— Сэр, разрешите обратиться?

— Ганни, мое звание ничего не значит, ибо я всего лишь старый и усталый помощник шерифа из Техаса. Может обращаться когда считаешь нужно, и при этом не спрашивать разрешения. Тебя что-то беспокоит?

— Да, сэр. Меня беспокоит, что мы идем без разведки. В Ираке я бы отказался так вести конвой, без разведки, без авиаподдержки, без всего.

— Но тут нет партизан.

— Вы уверены, сэр? Я — нет.

А ведь в чем то он прав. Мы приближаемся к опасному месту, там может быть кто угодно. А гашетка сейчас у людей легкая, все на нервах. И ждать, пока окликнут «стой кто идет» — я бы не стал…

— Колонна, стоп.

Рядовой снова тормознуло так, что нас бросило вперед.

— Ганни, у тебя есть толковый парень?

Сержант улыбнулся.

— В каком смысле толковый, сэр?

— Не топающий как слон, когда время идти в наступление. Способный держаться за спиной и не потерять первый номер из виду при операции. Не стреляющий каждый раз, когда рачешется левая пятка.

Ганнери-сержант издевательски нахмурился.

— Сэр, таких наверное нет. Вы описали самого типичного морского пехотинца черт побери, других нет.

— Тогда найдите мне такого, который бы больше других соответствовал этому описанию.

— Один момент, сэр.

Когда я вылез из Хаммера — передо мной уже стояли ганни и невысокий, но крепкий на вид паренек с надвинутым на глаза монокуляром ночного видения.

— Это он? — спросил я сержанта.

— Сэр, рядовой первого класса Вудс.

Парнишка это не прокричал — а сказал шепотом, что мне очень понравилось. Всегда надо думать головой — и понимать где вся армейская субординация и привычки — крики, отдача чести — неуместны.

— Сколько в Ираке прослужил, рядовой?

— Год и пять месяцев, сэр.

— Где?

— Разведрота, сэр.

— Откуда родом?

— Цинцинатти, сэр.

Понятно… Кризис, работы нет и… Кстати — вот из таких как раз предпочитают набирать людей в Дельту. Все громилы, черные, с перекачанными мышцами — это для дурных фильмов. А вот такие… один парень в Афгане принял командование взводом после того, как погиб командир и шесть часов отбивался от талибов, пока их не сняли вертолетами. Этому парню было двадцать восемь лет и в Афгане он пробыл двадцать три дня. Первая ходка.

— Не имеешь ничего против ночной прогулки по лесу, рядовой?

— Никак нет, сэр.

— Тогда идешь за мной. Пользуешься глушителем. Не стреляешь, если не стреляют в тебя или на нас не наступает одержимый. Все понял?

— Так точно, сэр.

— Ганни, отгоните машины с дороги. Организовать дежурство у пулеметов. Контрольное время — три часа. Одна красная — нужна помощь. Одна зеленая — сматывайтесь отсюда к е… матери и не оглядываетесь. Как поняли?

— Понял, сэр.

Идти было легко — хоть и страшно. Лето, влажный климат — даже если ступишь куда то не туда — не хрустит трава, не сыплются камни.

В руках — пистолет с глушителем, этого должно хватить. Сорок пятый калибр на близком расстоянии — валит похлеще пулемета. А сам пулемет — за спиной, на всякий случай. Жаль, нет костюма Гилли — но тут уже ничего не поделаешь. Идем медленно, несколько шагов — остановка, присмотреться, прислушаться. Картой лучше не пользоваться, чтобы не включать фонарик. Примерно держим путь по компасу — и нормально.

Тихо. Ни животных, ни птиц. Точно все — как вымерло. Съели? Или просто зверье и птицы откочевали подальше от обезумевшего человечества, чтобы переждать катастрофу? А куда откочуешь то, земля — она одна…

Остановка. Осмотреться. Рукой показать «вперед» — значит чисто. Еще несколько шагов. И снова остановка.

— Сэр… — эти слова рядовой прошипел мне почти в ухо.

— Что?

— Дымом пахнет.

Я принюхался. Ничего.

— Уверен?

— Да, сэр. Слабо — но пахнет. Где-то что-то жгли.

— Пошли. Тихо.

Еще переход. Еще. Видно уже, что деревья впереди расступаются — поле. Когда то здесь базировались бомбардировщики, потом по-моему тут чуть ли не в бомбометании тренировались. Но как бы то ни было — посадить и замаскировать вертушки здесь можно — а большего нам и не надо.

