Через двадцать минут он уже сидел за столиком кафе и, надо признаться, чувствовал себя не совсем в своей тарелке — он боялся попасться на глаза Леночке.
Он сразу же ее увидел. Сидела она сравнительно далеко, и рядом с нею находился этот самый Королев. Молодой, высокий, но какой-то белесый и, в общем, на взгляд Павлика, в высшей степени противный.
Они тихо и спокойно разговаривали. Павлик почувствовал облегчение. Он сразу понял, что этот человек равнодушен к Леночке. Павлик не мог бы объяснить, как он это понял, но он успокоился.
В это время Королев рассказывал о Марии Сергеевне. Он, как обычно, угощал Леночку пирожными, но в нем чувствовалось какое-то нетерпение, точно говорил он об одном, а думал совсем о другом, находился рядом с Леночкой, а мысли его витали совсем в другом месте.
Леночка посочувствовала даже ему, ей подумалось, что у него какие-нибудь неприятности по службе. Недаром ей не понравился тон, каким говорил Пронин о Королеве.
Сегодня Королев был особенно симпатичен Леночке, хотя бы уж только потому, что привез ей весточку от мамы.
— Хоть и не полагается, но я попросил ее написать, — сказал он, передавая сложенный лист бумаги.
Леночка с нетерпением развернула его. Письмо оказалось немногословным, но это был мамин почерк, это были ее слова, и у Леночки сразу стало легче на душе.
“Дорогая доченька, не беспокойся обо мне, — писала Мария Сергеевна, — все будет в порядке. Держи себя в руках. Мама”.
— Скоро увидитесь, — добавил Королев. — Еще неделю-другую, и все будет в порядке.
— Спасибо, — сказала Леночка, — Вы даже не представляете, как мне тоскливо.
Они посидели еще минут пять и простились.
— Вы останетесь? — спросила Леночка.
— Сегодня я провожу вас до метро, — сказал Королев.
Они пошли к выходу.
Павлик замер. Леночка шла прямо на него. Она в упор смотрела на Павлика. Он втянул голову в плечи и проклинал себя за то, что потащился в “Националь”. Она сейчас скажет ему что-нибудь такое обидное…
Вот они приблизились к его столику и… прошли мимо.
Через час он позвонил Леночке.
— Ты очень сердишься? — с замиранием в сердце спросил Павлик.
— Очень, — сказала Леночка, но голос ее был не очень сердитым.
— Мне можно приехать?
— Нет. Я занята.
— Когда же я тебя увижу?
— Завтра…
Всю ночь Павлик, ворочаясь с боку на бок, раздумывал над тем неожиданным, почти невероятным, что он узнал от Леночки.
Он попытался разобраться в своем отношении к Королеву. Таинственного незнакомца, который вызывал Леночку на свидания, Павлик просто ненавидел. Теперь же стало ясно, что Королев проявлял только деловой интерес к Леночке, и все-таки… И все-таки, после того как Павлик его повидал, чувство ненависти не только не уменьшилось, но даже возросло, обострилось… Павлик знал такие лица. Они бывают у людей ясного и очень холодного рассудка, у людей, которым чуждо все, что делает человека Человеком, — любовь, дружба, уважение, сочувствие, жалость… Это страшные люди с “невозбудимым сердцем”. Такие люди действительно способны придумать фокус с мнимой смертью, с подлогом трупа. Но это же гнусно! Как там могли?..
Когда начало светать, Павлик уже ходил из угла в угол по своей маленькой комнатушке и готов был действовать. Он твердо решил пойти к начальству Королева. Неужели они, зная о его жестокой и циничной выдумке, одобрили ее?
Павлик забежал с утра в больницу, отпросился у главного врача и поехал в Главное управление.
— Мне нужно видеть генерала Пронина, — сказал он в бюро пропусков.
— Он вас вызывал? — осведомился молоденький лейтенант.
— Нет, — сказал Павлик. — Но мне необходимо с ним поговорить.
— А по какому делу?
— Это относится к… смерти Ковригиной.
Лейтенант позвонил по внутреннему телефону.
В общем, Павлик довольно быстро получил пропуск, но когда поднялся и вошел в комнату, указанную в пропуске, увидел не генерала, а всего лишь какого-то майора.
— Здравствуйте, садитесь, — сказал тот Павлику — Что вы хотите нам сказать?
