Подполковник посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом
— Нет, конечно. Я… только приказал
— Зачем… зачем ты это сделал… зачем…
— Затем, что это нужно было сделать. Надо было заставить их действовать. Вывести из равновесия. Совершить ошибку.
— Нет…
— Что — нет?
— Все это ерунда. Вы просто не хотите прекращать войну. Войну между собой.
— Войну? — подполковник смотрел на меня иронически — да, войну. Войну с предательством в своих рядах. А ты бы — мирился с предателями в своих?
Предатели. Война. Справедливое наказание. Аллах. Интересы нации. Изгнанники. Рабы. Сколь зла свершилось от этих простых в общем то слов. И сколько еще свершится.
— Вы… знали… что она работает на Малика?
— А как сам думаешь?
Знали. В мире Востока, который для чужих — непроницаемая стена — от своих не утаишь ничего. Знали…
— Она работала на них с санкции. По крайней мере, сначала. Мы не террористическая организация, кто бы что ни думал. Есть народ. У него есть вооруженные силы. Есть спецслужбы. Мы и есть — спецслужбы этого народа. Народа без государства. Но все это пока.
— А потом?
— А потом было потом — жестко заключил подполковник — в какой-то момент, интересы расходятся и каждый начинает действовать в своих интересах.
— Так ты…
Я вдруг понял. Он же и меня — пришел сейчас убить.
Видимо, на моем лице это понимание отразилось — потому что подполковник вдруг вытащил пистолет и положил на стол между нами. Бутылка, стаканы. Лежащий между ними пистолет. Натюрморт на все сто.
— Не бойся. Я думал, что ты враг. Теперь понял, что нет.
Враги. Сначала — он попытался убить меня на стрельбище. Потом…
— Того, что я делал и делаю — тебе мало?
— Мало — подполковник еще налил себе — мало. Ты должен понять нас — в нашем деле нет сантиментов. У вас — первая по величине страна мира, а у нас нет ничего. Мы ведем борьбу и не можем отступить. Нет места для жалости. Если ты не можешь решить, враг тебе человек или друг — убей. Лучше еще один мученик, чем еще один враг. Второго Мосаба Юсефа [99]— мы допустить не можем.
— А чем тогда твоя борьба отличается от ее борьбы?
Подполковник поставил стакан на стол
— Я думал, ты понимаешь.
— Расскажи убогому.
— Что ж. Она — в душе всегда была фанатичкой. Ей было плевать на народ, на наш народ, о страданиях которого она так красиво говорила. Она радовалась этим страданиям, потому что эти страдания — приближали ее мечты. Тот день и час, когда люди ринутся на пулеметы самоубийственной волной. Пусть девять из десяти погибнут — но десятый станет свободным. Мы думаем по другому. Наш народ невелик — и одному Аллаху известно, сколько его сынов погибло в попытках реализовать безумные мечты. Мы тоже ведем борьбу — но не так как она. Для нас — важен каждый наш человек. А она — хотела разжечь пожар и бросить весь народ в топку. Теперь видишь разницу?
Подполковник помолчал — и добавил
Я думал, ты тоже работаешь на ЦРУ и ведешь войну против нас. Потому и пытался тебя убить. Я ошибался. Прости, брат…
— Пошел вон.
…
— Я сказал — пошел вон. И не смей больше называть меня братом. Пошел вон.
Подполковник встал. Хотел что-то сказать — но так и не сказал. Просто вышел.
А я — еще какое-то время сидел за столом. Потом — смахнул бутылку, стаканы, и впервые, с тринадцатого года, с того злополучного взрыва — заплакал…
Политический триллер — русские в Ираке, 2020 год. Контрнаступление на исламский джихад
1.0 — создание файла
Афанасьев Александр
Ответный удар
Часть 2
Жизнь в мгновенье пройдет, не вернуться назад,
Нет дороги назад, все что ты не успел,
Нет дороги назад, шепчет голос в ночи.
Нет дороги назад все в ночи замолчит.
День на небе зажжет свой последний закат,
Вспомни пройденный путь, и ты вовсе не рад
Мысль как острый кинжал нет дороги назад.
