Подольски — несмотря на всю практику разведчика не сдержал удивления
— Они на это способны?!
Рафф кивнул
— Да, способны. У них тут на подхвате немало бывших террористов. Половина из местных служб безопасности — бывшие амнистированные, они как самые опасные — преследуют своих же, чтоб выслужиться, многие еще и по причине мести. Найти несколько ублюдков для грязного дела — у них займет минут пять, не больше. Вы работали в Москве?
— Да.
— Я начинал в Минске. Так вот, если вы думаете, что поработали в Москве и знаете русских, смею вас заверить — вы глубоко ошибаетесь.
— Да?
— Да. Я сам это не сразу понял. Одна из потрясающих способностей русских — это их способность к мимикрии. Они три четверти века жили под сапогом коммунистической диктатуры, из них четверть века — у них правил Джо Сталин. Если ты высказывал вслух, что думаешь — тебя расстреливали сразу или отправляли в ГУЛАГ на смерть. Поэтому они научились врать и мимикрировать лучше, чем даже арабы. Вот почему местные их уважают и боятся. В Москве они одни. В Минске другие. В Ташкенте — а я там тоже работал — третьи. В Багдаде четвертые. В Бенгази, в Триполи, в Порт-Судане… они везде разные, такие, как это требуется по обстоятельствам. Мы везде одинаковые. Они везде разные. Здесь — территория беспредела, все можно свалить на террористов. И если вы в Багдаде попробуете похитить русского — они предпримут самые беспредельные действия в ответ: они могут обстрелять посольство ракетами, могут оставить на пути движения посольских машин заминированный автомобиль, могут похитить кого-то из нас, могут сделать все что угодно. Большинство из военных советников здесь — те, кто совершал военные преступления на Кавказе. [139]Так что похитить русского в Багдаде — самая скверная идея из тех, какие я слышал.
— И что вы предлагаете?
Вместо ответа — зазвонил телефон. Подольски похлопал по карману — звонил его телефон. Посмотрел на номер
РУССКИЙ!
Посмотрел на начальника станции — тот понял.
— Алло.
— Место для встречи. Я скидываю координаты…
И русский и тот, кто встречался с ним — тот, в белом Лексусе — на улицах Багдада оторвались от наблюдения. Установить человека из Лексуса — не удалось…
Ирак, недалеко от Басры
11 июля 2019 года
Эти места — были проклятыми местами. Некогда одни из самых плодородных мест во всем междуречье — в восьмидесятые годы они стали местом наверное самой страшной войны десятилетия, страшнее тех что прокатились в это время по Афганистану, что шли на Фолклендских островах, что разрушали многонациональный древний Бейрут. Эта война унесла жизни более чем миллиона человек и превратила некогда плодородные, удобренные илом с Тигра и Евфрата и орошаемые поля в безжизненную, мертвую пустыню.
Мы ничего не знаем об этой войне — хотя по катастрофичности, по жестокости и дикости — она не уступает Первой и Второй мировым войнам: этакий апокалипсис в миниатюре. Это была самая настоящая высокотехнологичная война, ведущаяся между двумя региональными сверхдержавами. Война, в которой были задействованы все три рода войск, война, в которой реактивные бомбардировщики Ту-22 Саддама бомбили Тегеран, война, в которой применялось химическое оружие при полном молчании и даже можно сказать молчаливом одобрении международного сообщества — особенно циничным в свете последующих событий выглядит то, что связь с Саддамом Хусейном США поддерживали через Дональда Рамсфельда. [140]Хватало и дикости — например, ракета с американского эсминца сбила иранский пассажирский самолет и никто не понес никакой ответственности, и никто даже не назвал США империей зла, как это было, когда мы сбили южнокорейский Боинг. Эта война длилась восемь лет, за это время обе стороны провели больше десятка наступательных и оборонительных операций стратегического уровня, использовались все виды имеющегося вооружения, комбинированные атаки танков и БМП, вертолетная поддержка, бои вертолетов между собой, вертолетов с самолетами, десантные операции и операции спецназа, ракетные налеты. Обе страны были прилично вооружены: Иран до революции был основным клиентом США на Ближнем Востоке, для него специально разрабатывали вооружение, [141]весь офицерский корпус учился в США и Великобритании. Ирак — был клиентом СССР, он получил огромные выгоды от нефтяного эмбарго и резкого роста цен на нефть, в Багдаде строились небоскребы. От войны — обе страны остались непоправимо искалеченными, целое поколение прошло через ужас атак до последнего человека — во многом, этим объясняется ненависть и озверение иракцев, в общем то мирных людей. Пока мы тут ждем — я расскажу только одну маленькую историю. За что повесили Саддама Хусейна и что было на самом деле.
