А сегодня флаг был особенно нужен. К вечеру из городского пионерлагеря должны были прийти ребята. Линейку надо выстроить, чтобы все как полагается. А тут…

Пришел Валерий. Поглядел на мачту. Сказал привычную фразу:

— При такой жизни не соскучишься.

— Кинем жребий, что ли, кому лезть? — спросил Вовка Голосов.

— Я вот тебе кину! — сказал Валерий.

— Кто сильный, тот тяжелый, — проговорил Сергей Семенов. — Кто легкий, у того сил не хватит забраться.

— У меня, может, хватит, — нерешительно сказал Мишка Данько. — Я попробую, ага, Валера?

И, не дождавшись ответа, он поплевал на ладони и полез.

Он очень старался. Было видно, как на тонких Мишкиных руках и ногах тянулись под коричневой кожей мышцы и сухожилия. Он отчаянно стискивал скользкое дерево коленями, рывками отвоевывал у него дециметр за дециметром. Словно вгрызался в высоту. Но хватило его только на три метра.

Мишка скользнул к подножию мачты и сердито сказал:

— Ч-черт… — И, не глядя ни на кого, стал заправлять под ремень рубашку.

Дома не горели. В озере никто не тонул.

— Хватит, наверно, — сказал Валерий. «Никому нельзя разрешать», — думал он и ясно представлял, как вместе с тонким обломком, с фанерным корабликом полетит в траву темная мальчишечья фигурка, как глухо толкнется от удара земля… Тьфу, будь ты неладен!

«Никому больше нельзя. Пошли по домам», — хотел сказать он. И встретился глазами с Сережкой.

Сережка смотрел так, будто говорил: «Ну, вот видишь, пора попробовать мне».

Он, пожалуй, действительно мог — легкий, жилистый, быстрый. По крайней мере, когда надо было забраться на сосну, скользкий забор или на чердак по жидкой и ржавой пожарной лестнице, Сережка делал это шутя.

Только тут не чердак и не сосна.

И ветер такой…

«Нельзя», — подумал Валерий. Он так бы и сказал, если бы просил кто другой, а не Сережка.

То место, на котором выдохся Мишка, Сережа преодолел шутя. Без большого труда поднялся еще на два метра. А дальше стало тяжело. Сережа отчаянно стискивал скользкий ствол коленками и ладонями, рывками старался добраться до нижней перекладины. А сил не хватало. И самое главное — мешал страх. Самый настоящий, откровенный, большой страх. От него слабели мускулы и кружилась голова. А не бояться Сережа не мог: мачта гнулась и потрескивала, и ветер выл, как в телепередаче «Тайна Марии Целесты».

Все-таки Сережа делал все, что мог. Он выматывал остатки сил на эти отчаянные сантиметры, он почти плакал, стараясь дотянуться до перекладины. Было бы неправдой сказать, что он не думал сейчас о галстуке. Он понимал, что, может быть, в этот миг завоевывает его. Но знал Сережка и другое: если бы галстук был на нем, он, штурман Коноплев, все равно дрался бы за эту высоту. Потому что самое главное было сейчас — флаг отряда.

У него сорвалась рука. Он перехватил мачту покрепче, всем телом прижался к гибкому стволу. Замер.

— Спускайся! — крикнул Валерий.

«Я еще немножко. Я сейчас», — хотел ответить Сережа, но в зубах у него была зажата веревка.

— Спускайся, я приказываю! — опять крикнул Валерий.

Сережа начал скользить вниз. Мачта не везде была гладкая. В одном месте лак сошел, и занозистое дерево, как наждачная бумага, ободрало ногу. Когда Сережа встал на землю, кровь большими каплями катилась по ноге вдоль длинных царапин. Мальчишки сочувственно молчали.

— Перевяжи ему ногу, — сказал Валерий Ольге Сватовой. И добавил: — Ничего не поделаешь, будем ждать, когда стихнет ветер.

Через полчаса Сережа пришел к Валерию домой. Ладони, рубашка и даже свежий бинт на ноге были у него в оранжевой кирпичной пыли. Сережа встал у порога и сказал:

— Валера, позови кэпа. Вы вдвоем подежурите у мачты на всякий случай, а я поднимусь. Я руки кирпичом натер, сейчас легче будет.

— Хватит. Мне инфаркт ни к чему, — сказал Валерий.

— Нет, я правда поднимусь.

— Ты сначала меня подними со стула. Пусть я провалюсь сквозь землю, если еще раз разрешу такое дело.

— Ничего не случится. Я в самом деле смогу теперь подняться, — очень убедительно проговорил Сережа.

Он поднялся.

Он продернул фал через блок, тихо соскользнул вниз, вытер о траву ладони и шепотом сказал:

— Ну вот… Все.

Валерий стал поднимать флаг.

Кэп Сергей Семенов подтянулся и поднес к берету ладонь. На Сережу не смотрели. Он выпрямился и отдал салют.

Когда флаг был поднят и фал закреплен, они, трое, молча разошлись по домам.

Собирался отряд. В ожидании линейки мальчишки толклись в кают-компании и во дворе. Вахтенный Павлик Локтев сказал Юрке Сараеву:

— Иди почисти ботинки, а то будет нахлобучка. Кэп и так рычит.

Сергей действительно рычал на весь белый свет. Его швертбот «Ласточка» при полном ветре сел на затопленную корягу и погнул перо руля, а на «Андрюшке» погнуло обойму гика и оборвало на гроте глас-оттяжку. И все потому, считал Сергей, что дисциплина в отряде «дошла до ручки». Он погнал двух человек пришивать висящие на ниточках пуговицы, горнистам сказал, что трубы у них заросли ржавчиной, и велел драить до солнечного блеска, а Вовку Голосова пообещал выставить из рулевых за дырку на локте.

— Орда, а не отряд, — негодовал он. — Причем совсем не золотая. Повтыкать бы всех на грядках вместо пугал — самое подходящее дело…

И тут ему на глаза попал Сережа. Видимо, случайно.

— Иди сюда.

Сережа подошел, торопливо прикидывая в уме, все ли у него в порядке.

Он поднялся. Он продернул фал через блок.

Семенов мрачно сказал:

— Возьми на вахте свой барабан.

Потом так же хмуро он оглядел растерянно моргающего Коноплева с ног до головы: белая обмотка бинта, блестящая пряжка с якорем, выгоревшая рубашка с темным следом споротой штурманской нашивки на рукаве.

— На кого ты похож… Ты что, своим беретом велосипед чистил? Якорь едва пришит, пятна какие-то… Да иди галстук надень. И чтобы глаженый был, как полагается.

И потом, видя Сережины глаза, в которых разгорались счастливые искорки, он перешел на вежливо-ироничный тон:

— И вообще, штурман Коноплев, потрудитесь привести в порядок вашу форму…