Все это значило только одно — в стране в значительном количестве присутствует армии США, точнее — части спецназа армии США. Присутствие США в Ливии не ограничивается отрядами морской пехоты, охраняющими посольство, дипломатический анклав и некоторые месторождения, где работали граждане США и американские компании. Силы спецназа присутствуют здесь на постоянной основе, со средствами поддержки и ведут активные боевые действия, причем — наверняка не только в Ливии, но и Египте и в других местах. После событий, названных Арабской весной — проще назвать те страны, в которых спокойно. В том же Чаде — христиан вырезают целыми семьями, неспокойно в Алжире, Нигере. Практически везде — лагеря беженцев, ни находятся на попечении ООН и разных гуманитарных организаций, местные откровенно завидуют тому, что они добывают хлеб в поте лица, а эти — просто получают гуманитарную помощь. Все лагеря уже превратились в реактор ненависти, антиамериканского действия и исламского экстремизма, лучшей школы ненависти, чем лагерь беженцев, где дети видят как родители унижаются в очереди за гуманитарной помощью и придумать сложно. Это все уже пройдено, и пройдено не раз — Ливан, Иордания, лагеря палестинских беженцев по всему Востоку. Пример палестинцев показал, что сопротивление может длиться и десять лет и пятьдесят и сто, и те, кто видел начало, все погибнут — но на их место встанут новые и новые мстители. Ни американцы ни израильтяне знать это хотели, они продолжали весело танцевать на углях, раскидывая во все стороны искры…

На входе в терминал их остановили. Военная полиция США, в открытую — с нашивками на форме и без знаков ООН. Николай — достал карточку сотрудника ООН, показал.

— Простите, где я могу найти ближайший офис?

— Пройдешь прямо, парень, дальше смотри по сторонам. Голубой флаг — это он и есть.

— А кого спрашивать?

— Не знаю, парень. У вас все время люди меняются, то и дело новое. Узнаешь сам.

Американцы проходили контроль с шутками — прибаутками. Бутылка виски обрела своих новых хозяев…

— Удачи, парни… — поблагодарил их Николай, когда они прошли чек-пойнт и вступили на ливийскую землю.

— Удачи тебе, русский — за всех сказал один из американцев — мы тебе не завидуем. По крайней мере, мы хотя бы можем отстреливаться…

Ну, это мы еще посмотрим…

Николай не ненавидел американцев. Но его первый ротный — будучи уже подполковником погиб под Донецком и Николай, как и многие другие русские, думал, что американцы заслуживают возмездия. Поляки в первую очередь — но и американцы тоже. Речь шла не про месть. Про справедливое возмездие…

Он огляделся и увидел голубой с белым флаг ООН над одним из компаундов, огороженных сеткой — рабицей. Тут же — стояли белые грузовики, турецкие дешевые бортовики с бронированными кабинами, которые ставили на стандартные точки крепления — все это он видел в Ираке. Здесь было шумно, пыльно, все куда-то спешили, ехали машины, белые и цвета хаки — и он, прикрыв лицо пустынным бедуинским шарфом, пошел по направлению на флаг, надеясь найти там кого-то, кто определит его судьбу.

Офис ООН находился в небольшом стандартном вагончике, площадью около двадцати квадратов, около него не было охраны. Сам вагончик был разделен на две равные части, в одной была никем не занятая приемная и архив, в другую вела закрытая дверь. Николай вошел, постучался в дверь — ответа не было. Решив, что рано или поздно хозяин придет — он сел, бросил рядом вещи и принялся терпеливо ждать. Чтобы не скучно было ждать — он налил себе воды в большой пластиковый одноразовый стакан из кулера, такого же, какой бывает в офисах по всему миру. В перевернутом девятнадцатилитровом баллоне — емкости для воды и все здесь были градуированы на европейские манер — оставалось больше половины и он решил, что хозяин — не слишком на него осерчает, если он воспользуется его водой. В пустыне воды как и денег много не бывает и если выдалась возможность попить — надо пить, потому что никогда не знаешь, когда такая возможность выдастся еще…

Он сидел больше часа, на улице уже начало темнеть — хотя здесь почти экватор, дело к лету, дни длинные — длинные. Он уже посматривал на часы — когда дверь с шумом распахнулась и пожилой негр в армейском бронежилете и каске, наскоро вымазанной белым — удивленно уставился на него.

— Ко мне?

Николай вскочил.

— Так точно.

— Вы откуда здесь? Полеты закрыты…

— Прибыл с грузовым рейсом…

На поясе у негра забухтела рация, он сорвал ее с пояса, ответил по-английски, на языке, принятом как официальный язык ООН. Из смысла сказанного — Николай понял, что есть какие-то проблемы с логистикой. Потом негр, не глядя, сунул рацию за пояс на защелке, выругался на своем языке, видимо африкаанс.

— Жди здесь. Я скоро. Там груз потеряли…

Вернулся негр, когда совсем стемнело. В руках его был большой котелок и пластиковая посуда на две персоны в полиэтиленовом пакете.

— Пошли.

Негр открыл свой кабинет — он оказался пыльным, полузаброшенным, с небрежно сложенными бумагами на столе. Сдвинув лишнее в сторону — он начал сноровисто накрывать на стол со скоростью, какая сделала бы честь и официанту в дорогом отеле. Мимоходом — он включил большой чайник в розетку…

— Надо пожрать. Сегодня ты все равно уже никуда не поедешь. Сейчас пожрем, потом найдем тебе место на ночь.

— Спасибо, сэр.

— Брось, какой я тебе, сэр. Я даже не военный, в армии не служил. Доброволец, волонтер, раньше тут, в отеле работал. Садись…

На ужин — оказался рис с бараниной. Специи были удивительно жгучими — но этот рис явно были приготовлен из местных продуктов, и не индусами, а настоящими бедуинами. И барашек — свежий, а не мороженный. Николай питался в Ираке в столовках для военных и миротворцев — и их стряпню теперь смог бы отличить даже по запаху.

— Меня кстати Жан Бертран зовут. Жан — Бертран, Жан-Бертран — зачем-то повторил негр. Выглядел он жизнерадостным, не пришибленным обстоятельствами.

— Николай. Ник.

— Русский?

— Так точно.

— Ты куда-то конкретно назначен? Я имею в виду — приписка уже есть?

— Миссия безопасности ООН. Я из России. Больше ничего нет, наверное, в штабе решат, куда.

— Наши решат, да…

Жан-Бертран почесал ручкой ложки голову.

— Просись в Сирт — решил он — не самое худшее для тебя. Там жалование идет в двойном размере, плюс еще кое-какие льготы. Послужишь там три месяца, потом подавай рапорт на перевод. Так и скажи — хочу в Сирт.

Николай пожал плечами.

— Я не против.

Негр взглянул на него с удивлением из-под съехавших на нос очков.

— Ты что, не знаешь, что там делается?

— Ну… то же что и во всей стране.

— Да как сказать… Там с одной стороны племенные боевики, а с другой стороны… эти гребаные исламисты. Я почему посылаю тебя туда, парень. Если ты и вправду русский — племенные вожди тебя не тронут. А любого из нас — там на куски разорвут. Отстал от конвоя, от патруля — и все…

— А исламисты?

— Ну… с этими вообще бесполезно разговаривать. Если увидишь зеленый флаг — кричи по-русски, тогда не тронут. Если черный, тогда… тогда молись, парень.

— Все так серьезно?

Жан Бертран подался вперед.

— Все более чем серьезно, парень — сказал он — местные совсем охамели. При Каддафи никто из них не работал, работали мы. Каддафи нанимал работать таких как я, со всей Африки. Без прав, безо всего. А местные — только по магазинам ходили, на пляжах купались и от безделья опухали. Каждому бесплатно квартира… да у меня в стране даже в городе чтобы накопить на хорошую квартиру надо лет двадцать пахать. А тут бесплатно квартира и сразу. Подарки семьям, медицина… все такое. Все суды любые дела решали в пользу местных, Каддафи говорил, что арабы — высшая раса. Поэтому местные — они всех остальных за скотов держали и держат. Даже американцев. Тут кого убить или запытать — плевое дело…

— Фашисты?

Негр серьезно кивнул.

— Вот именно, парень. Фашисты…