То тебе не сказать, ведь всему есть предел,
Все что ты потерял, то уже не найти,
Ты остался один, ты остался один,
В долгой страшной ночи,
Вихрь жизненных бурь, все ж обратно манит,
Нет дороги назад, все что ты не успел
То тебе не сказать, ведь всему есть предел
Все что ты потерял, то уже не найти,
Нет дороги назад, шепчет голос в ночи
Ты остался один, ты остался один,
В долгой страшной ночи…
Багдад, Ирак
26 мая 2019 года
Утром — Подольски позавтракал в ресторане отеля. Ему принесли вполне приличный деловой завтрак, принятый в развитых странах мира — тосты, масло, мед, кофе. Кофе был йеменский, просто отличный — его трудно найти за пределами Востока. Таксисты — кинулись к нему, едва он вышел из отеля — но он с улыбкой извинился и сказал, что хочет немного пройтись пешком.
Багдад изменился и сильно — хотя Подольски понимал, что на самом деле он остался прежним. Именно поэтому, кстати, русские здесь и прижились — они тоже мастера что-то менять, ничего по сути не меняя. Хотя русские считались капиталистами, делали бизнес — в душе они остались теми, кем и были. Апологетами авторитаризма. Сторонниками диктатуры. Они не любили ничего менять, и ради этого готовы были применять силу. Они умели молчать и принимать ложь как должное, принимать всем обществом и молчаливо договариваться, что ложь и есть правда. Это было заложено в их генах, точно так же, как в генах американцев было заложено стремление к личной свободе, дороге, ведущей за горизонт, стремление решать проблемы здесь и сейчас и докапываться до сути вещей. [100]Вот почему — русские если им и не враги — то друзьями точно никогда не станут.
Но они могут быть союзниками. Подольски был реалистом и понимал, что американцы уже давно не справляются с ситуацией на Востоке, Восток — все равно что бурлящий котел. Ублюдки из НАТО — считают, что НАТО — это нечто вроде молчаливого соглашения, по которому американцы должны их защищать за свои деньги. А они в ответ — еще и могут критиковать их в качестве благодарности. А вот военный союз России и Америки — непобедим, против него не устоит никто. И возможно это последнее средство против того, чтобы ситуация полностью вышла из-под контроля…
Когда он последний раз был здесь — половина Багдада была перекрыта ти-уоллсами, мешками с песком и бетонными заборами. Сейчас — большую часть их разобрали, но встречное движение на дороге — по-прежнему было отделено ти-уолсами — готовыми бетонными разделительными блоками, примерно в два фута высотой. Большие проблемы боевикам при обстреле теперь, наверное, создавала реклама — ее было полно и всякой, и в виде щитов, и в виде растяжек.
Было много машин. Когда они только что пришли — здесь было полно машин конца восьмидесятых периода короткого и яркого, несмотря на тяжелейшую войну с Ираном расцвета Ирака. Теперь — таких машин уже почти не сыщешь — все новое, большое количество самых разных внедорожников. Выделяются автобусы, русские — при них автобусов не было, слишком опасно в плане терроризма. Один подорвавшийся в автобусе ублюдок — и минимум десяток погибших.
На тротуарах — людей было мало, все или ездили на автобусах или имели собственный автомобиль. Хотя… может, это район такой.
Кругом стройка. Весь Багдад — превратился в одну большую стройплощадку. Даже отсюда видна строящаяся башня Радио и Телевидения Ирака — похожая одновременно на русское «Останкино» и на тегеранскую башню Миллад. Как и на этих двух башнях — на большой высоте планировался вращающийся ресторан, его как раз сейчас монтировали. Опережая башню — вверх тянулись, росли как грибы после дождя бетонные монолиты жилых зданий, офисов, громадные коробки парковок. Строили русские, китайцы — больше все-таки китайцы, они большие мастера по скоростному строительству. В отличие от обычных городов — в Багдаде кажется совсем не работал архитектор: не было никакого районирования, высотки перли вверх как грибы после дождя во всех районах, никакого делового центра как при Саддаме — не просматривалось. Так же строился Дубаи — и у них уже были проблемы…
