Это слегка стесняет.

И уж лучше я поселюсь в Тель-Авиве, в весёлом городе без претензий, суббот и правил.

Всё тянула с этим текстом, сначала он созревал, сгущался из впечатлений, уплотнялся – и почти уже совсем овеществился, но тут появились суеверные соображения. И он ещё некоторое время стоял в углу, как рыцарские доспехи, мимо которых без интереса проходят туристы, а потом вдруг оказывается, что это не жестянка вовсе, а фамильное привидение.

Призрак оказался настолько мясным, что из него получился большой рассказ и пара колонок, но я всё время знала, что главная история впереди.

Весёлый город Тель-Авив начался для меня в такси, когда я вполуха слушала болтовню водительской рации, рассматривала поблёскивающее вечернее шоссе, пальмы, а сама всё время старалась не хихикать. Потому что тем утром, десятого ноября, в Москве выпал снег, я видела его из окна аэроэкспресса, и по дороге в порт пришлось бормотать заклинание от депрессии: «И ничего, что снег, это не тебе, это им снег, а ты его не увидишь ещё две недели. Там солнце, там вообще плюс двадцать три, вот же написали» – и трогать айпадик, в котором погодное приложение уверенно обещало, что в следующие четырнадцать ноябрьских дней я точно не увижу снега.

Приблизительно с конца сентября моя жизнь обогатилась новым извращением, которое называлось «молиться на погоду». Чем холодней и темней становилось в Москве, тем чаще я смотрела на солнышки и плюсы в прогнозах для Тель-Авива. В Живом Журнале израильтяне тоже отмечали уменьшение светового дня и уныло вопрошали: «Как вы боретесь с осенней депрессией?», заевшиеся южане! Как-как – мы едем к вам.

И вот, понимаете, я уже тут.

Точней, никакое не «уже», всё было долго и причудливо. Сначала в метро на Тверской я увидела труп и нервно настрочила в фэйсбук, пока не подошёл поезд: «Правда же, труп перед поездкой это к удаче? Правда?», и мне великодушно ответили: «Несомненно». Потом был этот неуютный первый снег, на который даже смотреть знобко и слякотно, потом аэропорт, а в нём сразу приветливая девушка из «Эль Аль», которая внезапно меня опознала. До этого момента я всерьёз опасалась, что меня могут не пустить, выставить на мороз, обратно! без малейших причин, просто потому, что не положено северному человеку солнца в ноябре. Но для кого-то, оказывается, существует Марта Кетро, надо же, а ведь я сама в неё не очень верю.

Зато в меня не верят московские пограничники, по их мнению, я не похожа ни на загран, ни на внутренний паспорт. Но, поразмыслив и пощурившись, они меня выпустили.

При всей моей аэрофобии не боюсь ни трансатлантических рейсов, ни полётов с «Эль Аль» – про «Боинги-777» я вычитала, что они никогда не падали, а маниакальное отношение израильтян к безопасности меня успокаивает само по себе. И поэтому я просто прилетела, обрадовалась русскоговорящим пограничникам и поволокла свою ручную кладь к стоянке такси. Там меня тоже прекрасно поняли и повезли в город.

Я к тому так подробно, чтобы вы осознали, какие же мы все тут бедные и уязвимые с этой нашей варварской погодой. Серьёзно думаешь, что ты личность и сложная натура, а потом планово обрезают тепло и свет – и ты уничтожен; а потом контрабандно дают – и воспаряешь, как счастливый идиот, на ангельских крыльях и в нимбе, съехавшем на ухо.

В таком виде меня привезли в окрестности славной улицы Буграшов, пустили в дом, дали ключи и благословили быть в радости две недели.

Ах, как это – сбросить штаны и ботинки, как это – надеть розовое платье, серый плащ и сандалики, как это – сразу же выйти в раннюю ночь и прямо за углом начать жить: наменять денег, выпить свежего гранатового сока, промчаться с естественной московской скоростью пару кварталов и возвратиться на глазах у изумлённой публики. А чего такого? Это же бешеный зимний заяц внезапно скинул белую шубку и заскакал. А вернулся он, когда осознал, что отправился погулять в ночи, взяв с собой все свои деньги, кредитку, оба паспорта, айпад, айфон, телефон, лейку, запас обезболивающих таблеток, распечатку нескольких документов и бумажку с адресом, чтобы показать «тому, кто меня найдёт», – на случай, если заблудится.

