Судья объявила, что в деле произошла замена защитника подсудимого, и она вынуждена отложить судебное разбирательство на две недели для того, чтобы новый адвокат смог ознакомиться с материалами дела.

– Простите, Ваша Честь, но мне нужно гораздо больше времени… – начал было Кравчук. Но судья его перебила:

– Обойдетесь, господин защитник, у меня тоже сроки не резиновые, придется читать быстрее.

– Но дело состоит из 470 томов, и даже если я буду читать его по тому в час без перерывов и выходных, то…

– Ничем не могу Вам помочь. То, с чем не успеете ознакомиться к следующему судебному заседанию, прочтете по ходу дела. Мы ведь не завтра его слушать закончим…

И действительно, чем тут возразишь? Ну не век же слушать это дело.

Выйдя из зала суда и расставшись с Минком, Кравчук направился в канцелярию по уголовным делам.

Поднимаясь по лестнице, Василий вдруг поймал себя на мысли, что он не знает, как будет знакомиться с таким объемным делом. Интересно, а как его читал прокурор? Каким образом оно доставлялось в суд? Как, в конце концов, его слушает судья? Сколько берет томов на то или иное заседание, чем руководствуется, отдавая предпочтение одному перед другими?

Василий довольно быстро нашел общий язык с работницами канцелярии, поскольку обладал привлекательной внешностью и хорошим чувством юмора. Высокий, стройный, атлетически сложенный тридцатичетырехлетний шатен с правильными чертами лица, которое, впрочем, совсем немного, портил перебитый в юности нос, выдающий в своем хозяине бывшего боксера. И одеваться он любил хорошо, и одеколон у него не абы какой, а настоящий французский, в парикмахерской бывает, опять же, строго раз в три недели. В общем, все у него тип-топ. Денег бы еще побольше. Ну, да ладно…

Он попросил принести ему с каждой сотни по три первых тома, а также три последних. Впрочем, оказалось, что последние тома находились у судьи.

Обычно адвокаты начинают знакомиться с делом с обвинительного заключения, которое утверждает прокурор перед направлением дела в суд. Оно всегда находится в последнем томе. Но ввиду отсутствия такового, Василий просто стал пролистывать все имеющиеся в его распоряжении материалы, начав с самого начала.

Конечно, дело можно было сфотографировать, но Кравчук был против этой процедуры. Как бывший следователь, он относился к каждому делу почти как к живому организму. Казалось бы, ну что такое дело? Пачка сшитых и пронумерованных листов. Но нет. Совокупность листов, становясь томом уголовного дела, наделялась чуть ли не магическими свойствами. Уж он-то, знал это точно.

Дело жило своей жизнью, Прежде, чем попасть на стол к прокурору, оно «оживало» – после того, как с ним знакомились злодей и его защитник, Какие-то нужные материалы исчезали из него навсегда, превращаясь в «ненужные».

После прокурор давал нагоняй следователю, которому дело уже формально не принадлежало, но реально находилось у него, тот приезжал в следственный изолятор. Там он в нужном свете еще раз допрашивал обвиняемого, переписывая материалы, которые можно было переписать. Делал он это аккуратно, так, чтобы его нельзя было уличить в фальсификации.

Далее он вызывал свидетелей, давал им на подпись их новые показания, которые, впрочем, если и отличались от прежних, то уж точно "самую малость". Порой следователю приходилось рисковать, подделывая кое-где подписи адвоката, а иногда и с бледным видом самому давать показания в суде, объясняя, почему это по версии адвоката дело содержало одни материалы, а в суд они пришли в несколько ином виде.

Но все это удавалось проворачивать гораздо менее хлопотно, если в деле в качестве защитника участвовал кто-нибудь знакомый. Это мог быть и бывший сослуживец, и просто «нормальный чудила», который, будучи наделенным статусом адвоката, не хотел ссориться со следователем, а желал еще в будущем поработать с ним на ниве взаимного материального интереса.

Таких, с позволения сказать, адвокатов, Кравчук считал предателями профессии. В адвокатской корпорации их называли «карманными».

