«Не иначе, зять – врач или фельдшер, – подумал Данилов. – Знакомая ситуация. Только не надо путать сутки с днями. День – когда с девяти до пяти, а потом домой».

Некоторые из коллег по «Скорой помощи», бывало, жаловались на родственников-не медиков (преимущественно тещ и свекровей), которые упорно не хотели понимать разницу между рабочим днем и сутками. «Двадцать выходных дней в месяц! Это ж с ума от безделья можно!» – осуждающе завидовали они. А десять рабочих суток и двадцать выходных в месяц это, между прочим, работа на полторы ставки, сутки через двое. Сутки отпахал, отоспался, переделал кое-какие дела и снова на работу. Не так-то все и просто…

– Чем могу помочь, Владимир Александрович? – перешла к делу Любовь Сергеевна. – Какие-то проблемы с нашим отделением?

– Это я хотел узнать, зачем вы меня пригласили, – ответил Данилов.

– Я?! – удивилась старшая медсестра. – Я вас всегда рада видеть, но не приглашала. Да и не по чину мне, как говорится… Было бы что надо – сама бы пришла. Или кто-то вас разыграл? Любопытно, кто же? Наверное, Сааков, такие шуточки как раз в его стиле…

– Ситуация действительно любопытная, – согласился Данилов, – но это не Сааков. Вчера вечером, часов около восьми, я получил эсэмэску. Сейчас покажу…

Он достал из кармана навороченный коммуникатор, подаренный Еленой на день рождения, и продемонстрировал Любови Сергеевне сообщение: «Жду завтра, есть срочная тема. Люба». Время получения 20:04.

– …а поскольку, кроме вас, ни одной знакомой с таким именем у меня нет, я и решил, что это вы написали.

– Я?! – повторила Любовь Сергеевна. – Вечером вам сообщения отправлять? Да я и номера вашего не знаю. Это кто-то ошибся, не иначе…

– Наверное, – согласился Данилов, убирая коммуникатор обратно. – И номер отправителя незнакомый. Но я просто подумал, зная, что вы нередко задерживаетесь на работе…

– Ну не до восьми, во всяком случае! Максимум до шести, до половины седьмого!

Рабочий день у старших сестер в стационарах обычно начинается в восемь часов.

– Тогда извините за беспокойство…

Данилов взял в правую руку трость и упер ее в пол. Что ни говори, как ни хорохорься, а вставать так удобнее.

– Подождите минуточку, Владимир Александрович, – попросила Любовь Сергеевна. – Раз уж вы пришли, то не уходите. У меня есть вопрос… Даже консультация.

Данилов снова пристроил трость к столу.

– Я слышала, – Любовь Сергеевна немного смутилась, – что вы работали в тюремной больнице. Это правда?

– Да, – кивнул Данилов и уточнил: – Точнее, медсанчасти исправительной колонии строгого режима[7]. И не очень долго.

– Но с порядками тамошними успели познакомиться?

– Да.

– А что в колонии, так это еще лучше.

Любовь Сергеевна сделала небольшую паузу. Данилову показалось, что она колеблется.

– Только пусть это останется между нами, хорошо? – попросила она и после кивка Данилова продолжила: – У меня посадили племянника, сына старшего брата. Брат старше меня на четырнадцать лет, он, собственно, был мне вместо отца, но особенно близки мы не были. Разница в возрасте, и вообще… Но это я так – к слову, брат умер полтора года назад, рак поджелудочной, сгорел в полгода… А месяц назад арестовали племянника, сейчас он сидит в Матросской Тишине под следствием. Статья серьезная – присвоение денежных средств в крупном размере с использованием своего служебного положения. От пяти до десяти лет. Эх…

Подробностями Данилов интересоваться не собирался, но их ему и так рассказали.