В иракском Курдистане был такой городок — Халабджа. Он относительно небольшой и населен иракскими курдами, самым крупным народом Востока из тех, которые никак не могут образовать собственное государство: курды рассеяны по территориям четырех государств: Ирака, Ирана, Турции и Сирии. Иракские и иранские курды — несмотря на то, что жили в разных государствах, причем государствах враждующих — были для друга ближе и роднее, чем народ тех государств, в которых они жили. Политику они — точнее курдские вожди — вели циничную и непоследовательную, часто склоняясь в ту сторону, которая им что-то пообещала. И предавая тем самым Родину…
Это кстати обычное дело для мелких и гордых народов — предавать Родину. И даже для не совсем мелких и не совсем гордых- тоже. Возьмем Украину. Почему укронационалисты сотрудничали с немцами? Потому что хотели создать собственное государство, потому и сотрудничали. Для них — это было правильно. И то, что немцы, как только зашли на Украину, пересажали ублюдков по концлагерям тоже было правильно — немцам нужен был порядок, а не самостийники. И то, что Сталин чеченцев выслал, а бендеровцев НКВД по лесам перестреляло — тоже правильно. Они проиграли — и должны были расплачиваться. Здесь нет моральной компоненты, есть лишь логика и есть собственные интересы. Украинцы сделали ставку на Гитлера — их жизнь и наказала. Все правильно…
Так вот, возвращаясь к событиям в Халабдже: с той стороны — с иранской, я имею в виду — во время начала войны бушевала революция. И то ли иранские курды договорились с иракскими, то ли еще и аятоллы из священного города Кума руку к этому приложили — но факт остается фактом: иракские курды не только не стали воевать, но и открыли фронт врагу. Иранцы вошли в город.
Здесь тоже сложно дать какую-то моральную оценку этой ситуации, особенно в свете того, что произошло потом. Из-за конфликта Хусейна, и бесноватого аятоллы Хомейни, явно не совсем нормального психически (ох, как должно быть потом сокрушался Саддам, что заменил в 1977 году арестованному в Ираке Хомейни смертную казнь на высылку…) иракские и иранские курды, дети одного, во многом искусственно разделенного народа должны были стрелять друг в друга, изничтожая свой народ в братоубийственной войне. Этого ждали от них и та и другая сторона. И Ирак и Иран, и Хомейни и Хусейн. Это нормально? Нет. Солдаты отказались воевать и открыли фронт врагу, из-за чего тот — ворвался на территорию страны? Это нормально? Какое должно быть наказание за такое? Подумайте сами — вы глава государства, идет тяжелейшая война, и один из небольших народов отказывается воевать и открывает фронт врагу — при этом, и до того он поднимал мятежи и совершал террористические акты, и не раз. Их прощали, амнистировали, они каялись и начинали опять, раз за разом. В шестидесятые — в горах шла настоящая война, туда через Турцию забрасывали агентов ЦРУ, инструкторов для курдского ополчения, оружие. И все это раз за разом, раз за разом. Какое наказание должно быть за это? Что с такими делать? Тем более в военное время. Саддам Хусейн придумал — его армия начала войну в горах, солдаты Саддама травили колодцы, забивали весь скот, сжигали жилища, расстреливали всех, кого подозревали в сношениях с пешмергой и Ираном, было приказано полностью уничтожить все леса до последнего дерева. И все таки — курдский народ уцелел, что говорит о явной преувеличенности масштаба репрессий. Я разговаривал с генералом Рафикатом — рядовым он начинал именно там, в курдских горах — и то, что он рассказал про курдов сильно напомнило мне Чечню и Дагестан. И воевали с ними — с восточными перегибами, конечно, но делали не больше, чем мы в Чечне, Рафикат говорил, что репрессии применялись только, когда по ним открывали огонь из какого-нибудь селения. Осуждать тут легко — а вот что делать? Труднодоступные места, ущелья — действительно бомбили зарином и хлором. Вот скажите, положа руку на сердце — что бы вы лично предпочли? Тоже применить зарин против скрывающихся в горах боевиков — или чтобы погибли тысячи наших солдат в этих горах? Ну, решайте, решайте. Вот то-то и оно. А конкретно по Халабдже — тоже был нанесен удар химическим оружием. И на следующий день — иранская армия пригласила журналистов, чтобы запечатлеть это зверство. Еще раз — иранская! Не иракская! То есть — в момент химической атаки — там находились подразделения иранской армии, сам город был занят врагом, в нем находились части вражеской армии и предатели, которые ее в город пустили. Ну, а тут что делать прикажете? Мое мнение — город был вполне законной целью, а если судить за бомбежку химоружием — давайте, будем тогда судить и американцев за то, что они дефолианты над Вьетнамом распыляли. Нет? Не будем? А что так? А французов, англичан, немцев, которые удушающими газами в Первую мировую баловались — судить поздно, так хоть публично осудим. Опять нет? А что так то? Почему это возмущение такое… избирательное.