Еще переход…

Кромку леса от полосы отделяла пара десятков метров — и скопище бронетранспортеров. Старых «коробочек» М113, уже ржавых, какие то без гусениц, какие-то все в дырах — стояли рядком у самого края бетонной полосы. Видимо, и в самом деле тут тренировались и скорее всего тренировались штурмовики — видно, что работали кассетными и боеприпасами и бомбам по двести пятьдесят и пятьсот фунтов. В некоторых местах земля изрыта, в некоторых — цела и рытвины небольшие. А старые добрые М113, от которых бы я сейчас не отказался — служили мишенями.

Осмотрелись. И увидели — свет. Приглушенный и довольно далеко отсюда — но свет. Одинокий огонек в черно-серо-серебристом подлунном царстве. Это поле представляло собой равнобедренный треугольник — и вот в одном из углов стояло что-то, что давало свет.

Какое-то время мы осматривались. Потом я осмелился — пробежал те пару десятков метров, что отделяли нас от линейки бронетранспортеров, упал на землю, замер. Сердце бухало, казалось, в ушах, не давая прислушаться к тому что происходит вокруг.

Правив микрофон, я проверил связь. Щелчок и шипящая согласная как того требуют армейские правила. Мгновенно ответил рядовой тем-же. Готов.

Рискнуть? Если те слушают эфир?

— Вуд, как принимаешь?

— Отлично, сэр.

— Что наблюдаешь?

У Вуда была М4 с глушителем и большим прицелом Barska с максимальным увеличением до девяти. Не знаю, где он это взял — обычно так вооружаются в Афганистане, чтобы воевать в горах. Но если поставить на минимальную краткость — три — получается вполне нормально.

— Сэр, там три или четыре моторхоума. Кажется еще машины… пикап, большой.

Это кто, интересно? Спасшиеся?

— Опиши пикап?

— Сэр, большой пикап с лифтованной подвеской… Форд, старый, года девяностого. С кенгурятниками и… обвесом. С прожекторами.

Кто-то, у кого соображает голова. Была бы необходимость — обзавелся бы точно таким же. Все дело в том, что Форд Ф начала девяностых — самое подходящее транспортное средство в таких обстоятельствах. Большой, массивный, простой как мычание, с кузовом чтобы что-то перевозить. В двигателе никакой почти электроники, запчасти легко раздобыть. Еще лучше — Шевроле тех же годов с двигателем Биг Блок.

— Сэр, наблюдаю одного… двоих противников. В кузове. Вооружены, сэр.

— Не стрелять. Опиши их.

— Сэр… плохо видно. У одного СКС или что-то в этом роде. У второго — не вижу, но что-то есть в руках.

— Принял. Не стрелять.

Скорее всего — выживальщики. Может, беглые заключенные — но это менее вероятно. Кстати про заключенных — по тюрьмам сидит немало достойных людей, и сейчас нельзя всех валить под одну гребенку. Большая часть, конечно, вырвавшись, начнет грабить и убивать — этих валить без суда и без следствия. Но меньшая часть захочет присоединиться к армии, к тем, кто наводит порядок — и это хорошо, этому надо способствовать. Потому что людей мало и каждый человек на счету. Сейчас у каждого будет второй шанс — и только от него зависит, как он его использует.

— Взять на прицел. Не стрелять.

— Есть.

Что делать? Атаковать? Смысл? Уходить? Зачем тогда вообще сюда пришли? Оставалось одно.

— Они смотрят в мою сторону?

— Нет, сэр.

Я перебежал обратно, укрылся за деревьями. Достал рацию- она должна была добивать.

— Лезвие один вызывает Лезвие два.

— Лезвие два на приеме.

— Лезвие два, объект занят, повторяю, объект занят.

— Принято, объект занят.

— Несколько мобильных единиц, как минимум двое гражданских. С оружием. Статус не установлен.

— Принято. Предложения?

— Проверка. Мы прикроем.

Ганни немного помолчал, размышляя.

— Принято. Двадцать минут.

— Отбой.

Я отключил связь.

— Доклад — что там?

— Все спокойно, сэр.

Значит, эфир они не слушают. Это хорошо, значит — точно гражданские. Я бы слушал — это чертовски помогает выжить.