– После института мать устроила его бухгалтером в районный досуговый центр. По знакомству. Ездить недалеко, работа не очень пыльная, были определенные карьерные возможности. По большому счету, какая разница, где именно опыта набираться? Рома и работал. Через год из простого бухгалтера стал главным, когда его начальница стала председателем муниципального собрания. А потом она сделала его руководителем досугового центра, а в главные бухгалтеры пристроила какую-то свою протеже, молодую девчонку. Рома ходил гоголем: как же, такой карьерный взлет за каких-то два с небольшим года. Мы все за него радовались, думаем, на ноги парень встал. И вдруг – арест! Оказывается, что эта самая председатель втянула Рому в махинации. По ее указке и вроде как под ее прикрытием Рома налево и направо списывал деньги, большие суммы, и прикарманивал часть средств, львиную долю, конечно, отдавал, но и себе кое-что оставалось. Я, например, по наивности своей, верила, что у него хорошая зарплата, а оказалось, что это он сам себе платил…

Сейчас он – главный обвиняемый. Председатель муниципалитета совершенно ни при чем, ничего не знала и не ведала, главбух оформляла документы так, как говорила директор, а Рома, дурачок, еще и в письменном виде приказывал! Нет, вы представляете – нравилось ему в бюрократию играть!

А вопрос у меня такой. Что Рому условно не осудят, это нам всем уже ясно. Даже адвокат сказал, что исключает такую возможность, и посоветовал подобрать Роме хорошую колонию и договариваться, чтобы после суда его туда отправили… Хорошего там все равно нет ничего, а такую, где не так тяжело отбывать срок. Вот я и решила спросить вас: не посоветуете ли подходящее место, желательно не очень далеко от Москвы?

Красивые карие глаза смотрели на Данилова с надеждой. У Любови Сергеевны были красивыми не только глаза. Живое лицо с высокими скулами отличалось правильностью черт. Густые коротко стриженные каштановые волосы красиво завивались на концах (у себя в кабинете Любовь Сергеевна всегда снимала колпак и ставила его, накрахмаленный, на стол). Руки, даже с коротко подстриженными, по рабочей необходимости, ногтями смотрелись изящными. Ладную фигуру Любови Сергеевны кто-то мог бы счесть немного полноватой, но что это такое для женщины, перешагнувшей судьбоносный сорокалетний рубеж? Ничего, ровным счетом, ничего особенного!

– Увы, Любовь Сергеевна, рад бы помочь, да не могу, – Данилов, насколько позволяло пространство, развел руками. – Я работал всего в одной колонии, недолго, со всей системой ознакомиться не успел…

– А ваше учреждение? Про него вы что скажете?

– Колония как колония, – Данилов пожал плечами. – Не санаторий, но вроде бы и не филиал гестапо. И находится относительно близко – на юге Тверской области. Только она вашему племяннику не подойдет, потому что на строгий режим с первой судимостью обычно не попадают. А если и отсылают туда, то за тяжкие преступления вроде убийства.

– Жаль, – вздохнула старшая медсестра. – Мы с невесткой облазили в Интернете все форумы, но мнения совершенно противоположные, решила вас спросить. Только вы уж, пожалуйста, не распространяйтесь…

– Ну что вы, Любовь Сергеевна! – укоризненно нахмурился Данилов. – Можете не волноваться. Я вообще не любитель сплетничать, тем более на подобные темы. Кстати, не буду обнадеживать, но могу попробовать навести справки. Если, конечно, у человека не сменился телефонный номер…

– Буду очень признательна, – Любовь Сергеевна улыбнулась, но вышло совсем грустно. – Вот уж никогда бы не подумала, что придется столкнуться. Верно говорят: не зарекайся![8]

«Позвоню Константину, – Данилов вспомнил о фельдшере Конончуке, своем сослуживце по лагерной медсанчасти, – заодно и пообщаемся, новости друг другу расскажем».

Любовь Сергеевна оказалась настолько любезной, что даже предложила чай, от которого Данилов отказался. И так за время их недолгой беседы дверь за его спиной несколько раз открывалась и закрывалась. К старшим медсестрам постоянно есть какие-то вопросы, они все время и всем нужны.

Придя на кафедру, Данилов застал свою «наставницу», старшего лаборанта Колосову, в состоянии, близком к помешательству. Причина была весьма прозаической: Колосова пришивала металлическую цепочку-вешалку к воротнику своей кожаной куртки. Иголка с трудом пробивала кожу, Колосова колола пальцы, ярилась, пыхтела и выплескивала эмоции глобально.