Дядя, узрев меня, только едва заметно поднял брови, и усы его чуть сдвинулись в сторону. По всей видимости, под ними на какое-то мгновение промелькнула улыбка. Экзи вскочил и завертелся, готовый к прогулке. Я хотел было попросить дядю оставить поганца дома, но смягчился. Экзи прочел это по моим глазам и благодарно топнул обеими передними лапами мне по брюкам. На его счастье, лапы были чистые.

Мы вышли на улицу, и как только завернули за угол, я решил брать быка за рога и не ждать, пока мой дипломатический дядюшка расскажет все сам.

– Куда идем?

– В космопорт. – Некоторое время покоившаяся в нагрудном кармане летнего пальто недокуренная утренняя трубка вернулась на прежнее место где-то в зарослях между волевым носом и не менее волевым подбородком моего невозмутимого родственника.

– Кого встречаем?

– Саломарца, – пробормотал дядя и внимательно посмотрел на меня, наслаждаясь произведенным эффектом. И было чем наслаждаться. Моя изумленная физиономия стоила первой полосы любой еженедельной газетенки.

С Саломарой безуспешно пытались наладить дипломатические отношения уже семь лет, и за это время не продвинулись ни на шаг. И вот саломарский дипломат прилетает на Землю. Я увижу его первым на этой планете.

– Колись, как ты это сделал? – Я уставился на Брута Шатова, как на призрак Христофора Колумба.

– Понимаешь ли, мой мальчик, я кое с кем договорился. Сначала они позволили восьми нашим ученым приехать к ним на дружескую встречу, а два дня назад пришло послание о том, что через неделю к нам прибывает дипломатическая миссия. Да, эти бедняги несколько диковаты и привыкли действовать нахрапом. Им и в голову не приходит, что подобные визиты готовятся долго. Но не обратно же их отправлять? Мы… договорились. А после я получил на личную почту письмо, что за пару дней до прибытия дипкорпуса прилетит, так сказать, на разведку, консул Раранна. Его-то мы и встречаем. Однако загвоздка в том, что саломарцы – существа подводные. Они передвигаются между планетами исключительно в резервуарах с жидкостью, в которой живут на своей планете. Этот аквариум с дипломатом мы и обязаны забрать из камеры хранения.

Я понял, почему дядя решил взять меня с собой. В такой ситуации карманная пресса на вес золота. Поэтому старался не обижаться на «карманный» статус и наслаждаться сенсацией. На данный момент козырей на руках было маловато: отличный сюжет с маньяком, уничтожающим риммианские гобелены, висел на волоске благодаря усилиям одной дамочки-оперативницы из отдела искусств, которой удавалось с потрясающей ловкостью ускользать от общения с прессой; полтора десятка убийств, о которых писали другие газеты, представляли собой наискучнейшие бытовые случайности. Я готов был уже слагать оду ненормальному скульптору Гокхэ. Что же удивляться, что дядюшкина новость стала для измученной журналистской души небесной манной.

Саломарская дипломатическая миссия на Земле – это был не просто прорыв. Супермегабомба. Едва ли два десятка человек на Земле представляли себе жизнь на Саломаре, и едва ли сотня-полторы вообще вспоминали о ней без напоминания прессы. А пресса не видела в этой заштатной планетке ничего интересного.

С тех пор как семь лет назад был получен сигнал с Саломары, единственное, чего добились наши господа дипломаты, это ежемесячных торговых полетов на Саломару и обратно грузовых судов, пилотируемых роботами, которые забирали с Саломары чистое железо и еще кое-какие сверхзасекреченные и очень полезные Земле ископаемые. А вот что саломарцы получали взамен, знали только правительства земных стран Космосоюза, а точнее – их министры торговли.

Нет, я не хочу сказать, что никто на Земле не догадывался о существовании Саломары. Грузы-то приходили. Но те из землян, кто помнил о Саломаре, с подачи властей предержащих считали, что она абсолютно совершенно вообще необитаема.

Так, большой комок полезных ископаемых в бескрайнем космосе. Роботы добывают, роботы грузят, роботы перевозят и разгружают.

И вот саломарец на Земле!