— Мне нужен генерал Пронин, — упрямо сказал Павлик.
— Товарищ Пронин занят, — сказал майор. — Может быть, вы поговорите со мной?
Но Павлик ни с кем не хотел говорить, кроме Пронина. Он твердо стоял на своем.
Пришлось идти докладывать Пронину.
— Товарищ генерал, — начал Ткачев, пряча улыбку, — вас категорически требует Павел Павлович. Видно, что-то важное. Со мной разговаривать не желает.
— Какой Павел Павлович?
— Успенский. Молодой врач, помните?
Когда с Прониным говорили о чем-нибудь приятном или о людях, которые ему нравились, с его лица исчезало обычное выражение строгости и сосредоточенности, оно делалось мягче и в глазах появлялась какая-то особая, ему только свойственная доброта.
— Так бы сразу и сказали, — воскликнул он, смеясь, — врач Успенский, жених Лены Ковригиной! — И добавил уже серьезно: — Ну что ж, это отличный человек и, кажется, умница. Если пришел, значит, заделом. Ведите его сюда.
Уже уходя, Ткачев в раздумье спросил:
— А может быть, посвятить его в суть дела? Парень крепкий, мог бы даже помочь. Как думаете, Иван Николаевич?
— Там будет видно… Ведите его сюда!
И Павлик очутился у него в кабинете.
— Товарищ Пронин? — нерешительно спросил Павлик, с недоверием поглядывая на штатский костюм Пронина. — Генерал Пронин?
— Так точно, — подтвердил тот.
— Я хотел с вами поговорить, — взволнованно начал Павлик.
— Давайте уж по порядку, — остановил его Пронин. — Сначала расскажите — кто вы и откуда?
Павлик сконфузился.
— Извините. Врач Успенский. Павел Павлович Успенский. Ординатор больницы имени Захарьина. К вам я по делу Ковригиной.
— Что же вам известно об этом деле?
— Все, — сказал Павлик. — Решительно все. Вчера она мне призналась во всем.
— Не совсем понимаю. Как она могла признаться через десять дней после своих похорон?
— Да я же знаю, что ее не хоронили! — воскликнул Павлик. — Я вам говорю, она признались во всем!
— Мария Сергеевна Ковригина призналась, что ее не хоронили?
— Да не Мария Сергеевна, а Елена Викторовна… Леночка!
— Призналась вам, что Марию Сергеевну не хоронили?
— Да, она мне рассказала все.
Пронин испытующе смотрел на своего посетителя.
— А где же в таком случае Мария Сергеевна?
— А уж это у вас, очевидно, надо спрашивать! Леночка… Елена Викторовна сказала, что она находится… уж не знаю где, но где-то у вас!
Пронин с интересом всматривался в Павлика.
— Ну а если и так, зачем же пришли ко мне вы?
— Товарищ Пронин, я мало что понимаю в делах, которыми занимаетесь вы. Я врач. Поэтому мой вопрос может быть и наивным, и даже глупым, но вы уж меня извините.
— Пожалуйста-пожалуйста. Я вас слушаю.
— Неужели, чтобы уберечь профессора Ковригину, нельзя было придумать другого способа?
Теперь Павлик говорил уже спокойно, очень твердо, с убежденностью в своей правоте. Однако Пронин не ответил на вопрос, а только кивнул и сказал: “Так-так”, — мол, продолжайте, я хочу услышать все до конца. И Павлик продолжал.
— То, что вы придумали, дико, жестоко. Если хотите, цинично. Я не специалист, но я берусь здесь же предложить вам десять других способов. Без мнимой смерти и этих отвратительных фальшивых похорон! Скажу вам откровенно, будь я на месте вашего Королева, я бы не выполнял таких поручений, я бы бросил такую работу.
— Понимаю, товарищ Успенский, — ласково сказал Пронин, вышел из-за стола, подвинул свободный стул, подсел к Павлику. — Понимаю и кое-что расскажу вам сугубо доверительно. Этот самый Королев, которого вы, очевидно, здорово не любите, не имеет к нам никакого отношения.
У Павлика перехватило дыхание.
— То есть как “не имеет”?
— А так…
Смутная догадка начала приобретать отчетливые очертания.
— Не хотите же вы сказать, что этот Королев…
— Хочу, — прервал его Пронин. — Это пока служебная тайна, но вам это следует знать. Королев попросту шпион.