Дома вдумчиво разоружился до разумного минимума (400 шекелей, айфон, один паспорт, половина таблеток и бумажка с адресом – всего лишь!) и снова побежал, чтобы посмотреть на море.

Неловко признать, но у воды он немного поплакал.

Я действительно очень много работала этим летом и об отдыхе задумалась, когда сил совсем не стало. В момент, когда нормальные люди понимают: «Опа, да я перестарался, сейчас помру» и ложатся, я думаю: «Опа, сейчас помру, а раз терять нечего, надо упереться напоследок и ещё немного поработать». И уже на чистейшем героизме за пару месяцев заканчиваю дела, нахожу деньги и всё устраиваю.

Я умею всё устраивать, даже специально подгадала, чтобы оказаться на месте в полнолуние и первым же вечером увидеть, как луна отразится в море.

Только вот на тонком сыром песке сидит уже не очень-то человек, а нервная вздрагивающая тень, перемазанная слезами и гранатовым соком, вытирает лицо рукавом и думает как дятел: «Приехала. Снега не будет. Приехала. Снега нет».

Потом, конечно, беру себя в руки и отправляюсь покупать мятный чай, воду без газа и крем, который глупо было тащить сюда из Москвы; ужинаю грибным кишем в кафе с полукошкой на салфетке – с лучшей её половиной, с головой и передними лапками, но совершенно без зада; а потом засыпаю в прохладной постели у окна.

Вот только утром просыпаюсь дважды и оба раза от внутреннего вопля. Сначала – «снег!», и приходится встать, раздвинуть жалюзи и убедиться, что за ними зелено; а потом – «опаздываю!», и тут я, наоборот, удерживаю себя в постели ещё час и уговариваю, что никто никуда не бежит, все приехали, всё, всё.

Если путешествие сложилось удачно, рассказ о нём лишён драматизма, зато у нас тут будет мораль даже из двух пунктов:

1. Человек – гораздо более метеозависим, чем сам о себе думает.

2. Отдых надо планировать до того, как окончательно устанешь.

Ещё какое-то время казалось, что я понемногу снимаю с себя броню. Понадобилось несколько дней, чтобы научиться ходить к морю с маленькой сумочкой, в которой только айфон, ключи от квартиры и деньги на завтрак. Идти минут семь, улица упирается в пляж, но я всё равно порывалась экипироваться, как в поход с ночевкой. Постепенно догадалась, что необязательно быть постоянно начеку и во всеоружии, как привыкла. Если нет с собой чего-нибудь нужного, можно за этим вернуться, да, и за тёплой одеждой тоже. Нет, я не замёрзну мгновенно. Нет, паспорт не понадобится, если не платишь кредиткой. Нет, пятьдесят долларов – это не «только позавтракать».

Через неделю я вышла из дома в одеяле.

Постоянное сопротивление среды замечаешь, только когда оно исчезает. Москва, с её расстояниями, злодейской погодой и общим уровнем городской агрессии, оказывается, не очень-то милосердна, а я и не знала.

Была единственная вещь, на которой мне приходилось сосредоточиваться в Тель-Авиве. Я привыкла ходить по городам, глядя поверх голов и домов, там красивей. Но здесь очень любят собачек, очень. И эти собачки хорошо кушают, поэтому надо посматривать под ноги, чтобы не вляпаться в дерьмо. В первый вечер я об этом сразу же и узнала. Очень обрадовалась, ведь это к деньгам. Пришла домой, проверила банковский счёт – точно, упал гонорар от издательства. Жизнь налаживалась.

Первую неделю я не собиралась ни с кем разговаривать, кроме официантов и продавцов.

Помнится, весной немного писала для одной компании о том, каковы мои отношения с иностранными языками. Публиковала тогда официальную версию, а на самом деле с ними обстояло так: