Снова ропот, кое-где — и согласные крики
— Я предупреждаю всех, кто имеет дела с американцами и жидами, что за такое преступление положена суровая кара! Тот, кто будет стрелять в солдат, будет убит, его дом будет взорван, а его семья изгнана из страны! Тот, кто будет иметь дело с жидами, клянусь Аллахом будет повешен как собака, его дом будет взорван, а всю его семью и весь его род так же постигнет кара!
Неплохо. Американцы — вдруг превратились в жидов. То бишь евреев, которые тут — все равно, что Сатана. Определенно иракцы начинают учиться…
— Тот, кто берет в руки американское оружие, чтобы убивать правоверных — тот продает не только свою страну! Тот продает ислам, предает Аллаха Всевышнего и становится одним из кяфиров!
Кто-то тронул меня за рукав — оказалось, Павел Константинович. Осунувшийся от недосыпа, в арабской клетчатой куфие…
— Поехали, нечего тут делать…
Стараясь не привлекать внимания, мы выбрались из толпы — уходить во время выступления крайней невежливо, но я стоял на самом краю, не заметили. На углу, подальше от заведенной толпы — стоял ЛандКруизер с заведенным двигателем. Мы забрались в машину, я тут же открыл холодильник, нашел что искал — банку Ред Булла, энергетика. Открыл и присосался — а то щас свалюсь…
— В город, Вова… — приказал шеф
Внедорожник тронулся, переваривая своей подвеской неровности улиц приграничного иракского городка. Выбрались на дорогу, промчавшись мимо блок-поста Гвардии. Там тоже снимались. Город. Кое-где в другом месте — тоже был только один Город. Его так и называли в разговорах: Город. Город Грозный…
— Б…, как там все… — словно угадывая мои мысли сказал шеф — как туда вернулся.
Мимо — мы уже выскочили на федеральную трассу, шофер втопил под сто шестьдесят — гудящей полосой неслась чужая страна…
Ирак, Багдад
27 мая 2019 года
Эту ночь — мы впервые провели с Амани в месте, которое можно было назвать домом — а не местом временного пребывания. В месте, где было что-то свое, в месте, где чувствуется обжитой дух, где есть маленькие вещи, говорящие о владельце и делающие это место принадлежащим ему. Наверное, это и есть семья.
Утром — Амани меня раскритиковала за пустой холодильник и совершенно ненадлежащий набор кухонной утвари. Придется… как говорится, соответствовать — идти на базар.
Утром — как и договорились, заехал за мной Вован, просигналил условным количеством сигналов, для каждого дня недели свое число сигналов. В раздумьях относительно того, что купить из посуды, дабы не нарваться вечером на семейный скандал — я вышел из дома, и…
Белая Тойота-седан впереди мигнула мне стопами.
Чёрт!
Вован отреагировал мгновенно — подал машину вперед так, чтобы она была между мной и Тойотой. Зазвонил телефон — номер которого знают далеко не все.
— Слушаю…
— Это ты, братан?
Знакомый голос, чтоб его.
— Ты где?
— Впереди. Белая Тойота…
— Вижу…
Показал Вовану знак — все в порядке. Направился к Тойоте… если что уйти они все равно не сумеют… а так не смертники же они. Борек — так точно не смертник. Он жить любит. Большими, мать его, глотками…
Тот парень — вроде как украинец — сидел за рулем. Борек — сзади…
— Доволен, что пулю только что чуть не поймал… — сказал я, садясь назад к своему старому «другу»
— Да брось.
— Ага. Щаз. Оторву и брошу. Тебе под ноги.
Борек вымученно улыбнулся
— Не начинай, а?
— Я и не начинал пока. Тебе — чего здесь надо окромя неприятностей.
— Ты сделал?
Я сделал удивленное лицо
— Сделал? Чего сделал, родной?
— То, о чем мы договаривались.
— А ты думаешь, это так просто? Да о таких вопросах — знаешь, какие верха решают?! А ты — сделал…
— Я то думал, быстрее будет.
— Индюк тоже думал — и куда попал? Если хочешь — позвони в Кремль — для ускорения. Говорят, там много, кто Пурим [118]отмечает…
Я подмигнул
— Бывай. Чуть что будет — сообщу
И полез обратно на свет божий. В таких случаях — нельзя давать противнику ни шанса перехватить контроль над ситуацией…
Вован — ждал меня в Патруле с мрачной репой и рукой под курткой, лежащей на переднем сидении. Я сел назад
— Чего мрачный такой? Знамя украли [119]или чего там?
— Это — чего за орел был?
— Да так. Человек божий, обделан кожей. Чего нового?
— Приказано всем с утра в основное здание. Какая-то оперативка будет.
— Опять?!
Терпеть ненавижу оперативки. Потерянное время, взаимодействуют один, максимум — двое. Остальные стараются не зевать и не испортить воздух. Но при этом — все изображают на морде лица служебное рвение, понимание ситуации и готовность прямо щас вскочить и побежать делать то, о чем вещает очередной оратор. При этом думая — когда этот козел, наконец заткнется, и можно будет пойти покурить…
Ненавижу…
Проталкиваемся по улицам. Водить автомобиль в Багдаде не так просто, как кажется, и если ты сидишь пассажиром — это не значит, что ты тупо пялишься в окно. Ты контролируешь правую полусферу, рука на автомате, глаз — выделяет признаки опасности. Мотоцикл — киллеры чаще всего работают на мотоциклах, так легче скрыться, собирающаяся у тротуара толпа, резко набирающая ход машина. В последнее время ублюдки, отрезанные от каналов пополнения оружием и боеприпасами придумали новую, скотскую тактику — они говорят пацану лет десяти — двенадцати: хочешь стать шахидом? Ну, кто не хочет, если вокруг все только и талдычат о шахидах — конечно, говорит, хочу. Дают коробку блестящую, из-под чая, или обрезок трубы и говорят — пойди, брось, когда машина кяффиров проезжать будет. Фокус в том, что это похоже на СВУ, самодельное взрывное устройство, но таковым оно не является. А палец то на спусковом крючке, и перед глазами — друзья, разорванные такими вот взрывами — проверять, что там, просто труба, или там взрывчатка, вытопленная из неразорвавшегося снаряда — разбираться не хочется. Выстрелил — и вот тебе еще один малолетний шахид, еще одна костяшка на счетах мест и ненависти. Не выстрелил… они это тоже замечают, и даже учет машин ведут. Не выстрелил — следующий раз бросят настоящую, не пожалеют.
И одновременно с этим — шум на улицах, нарядные девушки, многие без паранджи, только волосы прикрыты легким, газовым платком. Машины новые, магазины. Черт… гибрид Нью-Йорка, Москвы и Кабула, в котором сейчас ой как не сладко…
Пробиваемся через пробки, сигналя и нахально лезя вперед, как и все, Розенбаум поет про страну, плюющую пулей в лицо, рука на автомате. Интересно — это вообще, когда-нибудь закончится? Ну, я про все про это — про ислам, про шахады, про шахидов, про амалият, [120]про истишхад, про касас. Когда-нибудь — хоть когда-то — мы сможем жить мирно, как раньше? Или наши внуки — тоже будут воевать? Достало что-то это…
На периметре русского дома — усиленная охрана, стоят бронетранспортеры, тяжелые. [121]Во дворе — кавалькады суровых черных джипов — из Москвы что ли приперли, идиоты? Тут все на белых ездят — жарко однако.
Оказалось — так оно и есть…
Как зашел — ко мне бросился Мельниченко, тот еще фрукт. Один из тех, кто командировку на ж… отсиживает. Тут, в доме — подай, принеси, пошел вон. Чей-то помощник, сиречь — холуй. Тоже ненавижу…
— Вы где ходите! Оперативка десять минут как началась!
— Та-аварищ подполковник — мы не ходим. Мне вообще сам генерал три дня отпуска дал.
Холуй закатил глаза от возмущения
— В главный зал! Не шуметь только.
Дать бы тебе в морду, козлу — вот бы шума было.
В бывшей штаб-квартире партии БААС, которая в общем то была похожа на нашу КПСС, только более циничная — был зал для съездов, большой — нам такой не нужен. Нам бы поменьше — да других нет. Вот, приходится здесь на первых рядах размещаться.
Оп-па… а у зала то тоже — охрана.
— Документы…
— Пжалста…
— Оружие есть?
— Конечно есть.
— Сдайте…