увидел на своей груди амулет. Вот в чем дело! Память извлекается из более могущественного памятника, а волшебная «линза», несомненно, несла в себе больше магии, чем простая одежда, пусть и подвергнутая заклятью превращения.

— Работает просто, — произнес вампир.

Мир осветился солнечным светом. Я лежал на спине в лесу, справа от меня стоял “граф Дракула”, слева — разбойник Гроб.

— Поймаешь солнечный луч и посветишь. Если в человеке есть магия, она отразится.

— Отразится, это как?

— Увидишь.

— Ваш—сиятельство, может я сперва—наперво попробую? Вдругаря эта штукенция не сработает?

— На ком пробовать собрался, осел? На мне?

Гроб побледнел и сделал попытку бухнуться на колени.

— Простите, ваш—сиятельство. Не сообразил, что вы солнышко не уважаете.

— Ладно. Учти, чем могущественнее маги, тем сильнее их сияние.

— Да как же мне их удержать—то?

— Как хочешь. Рисунок запомнил?

— Ага, — закивал Гроб.

— Расставь людей по всему лесу, как объявятся, схватить и доложить. Не получится с этими, бери любых других. Главное — печать.

Вампир подпрыгнул, обернулся летучей мышью, и скрылся в лесу, а Гроб наклонил голову, рассматривая меня, и сплюнул:

— Ну, кровосос, ежели обманул…

Разбойник снял с шеи цепочку, отцепил крестик, забросил его в кусты и стал возиться с чем-то за моей спиной. Мир повернулся, и я едва не вскрикнул — я видел все так, как видела «линза». И в данный момент сквозь мое ушко продели цепочку и повесили на шею.

— Эй! — крикнул Гроб. — Сбитень! Зацепка! Дуйте сюды! Дело есть

Гроб поднял меня и засунул под рубашку.

Пространство вокруг меня снова потемнело, и я увидел длинные стеллажи Картотеки.

Дело Орлеанской Девы мне больше не было нужно, я вернул его на положенное место и устроился в кресле читального уголка. Остаток ночи я планировал провести именно здесь. Отчасти потому, что не хотел, возвращаясь к себе, проходить мимо Акулины Гавриловны, которая замучила бы меня неудобными вопросами об Элоизе, а отчасти потому, что не хотел встречаться с Цимлянским, который прилетит ко мне, чтобы надоедать и многозначительно фыркать.

Дав организму установку, разбудить меня в половине седьмого, я погрузился в тревожный сон.

Несмотря на неудобное кресло, организм отдохнул хорошо, и установку о побудке проигнорировал. Я проснулся на час позже намеченного срока и, не умываясь и не завтракая, бросился в зал для совещаний. К счастью, звездочки из ленкиной броши, ведущие в мою комнату, все еще светились, и я, выйдя в знакомые коридоры, помчался на планерку.

— На этом все, — услышал я перед тем, как распахнуть дверь.

— Люциус! — крикнул я в надежде помешать начальнику Отдела устранения последствий переместиться за пределы комнаты.

— В чем дело?

Демон выглядел уставшим. Не знал, что на лицах существ, порожденных адом, могут отражаться следы недосыпания, но Люциус выглядел так, будто не спал, по меньшей мере, неделю. Впрочем, этот вариант не исключается, если начальник Отдела устранения последствий перемещался между мирами, ведь Ленка говорила, что во всех измерениях время течет с разной скоростью.

— Вампир, о котором я рассказывал. Он искал человека с печатью Бюро. И не для себя, — я запнулся, не зная, как объяснить бездушный голос невидимого собеседника “графа Дракулы”. — Ему пообещали Дар жизни.

— Всем вернуться на свои места, — громыхнул Люциус, и народ, начавший уже расходиться, потянулся обратно к креслам. — Сергей, рассказывай.

Неизвестно, на сколько баллов по шкале серьезности нарушений тянуло незаконное проникновение в Картотеку и изъятие дела, прикасаться к которому позволялось лишь лицам с третьим уровнем допуска, но я рискнул. Умолчав о договоре с Лаврентьевой, броши и поцелуе с Элоизой, я рассказал обо всем, что слышал, будучи амулетом.