Любой адвокат, специализирующийся на ведении уголовных дел, всегда становился перед выбором: либо по-настоящему защищать своих клиентов, рискуя заиметь во врагах представителей правоохранительных органов и судов, или же устроиться «карманным адвокатом» при каком-нибудь следственном органе. В последнем случае требовалось лишь безропотно исполнять приказы следователей и их начальства. Как правило, адвокат вступал в дело в качестве бесплатного защитника, предоставленного государством. Далее, убеждая своего подзащитного или его родню, он при поддержке следователя становился уже защитником по соглашению. Разумеется, не бесплатно.

Естественно, что о полноценной защите человека при таком раскладе не могло быть и речи. Гонорар такого адвоката, назначаемый порой самим следователем, делился между ними в заранее оговоренной пропорции. Адвокат же был обязан «плясать под дудку» следователя, закрывая глаза на многочисленные нарушения, а порой и заставляя клиента признать то, что тот ранее не признавал, а нередко – и не совершал.

Зато такому адвокату не нужно было тратить энергию, деньги и время на добросовестный поиск клиентуры и честную конкуренцию с коллегами. К его услугам был конвейер дел, которые вели его друзья-«следаки», давая наводку на то или иное «вкусное и интересное» дело…

К окончанию рабочего дня Василий уже точно знал, что дело Минка ему полностью не изучить. И дело было даже не в том, что оно было беспрецедентным по своему объему. Он просто понял: следствие, вводя в заблуждение и защиту, и суд, постоянно манипулировало материалами, копируя и подшивая в одни тома материалы других. Частично, а порой и полностью дублировало те или иные документы, и даже целые тома. А еще он понял, что целиком оно никем прочитано, а тем более изучено, не было.

Следующие две недели он только убеждался в своей правоте. Каждый будний день Василий приезжал в суд к началу рабочего дня, а уезжал к концу. Иногда после этого он заезжал к Минку, чтобы обсудить с ним те или иные обстоятельства.

Федор Петрович обвинялся в мошенничестве и вымогательстве у Мыльникова денег в особо крупных размерах, на сумму в рублях, превышавшую шесть миллионов долларов…

Его воспоминания прервал телефонный звонок. Нажав кнопку приема, Василий услышал:

– Василий Ильич, добрый день! Следователь следственного отдела СКП по ЗАО Борисенко Степан Юрьевич.

– Да, здравствуйте, слушаю Вас.

– Василий Ильич, Вы уже слышали об убийстве Минка?

– Да, слышал.

– Мне нужно Вас допросить.

– Хорошо, когда и куда мне подъехать?

– А давайте, если не заняты, прямо сейчас. Записывайте адрес…

Расплатившись с таксистом, Василий подошел ко входу в здание, где находился следственный комитет. Оно располагалось в первой линии домов от оживленного Кутузовского проспекта. Было 11 часов дня, но уже стоял нестерпимый зной. И зачем он надел деловой костюм? Пусть он легкий, летний, а все равно жарко, солнце парит нещадно. Если бы не свежий ветерок, было бы вообще туго. Подташнивало – сказывались последствия вчерашнего возлияния. Во рту пересохло. Как же он мог забыть купить воды? А вокруг, как назло, ни намека на продажу живительной влаги; кроме кафе «Шоколадница», куда заходить не хотелось, Ладно, он перетерпит.

На третьем этаже, куда Василия поднял лифт, было многолюдно. Массовку в основном создавали журналисты и операторы средств массовой информации.

Однако ему повезло, у кабинета Борисенко никого не было. Постучавшись, Василий зашел внутрь. Обычный кабинет, рассчитанный на двух человек. Впереди, у окна – два стола, стоящих впритык друг к другу. Слева и справа рабочие места следователей. Слева от входа старый продавленный диван, напротив него шкаф дореволюционных времен. Обычная казенная обстановка. По кабинету, разговаривая по мобильному телефону, расхаживал молодой парень лет 27-ми. Он был высок, худощав, одет в рубашку с коротким рукавом и джинсы.