Я подумал, что, если все пройдет удачно и дядя Брутя позволит мне опубликовать фотографии и материал об этой первой встрече, – я могу месяц не работать, прогуливая гонорар за статью, и еще три месяца раздавать автографы.

Предаваясь радужным мечтам, я бодро шагал рядом с дядей, бессознательно стараясь идти с ним в ногу. Заметил это и постарался перестроиться. В ногах запутался неуемный Экзи, обернув мне лодыжки поводком. На ходу освободиться долго не получалось. А когда я это все же осуществил, то перед моими глазами были серые ступеньки питерского космопорта. Мы обошли центральное здание справа и свернули к ангару, где дожидались получателя грузы, прибывшие беспилотным транспортом. Дядя предъявил удостоверение. Служащий, пошлепав по клавишам толстыми и короткими пальцами, нашел в базе данных номер саломарского бокса, несколько раз взмахнул руками, объясняя дорогу, и нажал на кнопку поднятия малой двери. Экзи тотчас рванул вперед «батьки».

– Вот объясни мне, зачем мы взяли с собой этого поганца, – спросил я, со страдальческим лицом косясь на пса. – А если он твоего дипломата укусит?

– Не укусит, – невозмутимо отозвался дядя. – Дипломат в аквариуме. И даже мозгов Экзи хватит, чтобы понять выгоды спокойного поведения.

– А если он будет меня раздражать, ты разрешаешь бросить его в аквариум к высокому гостю? – поинтересовался я. Дядя не ответил, а Экзи, будто поняв мои слова, присмирел и весь путь до бокса трусил возле дядиной ноги, стараясь не попадаться под мои.

Открытые стеллажи были завалены самыми разными грузами, размеры которых варьировались от огромного контейнера с горной породой в проходе между стеллажами до корзинки под пекинеса на верхней полке.

Мы прошли между пронумерованными чемоданами и тюками, прибывшими с Аммера. Саломарские грузы должны были начаться через два пролета.

По мере приближения к нужному боксу ноздри начинали улавливать тошнотворный запах. Экзи начал подозрительно фыркать и чихать. Когда же мы подошли к большому квадратному аквариуму, запах сделался невыносимым. В мутной жидкости плавало розоватое чудовище, одновременно похожее на осьминога и паука. Глаза чудовища заволокла матовая пленка.

– Ты, конечно, можешь мне не верить, – невесело заметил я, – но твой дипломат протух…

Лицо дяди побелело, а потом позеленело и вытянулось, как морда нильского крокодила. Саломарский гость был необратимо мертв, о чем свидетельствовал не только запах и его нездоровый вид, но и метка на аквариуме. Он прибыл четыре дня назад…

– Похоже, моя почта опоздала. – Дядя Брутя, казалось, окончательно овладел собой, и трубка вернулась на законное место. Но по напряженно сжатым челюстям Брута Ясоновича было заметно, с каким трудом дается ему это внешнее спокойствие.

– Да уж, – покорно согласился я, – к несчастью для этого склизкого джентльмена.

– У тебя есть идеи? – по-прежнему стараясь казаться невозмутимым, поинтересовался дядя.

– Целых три: сделать вид, что дипломат вообще не долетел до Земли, оставить все как есть и смыться или доказать, что дипломат умер своей смертью от сердечного приступа. Кстати, у них сердце-то есть?

– Откуда я знаю, – ответил дядя, почти не разжимая зубов, сомкнутых на чубуке трубки. – Наверное, есть. Но я, по правде говоря, предпочитаю первую идею – ты можешь сделать так, чтобы все подумали, что наш инопланетный друг вовсе не прилетал на Землю?

– Есть два варианта – отправить бренное тело обратно на родину либо так хорошо спрятать, чтобы никому даже в голову не могло прийти, что его зарыли в наш геоид.

– Пожалуй, второе, – веско проговорил дядя. – Можешь начинать думать, как это сделать.

– Скажи мне, Брут, только честно. На Саломаре никто-никто не знает, что он полетел к нам?

– Насколько я знаю, абсолютно.

– Тогда скажи мне, откуда же об этом узнал ты?

Дядя Брутя немного сконфузился и отвел глаза: